Пролог.Фиаско и надежды

Май. Я выбежал из лесопарка на дорогу, ведущую к домам. Я заканчивал утреннюю пробежку. Школьник на дороге остановил меня, округлил глаза, поправил тяжеленный рюкзак за плечами, весь встряхнулся, указал большим пальцем себе за спину, крикнул:

− Там мужик подвис и грохнулся.

Я побежал дальше. На асфальте лежал человек. На боку. Изо рта − кровь. Вокруг – люди, зеваки.

− Что с ним?

− Упал. Лежит.

− Надо поднять!

− Нет! – запротестовала грозная дама, для убедительности приподняла сумку на колёсиках, ударила ей об асфальт. Типическая такая русская женщина, из тех, которые у Некрасова и в огонь и в воду: – Нет, нет и нет! Трогать нельзя. Вдруг инсульт, вдруг ножевое ранение в живот. «Скорую» вызвали.

− Где вы видите ранение в живот? – спросил я ошарашено. Я ещё не отдышался, приходил в себя от резкой остановки. Я всегда заканчиваю пробежку по 4-10¹.

− Он говорит, но заплетается, бормочет что-то, я разобрал, что мобильник в кармане, достал и позвонил по первому телефону, сын уже идёт,− сказал крупный мужчина. Крупного я постоянно встречал в лесопарке. Он такой праздношатающийся. Всегда со всеми общается. И со мной пытался.

− По-моему, надо поднять. Застудит ещё что-нибудь. У меня отец на «Скорой» работает, − я набрал номер отца.

− У него отец на «скорой», отец на «скорой», – раздалось уважительное эхо.

− Но «скорую» вызвали, молодой человек! − протестовала некрасовская баба.

Я поднял руку, чтобы не мешали говорить – все замолчали.

− Пап!

− Ну?

− Тут мужчина лежит.

− Где?

− При входе в лесопарк.

− Пьяный?

− Нет.

− В сознании?

− Да.

− Упал. Я видел. Шёл и упал, − подсказывали мне все.

Я повторил «показания очевидцев».

− Подними, усади, − сказал папа. – Если сможет идти, до лавки доведи. И «скорую» встречайте. Они запутаются, куда ехать. Они в лесу всегда путаются.

− Сказал поднимать, − я отключил телефон.

Стали поднимать пострадавшего. Я открыл сумочку на поясе, достал влажные салфетки – у человека всё лицо было в крови, кровь капала на ветровку. Сначала подумал – рассёк лицо, но нет: носом ударился, кровь из носа. Видно спазм у человека, внутричерепное давление, вот и закружилась голова… Может и микроинсульт. У моего дедушки три инсульта, и несколько микро, при микро он также падал и быстро вставал. Весной, если вдруг внезапная жара, мой дед плохо себя чувствует. Лежит целый день, отдыхает.

Довели пострадавшего до скамейки − метров сорок и всё в гору. Я всё это время промакивал деду лицо. Доставал всё новые и новые салфетки. Усадили на лавку. Кто-то пошёл на улицу – «скорую» встречать.

Дед на лавке окончательно пришёл в себя − принялся благодарить, сам стал салфетку держать около лица. Худой он. Рубашка светлая, брюки. Жилистый такой пожилой мужчина, и не скажешь, что старик.

Подошла фельдшер, раскрыла чемоданчик, стала наполнять шприц, параллельно задавать вопросы: что произошло, что болит… Пострадавший отвечает: шёл, упал, очнулся – лежу. Я эту фельдшерицу знаю, мне папа рассказывал о ней. Симпатичная, стрижка у неё такая − полголовы сбрито. Папа говорит, она дерзкая, отшивает только так водил – водители к ней постоянно подкатывают. Папа на кардиологической «скорой», на самой крутой. Есть ещё гинекологическая на нашей подстанции, там денег дают, чтобы в нужный роддом отвезли или хорошую больницу². На детской тоже врачам подбрасывют – на детей никогда ничего не жалеют. Пока все эти проверки на подстанциях не начались, папа вообще хорошо зарабатывал. Сейчас хуже стало. Жалобы в интернет строчат все, кому не лень. Некоторых фельдшеров показательно поувольняли, врачей не тронули. Взяток теперь все боятся. Но жить-то все хотят. Бесплатная медицина сами знаете какая. На самом деле бесплатная она условно. Вот люди и дают, чтобы получше укол, кардиограмма, не выходя из квартиры – всё равно это дешевле на порядок, чем платно врача вызывать.

Тут как раз сын пострадавшего подошёл:

− Папа! Ну как же так!

− Да вот вышел, − оправдывался «папа» нетвёрдым слабым голосом. – Иду, голова закружилась, ноги подкосились − шлёпнулся.

Сын расстроено качал головой: «Папа, папа». У сына наверняка планы, а теперь – отец заболел. Надо врача, надо уход. Это всё нервы, время, да и расходы…

Я собрал все кровавые салфетки в пакетик. Сын меня благодарил.

− Не стоит, − сказал я, – благодарности. − Мне, ей богу, не сложно.

Потом, недели через две, у меня как раз сессия началась, я встретил в лесопарке − отца и сына, но они меня не узнали, хоть я прямо мимо них пробежал. А больше я их не видел. На дачу, наверное, вывезли «папу».

Множество раз этим летом в круизе по Волге я вспоминал человека на асфальте, в крови, с покарябанным носом. Я и осенью, когда учёба началась, тоже его вспоминал. Но летом − постоянно. В круизе, если выходной, скучновато. Отдыхающие с обслугой не очень общаются − вот я всё и думаю… Смотрю на Волгу, на берег, на леса и пристани, вспоминаю Горького «Детство», и тепло на сердце. Под конец круиза мне стало казаться, что я и сам лежу на асфальте в крови. Не в прямом смысле, что прям ударился и лежу, и кровь из носа, «юшка». А в переносном смысле, не знаю, как объяснить. Ну вроде меня так же ударило, шмякнуло, всю жизнь меня так шмякает, впечатывает, прогибает. В самый ответственный момент я проигрываю, прихожу в себя, пытаюсь бороться − следуют мелкие победы до следующего фиаско. Допустим, тот дедок, не пошёл в тот день гулять − почувствовал себя плохо (что-то голова тяжёлая) и не пошёл. И спазма бы не случилось или микрогематомы! Переждал бы дома. Наверняка за завтраком чувствовал себя не в своей тарелке. Ответственный старик: режим, дисциплина, день накануне запланировал, ведь гулять полезно. Не менять же план из-за лёгкого недомогания. Вот и результат: упал, разбился, лежит. Проиграл схватку с атмосферным давлением и магнитной бурей. На этот раз не катастрофично. Выводы сделает. В следующий раз останется дома, пусть даже в три раза лучше погода будет и листочки ещё ярче станут бушевать незапылённым девственным цветом.

Так вот и я. Выводы после делаю. Но после драки кулаками не машут. Я проиграл. Только и остаётся мне, что вспоминать.