Вот коршун Чиль и мышь с ним Манг
Вещают джунглям ночь.
Скот на покой спешит домой
Скорей из джунглей прочь.
Теперь для нас приходит час,
Когда, покинув сон,
Мы ждём призыв: «Тот будет жив,
Кто джунглей чтит Закон!»
 

Вечерняя песня джунглей

Книги для внеклассного чтения

Иллюстрации Сергея Ярового

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Маугли и его братья

I

Над Сеонийскими холмами спускалась тихая тёплая ночь. Уже взошла луна, когда Волк-отец пробудился после дневного отдыха. Чуть приподнявшись и зевнув, он потянулся сначала передними, потом задними лапами, встряхнулся, помотал головой. Волчиха-мать всё ещё лежала, уткнувшись носом в подстилку, между четырьмя волчатами, которые копошились и пищали. Свет луны проникал через отверстие входа в небольшую пещеру, где устроила себе логово волчья семья.

– Вррр! – проворчал Волк-отец. – Пора отправляться на охоту.

И он шагнул было к выходу, намереваясь бежать в долину, как вдруг отверстие заслонила небольшая тень с пушистым хвостом. Какой-то зверёк нерешительно остановился у входа в пещеру и жалобно пропищал:

– Мир тебе, предводитель волков, твоему дому и твоим деткам! Да ниспошлёт судьба им удачу, пусть растут на славу джунглей, но не забывают, что есть на свете несчастные и голодные.

Волк-отец узнал этого попрошайку: шакал Табаки, любитель подбирать объедки и устраивать всякие пакости. Волки не любят Табаки за мерзкий характер, однако побаиваются, так как он чаще других обитателей джунглей впадает в бешенство. В таком состоянии он никого не страшится, носится по джунглям и кусает всех, кого встретит. Даже тигры спешат скрыться, когда завидят злобного взбесившегося шакала. Все звери страшно боятся бешенства: это самое большое несчастье, какое может свалиться на голову свободного обитателя джунглей. Люди тоже страдают от этой болезни – обычно в сезон дождей – и называют её «водобоязнь».

– Ну, заходи, поищи себе чего-нибудь, – сухо продолжил Волк-отец. – Только вряд ли что найдёшь.

– О, это благородному волку здесь нечем поживиться, а для такой ничтожной твари, как я, обглоданная кость отличное лакомство. Где уж нам, низменным гидурлогам, шакальему племени, выбирать, что хорошо, что худо?

Табаки пробрался в глубь пещеры, нашёл в углу засохшую полуобглоданную кость и тотчас принялся её грызть.

– Премного благодарны за щедрое угощение! – раздавалось из темноты между хрустом и чавканьем. – О, какие красивые у вас детки! Какие большие у них глазки! Такие малышки, а уже такие смышлёные! Да, недаром говорят, что дети владык рождаются владыками!

Лесть лилась из Табаки рекой, хотя он отлично знал, что хвалить детей в глаза – признак очень дурного тона, но уж такой у него гадкий характер. Ему доставляло удовольствие видеть, как оба родителя места себе не находят.

Довольный, что ему удалось напакостить, Табаки на некоторое время замолчал, но вскоре опять взялся за своё:

– Я вот что слышал: владыка Шер-Хан собирается поохотиться здесь, в ваших краях, в ближайшую луну. Так его милость соблаговолил сказать мне.

Обитал тигр Шер-Хан, про которого говорил Табаки, выше по реке Вайнганге, километрах в двадцати-тридцати от пещеры.

– С какой стати? – возмутился Волк-отец. – По Закону джунглей он не может переменить место охоты, не известив об этом заранее соседей. Он распугает дичь на десятки километров кругом, а мне теперь приходится добывать пропитание за двоих.

– Недаром его с рождения зовут Ленгри – Хромым, – заметила Волчица-мать. – Он хромает на одну ногу, потому и охотится только на домашний скот. Местные крестьяне потеряли терпение и принялись устраивать на него облавы, вот он и решил перебраться сюда. Он здесь будет пакостить, а мы за него отвечать. Он потом уйдёт в какое-нибудь другое место, а крестьяне возьмут да и подпалят наши джунгли. Нечего сказать, хорош повелитель этот твой Шер-Хан!

– Может, мне так и передать его милости? Мол, благодарите, то-сё… – прогнусавил Табаки.

– Вон! Сию минуту вон! Отправляйся к своему повелителю! – не выдержал Волк-отец. – Довольно и тех мерзостей, что ты успел натворить этой ночью.

– О, конечно-конечно! Уже ухожу, – тявкнул Табаки. – Да вот, кстати, и владыка Шер-Хан: слышите его голос? Так что зря я старался, передавал вам известия о его прибытии.

Волк-отец прислушался. Действительно, из глубины оврага, где протекал ручей, доносились отрывистые, хриплые звуки тигра, явно разочарованного: похоже, от него ускользнула добыча. Его даже не смущало, что теперь об этом узнают все джунгли.

– Да кто же начинает ночную охоту таким шумом? – возмутился Волк-отец. – Неужели он думает, что наши лани похожи на жирных быков, которые пасутся в долине Вайнганги?

– Ш-ш-ш! Нет, это не на быка и не на лань он сейчас охотится, – тревожно прошептала Волчица-мать, – а на человека!

Вой тем временем сменился рычанием, от которого кровь стыла в жилах, который приводил в ужас дровосеков и цыган, если тем случалось заночевать под открытым небом. Этот звук заставлял их вскакивать с места и бросаться куда глаза глядят – порой даже в пасть тигра.

– Да, так и есть! Охотится на человека! – оскалился Волк-отец. – Вот мерзавец! Мало ему лягушек в болоте. Это же надо: закусить человеком, и притом на нашей земле!

II

Закон джунглей не запрещает ничего, кроме охоты на человека, за одним-единственным исключением.

Нападать на человека можно лишь в том случае, если нужно показать детёнышам, как следует охотиться, но только в той местности, где обычно охотится племя. В противном случае в джунглях появляются белые люди на слонах с ружьями, а за ними сотни темнокожих с гонгами и факелами, и от этого страдают поголовно все обитатели. Сами же звери толкуют мудрый Закон иначе. Они говорят, что человек – существо слабое и беззащитное и нападать на такую дичь уважающему себя охотнику неприлично. К тому же обитатели джунглей свято верят, что у людоедов выпадает не только шерсть, но и зубы.

Тем временем ворчание приближалось, но вдруг его сменил оглушительный рык, а вслед за ним по джунглям разнёсся отчаянный вой, совсем не похожий на мощный голос тигра.

– Похоже, не повезло, – заключила Волчица-мать. – Что бы это могло значить?

Волк-отец высунулся из пещеры и вдруг услышал яростное завывание Шер-Хана, который метался где-то в гуще кустарника.

– Там, внизу, дровосеки жгут костёр – видно, он прыгнул сдуру и обжёг лапы, – сказал, вернувшись в пещеру, Волк-отец. – И этот пакостник Табаки тоже с ним.

Волчица-мать вдруг насторожилась и тревожно сказала:

– Кто-то поднимается на холм: надо бы посмотреть.

Из кустарника послышались шорохи, и Волк-отец припал на задние лапы, изготовившись к прыжку, но прыгнул как-то странно: словно испугавшись, подскочил вверх и приземлился на том же месте, обескураженно пробормотав:

– Человек! Там человеческий детёныш…

Прямо напротив Волка стоял, держась за ветку, темнокожий ребёнок, явно едва научившийся ходить. В следующее мгновение совершенно голый малютка засмеялся и направился прямо к нему.

– Это детёныш человека? – удивилась Волчица. – Вот он какой! Я никогда ещё не видела человеческих детёнышей. Принеси-ка его сюда.

Волк привык переносить в пасти своих волчат, мог бы и яйцо зубами взять, не раздавив, поэтому его челюсти, плотно обхватив ребёнка, не причинили ему никакого вреда. Волк принёс ребёнка в пещеру и положил рядом со своими волчатами.

– Какой он маленький и совсем голый, без шерсти! А смелый какой! – засмеялась Волчица, когда малыш растолкал волчат и добрался до её тёплого бока. – Смотри! Он голодный, как настоящий волчонок. Ишь как присосался! Едва ли ещё найдётся волчица, которая могла бы похвастать, что кормила своим молоком человека!

– Нет, такое бывало: мне как-то приходилось слышать, – но только это было давно и не в нашей стае, – возразил Волк-отец. – Ведь поди ж ты, совсем без шерсти; стоило мне лапой махнуть – и всё, а он не боится, смотрит прямо в глаза да ещё улыбается!

Вдруг лунный свет, проникавший в пещеру, сразу померк, и огромная квадратная голова загородила отверстие. Широкие плечи не позволяли тигру пролезть внутрь, поэтому он зарычал, из-за спины его тут же раздался противный лай Табаки:

– Мой господин! Я видел, он спрятался именно сюда. Видел собственными глазами!

– Шер-Хан лично нас посетил? Это великая честь, – стараясь не выдать гнева, спокойно проговорил Волк-отец. – Что привело к нам владыку?

– Моя добыча! Верните мою добычу! – прорычал Шер-Хан. – Вы спрятали человеческого детёныша! Родители его бросили и убежали, так что он мой!

Как и предполагал глава волчьего семейства, Шер-Хан угодил в костёр дровосеков, остановившихся на ночлег, и сильно обжёг лапы. Это привело его в ярость. Волки, однако, не очень-то испугались, поскольку знали, что зверь не сможет протиснуться сквозь узкое отверстие в пещеру – разве что мордой и передними лапами. Шер-Хану не удастся дотянуться до ребёнка в любом случае – скорее застрянет.

– Волки – свободные обитатели джунглей! – резко возразил Волк-отец. – И повинуются лишь вожаку своей стаи. Им нет никакого дела до полосатых воров, таскающих телят. Человеческий детёныш наш и не достанется никому другому! Нам решать, что с ним делать.

– Да что вы о себе возомнили! Долго я ещё буду торчать у вашей собачьей норы и ждать, пока мне вернут законную добычу? Забыли, кто перед вами? Сам повелитель Шер-Хан!

Пещеру огласил рёв рассвирепевшего тигра, но это никого не испугало. Волчица резким движением стряхнула с себя детёнышей и бесстрашно прыгнула к входу в пещеру. Её глаза вспыхнули зелёным пламенем гнева и смело встретили сверкающий взгляд Шер-Хана.

– А ты знаешь, хромоногий убийца, кто перед тобой? Я Ракша – бесстрашный демон, и я повторяю: человеческий детёныш мой! Я не дам его убить. Он будет жить и расти вместе со стаей, а когда повзрослеет, с ней же станет охотиться. А ты, бесстрашный охотник на домашний скот и маленьких беззащитных детей, пожиратель лягушек и рыбоед, запомни: настанет час, когда этот самый детёныш придёт и убьёт тебя! Теперь же убирайся, да поторопись, а не то, клянусь оленем, которого убила (я ведь не ем дохлятину, как ты), как бы тебе не захромать и на остальные лапы. Вон отсюда, палёная кошка!

Волк-отец с удивлением смотрел на свою подругу, успев позабыть тот день, когда добыл её себе, выдержав схватку с пятью сородичами. Не зря её в стае называли Ракшей, то есть демоном: она всегда оправдывала это прозвище. И Шер-Хан, который без страха смотрел в глаза Волку-отцу, не мог выдержать огненного взгляда Волчицы-матери. К тому же он хорошо понимал, что все преимущества на стороне Волчицы, если она вздумает завязать смертный бой, поэтому поспешил отойти от входа, прорычав:

– Каждая собака огрызается у себя в норе. Посмотрим, что скажет стая, когда узнает, кого вы пригрели. Детёныш мой, и ему один путь – ко мне в пасть. Помните это, серые!