– А нечего рот поганый свой открывать. Если его муж твой не научил уважительно к тебе относиться, так мы это исправим.
– Знаешь, что?
Она сделала шаг назад, глядя на лицо Никиты, едва различимое в полумраке, что, впрочем, позволяло разглядеть его глаза и увидеть, что они больше похожи на два тёмных бездонных колодца. И это пугало.
– Что?
– Я с сыном своим сама разберусь. Достаточно было просто рассказать мне о случившемся, а не устраивать здесь бойню.
Он поднялся со скамейки и сложил руки на груди, возвышаясь над ней на голову. И снова Алёна испытала нехорошее чувство – страх, что ли? Вот только не понимала тогда, что ей уж точно не следует его бояться.
– Алён… мы не мальчики трёх лет, чтобы к воспитательнице поябедничать бежать. По крайней мере, я. За Павла твоего ручаться не буду. А сейчас прости, я домой поеду. Иначе всё это у нас плохо кончится. Считай это китайским предупреждением, но если этот… сын твой в моём присутствии хоть слово о тебе скажет дерьмовое – я уже вполсилы, как сегодня, бить не буду. До встречи.