счастье (на мой взгляд) = адекватная самоидентичность.
Они никогда не говорят прямо, чего хотят от меня или от наших встреч. Сначала это кажется странным. Но потом я начинаю догадываться. Они с детства хорошо знают, что они – проблема. Что сам факт того, что они есть – уже плохая новость. Поэтому возникновение у них желаний – это двойная проблема, они знают это очень хорошо. Как же они могут сообщить мне, чего ждут или в чем нуждаются? Прийти, сесть, замереть и исчезнуть в диванном углу – это и есть подвиг.
В ГТ это называется развитием эго-функциии (я хочу того-то и того-то потому-то, и выбирают делать в связи с этим то или это), в Theory Of Mind – моделью психического (я чувствую то или это, потому-то и потому-то, и понимаю, что другой может думать и чувствовать иначе, поэтому я не буду предпринимать действий, не проверив своих версий), в поведенческом анализе это называется увеличение латентности – паузы между появлением стимула и началом реакции.
Независимость — …это не отсутствие потребностей, связанных с другим человеком, а хорошее осознавание этих потребностей. Зависимость создается неосознанными потребностями: чтобы «отвязать» их от партнера, их нужно осознавать. Тогда становится возможным их распределение в поле, между другими объектами. Неосознанность потребностей ведет к развитию зависимости.
Я буду несчастна, если «спасибо», «пожалуйста» и «прости» мне неведомы. Тогда мне придется убеждаться в том, что я есть, через «завидую», «раздражаюсь» и «ненавижу». Любой из вас знает таких людей. Они не умеют иначе убеждаться в том, что они есть.
Стыд – одно из базовых, самых ранних переживаний, ответных отвержению. И связан, как считается, с опытом, когда родители не поддерживали самые простые витальные потребности ребенка. Не в том смысле, что не кормили или не давали дышать. Но транслировали, что ребенок сам по себе, как он есть – проблема. И любая его потребность, как она есть, сам ее факт – проблема.
По сути дела, распаковывая все эти автоматизированные механизмы предательства собственных потребностей, мы запускаем процесс, обратный тому обесчувствливанию, которое сопровождало человека многие годы, пока он учился подстраиваться под тех кому было так удобно.
Это принципиальное различие между стыдом и виной, кстати. Вина – это мой поступок плохой, стыд – я сам плохой. Поэтому у людей, которых много воспитывали стыдом (сильным отвержением) есть базовое сомнение в том, что они имеют право жить такими, какие есть.
Дорогие люди обладают над нами тем большей властью, чем менее реалистичен их образ в нашем сознании.
О проекте
О подписке