"Светлый путь в никуда" – это сборник рассказов, который приглашает читателя на искреннее и трогательное путешествие по глубинам души. В каждом произведении переплетаются темы сердца, доброты и человечности, создавая атмосферу тепла и надежды. Наивные герои сталкиваются с жизненными испытаниями, открывая для себя важные истины о любви и сострадании. Эта книга напоминает нам о том, что даже в самых непростых ситуациях можно найти свет и радость. Погрузитесь в эти истории и позвольте им коснуться вашего сердца.

Топор

По деревенским меркам, Лида была уже в солидном возрасте – тридцать два года. С замужеством и детьми не получилось – уже три года, как она переехала от мужа обратно к матери.

Михаил на каждом шагу твердил, что выгнал жену из-за того, что не могла родить ему детей, но односельчане знали: Лида побила его перед уходом и сама собрала вещи. Просто все молчали, чтобы не разозлить женщину. Такая – любого может ударить. А слухи, которые муж распускал, не опровергала. Доля правды там была.

– Ой, дочка… Характер у тебя не сахар! Ты у меня вон какая красивая, видная, да мужики боятся к тебе подойти – не кулаком, так словом ударишь так, чтохоть стой, хоть падай.

– Да леший с ними, с мужиками. Жалко, что детей не могу иметь. Так мечтала о сынишке. Каждое утро просыпаюсь и представляю: вот был бы у меня сынок, разбудила бы его с утра, на руки взяла бы… Я и замуж-то вышла из-за этого. Не судьба.

Лида грустно завтракала пятью яичками с хлебом, посыпанным зеленым луком, запивала кружкой молока и шла на ферму, где она работала дояркой. С тоской смотрела на домохозяек, что сидели дома с тремя, а то и с пятью детьми, завидовала их счастью, их синякам под глазами от недосыпа.

У Николая померла вторая жена. После родов еле встала, ходила вся бледная, хилая, да и слегла. Почти год непонятная хворь мучила молодую женщину, а потом и вовсе забрала.

Поговаривали, что мать Николая, Еремеевна, с черными силами водится – обоих невесток в могилу свела, то ли порчей, то ли отравой какой. Остался мужик с двумя мальчишками на руках – одному четыре года, другомутолько вот годик исполнился.

Лида, как только прознала про это, пошла после работы к Николаю в дом. Пришла как есть – в переднике да в будничном платье, постучала в ворота. Николай вышел с топором в руке – крупный, под два метра, смурной, молчаливый. Даже не поздоровался, взглядом, кивком спросил, мол, чего надобно?

– Николай, про беду твою узнала. Ольгу жалко, конечно, но мальчишкам без женской любви худо будет. Да и тебе тяжело. Мать-то у тебя уже не молода. Если надумаешь – скажи, замуж за тебя пойду. Мальчишеккак родных буду любить.

Мужчина несколько минут смотрел вдаль, поверх Лиды.

– Ты пока ответ не давай сгоряча, подумай, хорошо?

Николай кивнул и зашел во двор.

Мама Лиды, как только услышала от дочери, что та сама к мужику ходила в дом, схватилась за голову.

– Какой позор! Скажут: вот ведь как замуж охота – сама пошла предлагать.

– Цыц, мать! Мне бог не дал сынишку, а тут их двое сразу.

– Ты хоть понимаешь, каково это – чужих детей растить? А не примут тебя, что делать будешь?

– Примут. Я их полюблю, а дети чувствуют всё.

– Ты хоть знаешь, про свекровку будущую твою, Еремеевну, что болтают? Уморила она жен Колькиных. Он хоть и богатырской силушки, да матери своей наперекор ничего не говорит, чтит её, не то что некоторые!

Женщина с обидой глянула на дочь.

– Не боюсь я её. Сыновья там мои, сердцем чую.

На второй день был, с самого утра, к дому Лиды приехал на лошади, запряженной в телегу, Николай. Лида была уже готова – обняла мать, покидала мешки с одеждой и поехала в новый дом.

На крыльце их встречала мать Николая с двумя пустыми ведрами. Не поздоровавшись с молодой женой, отдала ведра сыну и обиженно пробасила:

– Пока ты ерундой занимаешься, мне даже самовар не с чем поставить!

Взглянула на Лиду:

– Заходи, раз пришла.

Лида пропустила мимо ушей «приветливую» встречу свекрови и скорее поднялась в дом – увидеть мальчишек. Картина была грустная: один худенький мальчик, по виду не больше трех лет, бледный и болезненный, качал в люльке другого, годовалого. Ребенок в люльке был тоже очень худой и вялый. Его глаза равнодушно и без интереса к жизни были направлены на потолок. Судя по всему, он был промокший и уже замерз в еле натопленном доме.

Лида открыла печь и подкинула туда дров, отодвинув заслонку. Свекровь, увидев это, кинулась было к печи, желая достать дрова обратно, но Лида перекрыла собой проход и остановила старую женщину. Та нехорошо сверкнула глазами:

– Ты что тут удумала, свои порядки устанавливать? Я сыну скажу – вмиг тебя усмирит! Ты за дровами ходила, чтобы распоряжаться?

Лида, помня свой опыт замужества, решила промолчать. Негоже сразу портить отношения. Да и с мальчишками хотелось понянькаться. Она молча выслушала свекровь и взяла младшего на руки.

– Бог ты мой, до чего же легонький! Он совсем что ли не ест?

– Всем что ли как лошадь весом быть?

Свекровь хотела обидеть Лиду, думала, та оскорбиться. Но она и не думала обижаться. Мама и отец, пока живой был, очень любили дочку, на каждом шагу хвалили за красоту.

– Доча, ты у нас крупная, видная! А кнопки-то соседские – не то что обнять, взглянуть страшно – ветром из-за худобы унесет!

Лида, помня свой опыт замужества, решила промолчать. Негоже сразу портить отношения. Да и с мальчишками хотелось понянькаться. Она молча выслушала свекровь и взяла младшего на руки.

– Бог ты мой, до чего же легонький! Он совсем что ли не ест?

– Всем что ли как лошадь весом быть?

Свекровь хотела обидеть Лиду, думала, та оскорбиться. Но она и не думала обижаться. Мама и отец, пока живой был, очень любили дочку, на каждом шагу хвалили за красоту.

– Доча, ты у нас крупная, видная! А кнопки-то соседские – не то что обнять, взглянуть страшно – ветром из-за худобы унесет!

Когда пришло время ужинать, Еремеевна достала по куску черствого хлеба и налила всем по тарелке жидкого бульона. Старший мальчик сидел ковырялся в тарелке, без особой радости хлебал пресное варево. К хлебу даже не притронулся. Младшему намешали сырой желток с хлебом и водой. Он плевался, не желал есть. К бледному чаю было подано по куску сахара.

Лида была ошеломлена. Николай считался зажиточным мужиком – две коровы, козы, куры, гуси. Огород, правда, не держал, кроме картошки ничего не сажал. А питаются как последние бедняки на селе, ни сметаны на столе, ни пирогов. «Может, это день такой сегодня просто попал? Не успели наготовить?»

Ночью вертелась на жестком матрасе, непривычно было спать на новом месте, и вставала то и дело к младшенькому Егорке, послушать, дышит ли он – уж больно тихо лежал. Ночью слышала шорохи в чулане, старуха копошилась там, что-то искала. Утром свекровь грубо растолкала невестку.

– Вставай, что разлеглась? Кто скотину будет смотреть?

Лида хотела было ответить парой крепких слов по привычке, но, увидев, что Николай безропотно встает и натягивает валенки, молча встала и пошла за мужем. Надоила коров, поставила два ведра молока на крыльцо и прикрыла марлей. Собрала яиц штук двадцать и собралась занести их в чулан, но увидела амбарный замок на дверях. Поставила корзину у дверей, свекровь занесет позже.

– Наверное, от соседей прячутся, замки понавешали, что тут, что в доме.

Ведерко козьего молока занесла в дом, чтобы не остыло, надо будет покормить мальчиков, как проснутся, нажарить им блинов. Когда пришло время завтрака, свекровь налила ей стакан воды, дала хлеба и отправила таскать воду в баню.

– Я хотела покушать нормально, детей покормить, пока свеженькое.

– В обед нормально поешь, баню надо топить.

Уже после обеда старуха дала ей кость и две картошки.

– На, суп вари.

– Вы смеетесь, мама? Что с этой кочерги выйдет? Ни навара, ни вкуса.

– Не смей перечить мне. Живо вылетишь.

– У вас же скотины полон двор, куда мясо деваете? А где молоко, что я для детей приготовила? Куда дели? Откройте чулан!

– Без году неделю живешь тут и чужое добро будешь считать? Нечего тебе там делать. Что нужно – я сам дам, если посчитаю верным. А молоко я соседям продаю всё.

– Вы детей голодом морите.

– Молчи. Никто ты тут.

Ночью Лида рассказала мужу про то, что произошло.

– Она куда-то дела все продукты. Ни яиц, ни молока не оставила. Дети уже в обморок падают!

Николай молча приобнял супругу и, почти засыпая, буркнул.

– Сами разбирайтесь.

Лиде не спалось. В животе урчало от голода, старший мальчонка, Лёшенька, не мог уснуть, вертелся, жаловался на живот. Свекровь опять копошилась в чулане, гремела крышками.

– Совсем из ума выжила старая, что она там роется?

Она тайком встала и на цыпочках прошла через весь дом посмотреть, что это каждую ночь старуха там делает? То, что увидела Лида, поразило её до самой глубины души. Свекровь сидела на сундуке с мукой, собирала сливки прямо с ведра ложкой и отправляла их к себе в рот. Рядом стояла открытая трехлитровая банка с медом. Куски тушенного мяса брала руками и с довольным лицом жевала нежную говядину.

Лида хотела тут же наброситься на старуху и задушить её. Но, подумав, скрипнула зубами и легла спать.

Утром, проводив мужа, вышла во двор и взяла топор. Поднялась на крыльцо да разгромила дверь чулана. Свекровь выскочила на грохот и хотела было схватить невестку за руку, остановить её, но, увидев, как Лида замахнулась на неё ржавой кочергой, выбежала в одних шерстяных носках с криками, что её убивают.

– И не сомневайся, подлюка, не побоюсь грех на душу взять! Огрею кочергой тебя! Ишь ты, голодом решила заморить детишек. Ладно я, но тоже внуки твои родные! Неужто не жаль тебе их? А сын твой весь день в поле, приходит, воду из кости пьёт. Совсем осунулся молодой мужик! Ну-ка зайди в дом, Еремеевна!

– Прибьешь меня, что ли?

– Молчи лучше! Пока учить только буду.

Свекровь со страхом смотрела на невестку, решаясьвойти или нет. Но носки уже промокли, на улице было холодно, да и соседи уже собираться начали на истошные крики. Покорно зашла за сильной молодой женщиной с топором в руках.

– Садись и слушай. С этого дня в этом доме я сама буду решать, что и когда мы будем есть. Поняла? По крайней мере, пока не научишься любить своих внуков.

Свекровь кивнула.

– Если сыну скажешь, что сегодня было, тебе несдобровать. Мы с тобой теперь не чужие люди, сами разберемся. Тем более Коля мне сам вчера сказал навести порядок. А эту штуку хорошую я поначалу с собой буду таскать. Сейчас, мама, идите в комнаты, с детьми поиграйте, обед варить пора.

Лида вытерла топор тряпкой и положила рядом с собой на стул. Вытащила жирный кусок мяса и сварила густой суп. Пожарила оладушек и нашла клубничное варенье.

– Ну что, мама, мальчики, идем-то обедать! Лешенька, а ты чего под кровать залез? Мама, ну чего вы, в самом деле, трясетесь? Не плачьте, теперь все будет хорошо! Малыш, вылезай, я тебя не обижу, идем со мной. Мальчик, опасаясь, вылез из-под кровати и подошел к люльке братика.

– Тётя Лида, так вкусно пахнет! Егор даже плакать перестал.

– Сейчас мы тебя и Егорку накормим! Зайчики вы мои голодные, идемте.

Вся компания несмело двинулась на кухню. Еремеевна села с краешку, дрожащими руками отщипнула от блина кусок.

– Вкусно. Молодец.

– Это еще что, мама! Мы сегодня к приходу Николая пирогов испечем, с мясом.

Алеша так часто работал ложкой, что стучал по дну, разбрызгивал суп, с опаской глядел на мачеху.

– Кушай, кушай, сынок, протрем потом. Добавки еще положу сейчас.