Глава 1

Посетителя моя колкость ничуть не смутила, он даже бровью не повел, а вполне миролюбиво ответил:

– Меня действительно зовут Виталий. Виталий Владимирович. Можно просто по имени.

– Конечно, – кивнул я, поудобнее располагаясь на больничной койке – вот бы ещё голову прислонить, но это попозже, пока разговор слишком любопытный. – Ты не против, если на «ты»? Или учителя всем выкают? Профессия обязывает… Блин, не могу свыкнуться, что ты не учитель. Кто бы мог подумать, что ты явишься ко мне с корочками. Вас там актерскому мастерству, что ли, учат?

Поражался я совершенно искренне – уж удивил Виталий так удивил. А я его ещё учил за девушками ухаживать!

– Давай на «ты», – кивнул собеседник и, пропустив мои ироничные вопросы, продолжил: – Ты, наверное, догадался, зачем я здесь…

Я быстренько прокрутил в голове возможные варианты. А что, если товарищи пронюхали, что я из будущего? Нет… В таком скверном случае наверняка бы со мной не беседовали в больнице, а приняли бы под белы рученьки и разговаривали уже под тщательным присмотром и охраной где-нибудь у них в застенках. А тут он культурненько очереди дождался, пока все посетители уйдут. Значит, будет спрашивать по делу Пистонова. Так? Или за мной вот так хитро пришли? Я даже примеривался вмазать ему табуретом. Хе…

Но вслух я сказал другое:

– Пистоновым заинтересовалось КГБ, теперь ты хочешь узнать, как я на него вышел?

– Нам уже все известно, – многозначительно проговорил чекист и достал фотокарточку из нагрудного кармана пиджака. – Узнаешь?

На ней был изображен золотой портсигар, тот самый, который я везде таскал с собой.

– Знакомая вещица, – кивнул я. – У меня такая имеется.

– Откуда?

– Забрал у Пистонова. А почему она так интересует ваше ведомство, что даже отдельно на фотоснимке запечатлена?

– Теперь все встает на свои места, – задумчиво жевал губу Виталий. – Мы поначалу думали, что это ты – их завербованный агент. Организатор.

– Ну да… Конечно… Я вообще-то кинолог, – рассмеялся я, но ушки навострил.

Не хватало, чтобы мне еще контрразведка на хвост упала. И где? В нашем захолустье… Шпионы, блин…

Увидев мое недоумение, собеседник продолжил:

– Пистонов Валерий Валерьевич входил в состав резидентуры, организованной спецслужбой не особо дружественной нам страны.

– Какой?

– Это неважно, – покачал головой Виталий.

– Естественно, – скептически поджал я губы. – А от меня-то чего надобно?

– Письменные показания для нашего ведомства. Подробненько, как все произошло. Как ты завладел золотым ключом. Ты не переживай, Александр Александрович, нам только собрать материал по Зарыбинску и отчитаться перед Москвой.

– Какой еще ключ? Перед Москвой? О как… Да что здесь творится такое в нашем городке, что вы в столицу докладные пишите?

– Уже не творится, ты пресек деятельность преступной группы, ее задачей была подготовка воров-карманников. Пистонов дал показания, и мы всех задержали. Группа дислоцировалась в Зарыбинске, отсюда на тренировочные гастроли выезжала в соседние области и края. Тут бы их никто не стал искать, милиция прикормлена, Купер и Трубецкой были поставлены во главе местного ГОВД, но ты им порушил планы.

– Карманники и западные спецслужбы? – недоверчиво хмыкнул я. – Сомнительная связь. Тебе не кажется?

– Они – обычный расходный материал для них. Карманники и не знали, для чего их готовят. Пистонов был завербован несколько лет назад, когда в октябре 1974 года сессия МОК в Вене избрала Москву столицей предстоящих XXII летних Олимпийских игр 1980 года.

– Ого, – присвистнул я, вспомнив, что как-то ляпнул Кулебякину свои предположения по поводу серии карманных краж.

Мол, не для Олимпиады ли готовят молодых воришек-щипачей, там точно будет где разгуляться, столько иностранцев и важных гостей приедет. Богатеньких… Мне легко было предположить, какого масштаба будут олимпийские мероприятия – ведь я это видел в том будущем, которое было у меня прошлым. Но тогда я в это и сам, признаться, не особо верил, может, потому что прекрасно помнил, что Олимпиада пройдет на должном уровне, и вопрос с преступностью и безопасностью гостей и участников там будет решен довольно-таки эффективно. Может, что-то по мелочи, но ничего заметного.

А тут мне Виталий втирает опять про нее. Во дела…

– Олимпиада будет проведена, несмотря на происки наших идейных противников, – заверил меня КГБ-шник.

– Не сомневаюсь, – кивнул я, чуть сдерживая улыбку, уж мне ли не знать. И голос мой, что очень кстати, прозвучал уверенно.

Проведена, конечно, будет. Но не все будет гладко, десятки стран ее бойкотируют, так как скоро, уже в 79-м, наши войска войдут в Афганистан, и шум поднимется неслабый.

– Но некоторые государства сильно против, чтобы Олимпиада состоялась именно у нас, – вещал собеседник. – Сам понимаешь, это будет первая Олимпиада, проведенная на территории социалистической страны. При нынешнем устройстве мира, делении его на социалистический и капиталистический лагеря, это довольно мощный информационный удар по идеологии противника. Они ничего не могут уже поделать, решение принято. Единственное, что они могут – это попытаться хоть как-то дискредитировать нашу страну на этом важном международном мероприятии.

– Как? – прищурился я.

Интересно, какие у него варианты, и что вообще он сможет мне рассказать.

– Представь, что будет, если мировое сообщество поведется на дезинформацию от приглашенных СМИ, что СССР – страна варваров. Что здесь высокий уровень преступности, и безопасность участников и гостей под реальной угрозой.

– Я понял, – кивнул я. – Они вербуют нашего гражданина, делают его, как там у вас называется? Внештатным агентом? Директором резидентуры? Неважно… Тот готовит профессиональных карманников, а потом в Москве на Олимпийских играх они по полной отрабатывают иностранцев и участников игр. Упор делают именно на зарубежных гостях, чтобы их СМИ раструбили по всему миру, какая отсталая это страна – СССР. Так?

– В общих чертах, да. А ты проницателен, Александр… Их поймают, конечно, карманников, когда они щипать начнут иностранцев. И накажут примерно. Но перед мировым сообществом СССР будет скомпрометирован. Ведь многие думают, что у нас тут медведи по улицам ходят. Уж в разгул преступности на этом фоне гораздо легче поверить.

– Кому же это надо?

Скорее всего, это был вопрос излишний.

– Мы выясняем, – как я и думал, уклончиво ответил Виталий. – Скорее всего, нашим друзьям в кавычках, с далекого материка на западе.

Ну да, подумал я, ведь американцы еще сами не знают, что не будут принимать участие в Олимпиаде. Но и наши войска не знают, что ждет их Афганская война.

– Вот только одного не пойму… – морщил я лоб. – Зарыбинск слишком мал для таких масштабов. Это сколько надо подготовить воришек? Чтобы такую оказию устроить на играх…

– Провинциальный городок выбран неслучайно, – улыбнулся одним уголком рта КГБ-шник, – я уже говорил, тут все схвачено, а нашего ведомства практически нет. Так, два предпенсионера сидят, бумажки пишут и предприятия курируют. Вот только Зарыбинск не один такой.

– Есть, выходит, еще подобные преступные сообщества? Ячейки?

– Уверен, что есть. Мы работаем. Пистонов, придя в себя, дал ценные показания. Теперь будет проще их найти.

Я почувствовал какое-то странное ощущение в груди. И не смог удержаться:

– Ха! Получается, я всей стране помог? Так? Ну ты же Пистона не поймал. Вообще, думал, что я все организовал.

– Получается, что помог… Но мы возьмем у тебя подписку о неразглашении. Еще хотелось бы услышать от тебя некоторые соображения по этому вопросу. Но не здесь и не сейчас. Наш руководитель хочет с тобой встретиться.

– Да? На работу меня хотите позвать? Хм… А у вас есть подразделения, где с собаками можно? Хе…

– У нас все есть.

– И все же я, пожалуй, откажусь. Понимаешь, мы полугодие закрыли, теперь надо следующий квартал поднимать. Мухтару будку утеплить надо, кабинет мне новый выбить, еще…

– Поговорим об этом позже, Александр Александрович, время еще есть подумать, – ровно и серьёзно произнёс Виталик.

Я, чтоб его, и не знал, что он так умеет.

– Ну да… Сначала подозреваете, а потом приглашаете… Интересная тактика. Кстати, а почему на меня-то думали? У меня на лбу написано – шпион? Диверсант? Или как там вы их называете? Агенты?

– У тебя был ключ.

– Какой еще ключ?

– Золотой портсигар. Он используется как пароль для контакта с куратором. Большего я сказать не могу, сам понимаешь.

Меня осенило.

– То есть такой портсигар не один?

– Нет.

– Ясно… Вот блин. Из-за какой-то штуковины меня чуть в шпионы не записали. Забавно…

– Не только из-за штуковины. Были еще моменты…

– Какие? Можно узнать?

Виталий кивнул.

– Ты перевелся в Зарыбинск, и после этого здесь вдруг наблюдается всплеск карманных краж.

– Ну так я в следствии не потянул просто. Не мое это, бумажками заниматься. Вот и перевелся кинологом, – говорил я то, что запомнил.

– Мы это проверили, да… В следственном отделе Угледарска ты вел себя как посредственный сотрудник, а здесь вдруг проявил недюжинную прыть. Повысил суточную раскрываемость, организовал физподготовку личного состава в отделе, фактически, подмял под себя руководство, и это все сделал вчерашний выпускник школы милиции. Зеленый лейтенант…

– Ага, я такой, когда не высплюсь. Злой и активный.

Виталий улыбнулся.

– Будем считать, что это так. Но теперь ты понимаешь наши подозрения.

– Тут воздух чистый, дышится легче. Вот и открылись у меня вдруг милицейские способности…

– Можешь не оправдываться, – кивнул Виталий. – В любом случае, наше ведомство тебе благодарно. Сам понимаешь, что награду не получишь. Официально – у нас шайка карманников и свихнувшийся Пистонов, который убивал для души, маскируя преступления под несчастные случаи. В газете прочитаешь официальную версию случившегося, ее и придерживайся.

– Да без проблем, коллега. Можно тебя так называть? Я же к вашему главному на прием пойду. Кто знает, что он там мне предложит…

– А ты, Александр Александрович, если что, не отказывайся… Такие предложения раз в жизни делаются. И сдай портсигар. Это вещественное доказательство.

– Да легко. Я все равно не курю. Слушай… А к Алёне зачем ты клеился и к Асе? Получается, дурил девок? – цокнул я языком. – Нехорошо вышло.

– Берегите их. Хорошие они девушки, – неожиданно проговорил Виталий.

– Что есть, то есть… А Трубецкой где? Нашли?

Тот сдвинул брови.

– Нет, но найдем.

– Купер?

– Его роль во всем этом без показаний Трубецкого недоказуема. МВД его просто по-тихому отправило на пенсию.

– Так. А если я Трубецкого найду? Вы Купера прижмете?

– Вот тогда и поговорим.

– Слушай, Виталий… – я придвинулся на краешек кровати, забыв, что от головокружения могу и свалиться. – А прокуратуру вы не проверяли? Ведь не зря же материал по сгоревшему, еще и без пальца, за несчастный случай хотели выдать. Даже вопросы эксперту соответствующие не поставили по группе крови. Я попросил Тамару Ильиничну – и она только тогда провела исследования. Не странно ли?

Виталий окинул меня взглядом. Нет, он за меня не не беспокоился, но будто хотел заглянуть куда-то внутрь, под оболочку.

– Мы все проверим, Александр Александрович, не беспокойся. Сам понимаешь, что не все следователи прокуратуры семь пядей во лбу. Бывают и ошибаются… – он помолчал, подумал, а потом добавил. – А ты точно простой кинолог?

– Ну вы же наверняка уже всю подноготную на меня уже знаете, – усмехнулся я. – Кинолог я, точнее не бывает. Сотрудник советской милиции. С детства мечтал носить погоны… А труп сгоревшего идентифицировали? – не отставал я.

– Это один из приятелей Пистонова – Алексей Ильич Огородников. В Зарыбинске известен, как художник Ильич.

– Я так и думал, – вздохнул я. – Жалко его, неплохой был мужик.

– Фальшивомонетничество, подделка документов, – хмыкнул КГБ-шник.

– Все мы не без греха, Виталий Владимирович…

* * *

Провалялся я в больничке больше недели. Хотя просился на волю уже на следующий день своего там пребывания. Не люблю зазря тушку пролеживать и бездельничать. Но врачи оказались строгие и щепетильные. Возможно, они мне внимания уделяли даже и больше, чем обычным пациентам, как особому больному. По всем местным газетам раструбили о том, как молодой кинолог обезвредил опасного преступника. Можно сказать, мы с Мухтаром – теперь местная знаменитость. Его фотка как-то тоже просочилась в газеты, та, которую еще Ася сделала, при нашем первом интервью.

Родители, естественно, прознали о случившемся, прочитали в газете – и прилетели в Зарыбинск на всех парах.

Мать охала и пыталась скормить мне банку домашнего куриного бульона, будто я не с сотрясом лежу, а тяжелораненый с передовой. Отец смущенно хмыкал, жевал губы, а потом выдавил:

– Ну ты это… сын… ты молодец.

Видно, что слова похвалы давались ему тяжело. Не привык он никого хвалить, а сына тем более, не заслуживал он ещё никогда отцовской похвалы. Не соответствовал его критериям правильного отпрыска, настоящего мужика. Стоящего, в общем. А теперь папаша, видимо себя за это корил, что не разглядел, не увидел, не поддержал. А сынок во каким стал… Вина отцов – они меряют детей по себе. Не стоит этого делать, у каждого свой путь. Хотя я тоже не думал, что мой путь в погонах пойдет…

Когда меня выписали, Ася и Эдик забрали меня на машине. Обращались со мной, как с ребенком или калекой.

– Удобно ли сел?

– Голова не болит?

– Что хочешь покушать после голодных больничных харчей?

Я уже хотел было на них прикрикнуть, мол, не лялька, сам с усам, но сдержался. Ведь заботятся, переживают. И им приятно, и мне забавно, что они так бегают.

Больничный у меня в связи с переломом правого предплечья еще был. Но на работу я все равно ходил, пусть и в режиме свободного посещения, поглядывая на всех – ну как вы, негры? Солнце еще высоко… Наведывался туда каждый день. Ведь там у меня Мухтар и Маша…

Мария Антиповна на меня по первости дулась. Не могла забыть поцелуи в щеку от Аси тогда, в палате. Но потом растаяла. Буквально во второй мой приход на работу, когда я наведался выгулять Мухтара.

– Саша, как же я соскучилась, – прошептала она мне на ухо, когда мы были одни в кабинете, и даже гипс нам не помешал.

Честно говоря, я тоже по ней скучал. Да я по всем скучал, и по Баночкину, и по Гужевому, хоть тот на меня и обижался до сих пор. Даже по следователю Голенищеву. Последний вплотную приударил за Аглаей. В отделе поговаривали, что, возможно, и свадьба будет. Ну не знаю… надо Авдея Денисовича как-то поспрашивать об этом, совет дать. Я его знаю – будет мять сиськи до ишачьей пасхи.

Кулебякина снова быстренько приказом ввели в штат и поставили на прежнее место. К нему вернулась жена. Он поделился, что даже, для порядку, пускать ее не хотел – мол, обещала и в горе, и в радости, а тут как должностюшку получил, так прилетела стрекоза, хотя лето красное пропела.

Вроде, у них все наладилось, он даже на работу как-то пришел с засосом на шее, хоть и прятал его старательно под ворот форменной рубашки и смущался как школьник, а я заметил.

Жил я пока по-прежнему у Аси. Та ни в какую не хотела меня отпускать в общагу, под предлогом того, что я немощный однорукий больной, и за мной уход нужен. Сама она целыми днями пропадала на работе, но надо отдать должное, я всегда был накормлен, выстиран и выглажен. Стирать и полоскать в общаге белье в тазике одной рукой в общем санузле – та еще работенка, потому я с ней не спорил и возвращаться в свою комнату пока не торопился, лишь переживал за свою кровать – как бы Нурик с Василиной не изломали ее. Ну ничего, новую, если что, сами и поставят, как-никак Василина – комендант и в загашнике должна иметь не поломанные кровати.

В общагу я все равно наведывался, у меня там были вещички, и кое-что периодически нужно было взять.

Нурик всякий раз встречал меня круглыми глазами:

– Ты вернулся, Мороз?

– Нет, в гости, – спешил я его успокоить, ведь жить одному ему понравилось, можно было водить преспокойненько Василину.

Долго еще их конфенто-букетный продлится? Кто знает, пока он был вполне доволен, только иногда вздыхал, что Танька-учетчица с работы на кино намекала, а он теперь домашний, как кот кастрированный. И даже в мыслях не может изменять Василине, потому что она сразу его убьет, а потом выселит.

– Кончилась воля-на… – вздыхал он. – Новые заявки на сердце больше не принимаются… Эх, Мороз, чувствую себя на балансе общежития. И все права у коменданта.

– А как ты хотел? – подмигнул я, наворачивая яичницу с колбасой, которую Нурик приготовил по моей просьбе, соскучился я по ней. – Ты теперь в отношениях, так что придержи казахских коней. Женщину понимать надо…

– Легко тебе говорить, у самого, поди, ни одной девки нет. А вот как их понять?

– Это да… – кивнул я. – Но на самом деле, женщину понять легко, она как открытая книга, хоть и по астрономии. Правда, на языке суахили. Но ведь открытая же…

– Я вот что тебе скажу, Мороз. Как старший, – Нурик положил мне руку на здоровое плечо. – Все беды – от них…

– Эк тебя понесло, а мы еще чай даже не пили.

– У меня ничего нет сладкого, не обессудь, Мороз. Может, что-нибудь купим к чаю?

– Давай купим. А ты чего хочешь?

– Пива.

– И скумбрии копчёной.

– Ага…

И мы сгоняли за пивом. Скумбрии не удалось раздобыть, копчёную не так-то просто купить, а к гастроном к Милю мы не пошли, время не стали терять. Зато разжились вялеными лещами. Твердыми, как кулак пролетария. Но рыбка оказалась очень даже ничего и в меру соленая. Тоже неплохо.

Стол застелили газетой, чтобы чешую шелушить. Разлили пиво из трехлитровой банки по эмалированным кружкам. Расселись…