Цитаты из книг автора «Полина Елизарова»

Странно, но, каждый раз глядя на себя в зеркало, шестидесятитрехлетняя Самоварова не ощущала своего реального возраста. Она видела себя такой же, как двадцать и сорок лет назад. Это вовсе не означало, что она не замечала новых морщинок или некоторых изменений в фигуре – конечно, замечала… Но именно эта объективность по отношению к себе и позволяла ей чувствовать себя завершенной личностью, для которой закономерные отметины прожитых лет не являлись существенно

одна из самых скверных житейских ситуаций – это та, где мы додумываем за других. Додумываем, как им лучше, додумываем, чего именно они от нас ожидают. Нагромождая вокруг себя стену из таких вот додумываний, начинаем испытывать чувство вины, которое толкает нас на бескорыстные на первый взгляд поступки. Впоследствии они часто оборачиваются разочарованием для обеих сторон.

– Да нет. Человек не может жить один. Или питать ему кого-то надо, или самому питаться.

Маргарита Семеновна с удовольствием втянула в себя воздух – после недавно прошедшего, моросившего с самого утра и до обеда дождика, пахло умытым асфальтом, молодой, упругой листвой и растревоженными остатками прошлогодних листьев, и даже дым от пахучей папиросы Блатной ладно встраивался в это весеннее многозвучие.

еще только набиравшем свой цветущий размах мае

Выбежав из прямоугольного, обшарпанного, постройки времен развитого социализма здания

туалете – крошечном, с текущей трубой унитаза, пропахшем мочой и разрухой.

На танцпол, где отжигали парочка вспотевших бабенок и тощий, с сероватым лицом, похожий на только что выписавшегося из ковидного отделения, беспрерывно покашливающий мужик, вышла пара: молодой брюнет с иссиня-черными, прилизанными гелем волосами и красивая, среднего возраста, женщина. Женщина, одетая в бархатное черное платье, расшитое пайетками по вороту и рукавам, была совсем как астеничная Варька худа, что, впрочем, ее не сильно портило, скорее выгодно оттеняло на фоне недовольно покинувших танцпол задастых теток.

Ресторан. Голосистый и пошлый из-за обилия пластмассовых цветов на столах и самоварного золота в ушах и на шеях декольтированных дам банкет.

В ее настоящем звучала одна длинная, мажорная, на простейших аккордах мелодия, под переливы которой она успела превратиться из девочки в девушку, окончить с отличием школу, поступить во «второй мед», бездумно потерять девственность, а утром следующего дня потерять сознание в анатомичке, вкусить в студенческих компаниях нехитрого греха, получить диплом врача, поступить в ординатуру, выйти замуж за приличного, на семь лет старше ее человека из хорошей номенклатурной семьи, прочитать много умных и не очень книжек, забеременеть и родить сына. Она успела многое. Не успела только понять, в чем ее исключительность. Уже неся в себе «новый», непрошенно родившийся в сентябре девяносто шестого мир, она стала врачом высшей категории. В коридоре клиники на прием к ней копилась самая большая очередь; в качестве благодарности она получала от рожениц или их мужей не обязательную, но вполне заслуженную «премию». Сын вырос, выучился и женился. Потом стал отцом и еще раз выучился. Развелся и снова женился. В пятьдесят девять, чуть больше года назад, Маргарита Семеновна внезапно овдовела. Горе от потери близкого человека, лучшего друга и верного спутника жизни, на время поставило на паузу «вирусный файл». Да и лето выдалось жарким, на фоне стресса она мучилась мигренью, аритмией и скачками давления. «Любовь земная и то, что мы принимаем за любовь в своем воображении, – две совершенно разных любови. Земная, что сад, который надо сначала высадить, а потом неустанно, как мы с тобой, возделывать. А та, что живет только благодаря памяти, где все вариации на тему “как могло бы быть, если…” изматывающе-бесплодны, либо сотрется до плоских фактов, либо превратится в вирус, существующий по своим, не подчиняющимся разуму законам», – глядя на фото покойного мужа с чувством запоздалой на четверть века вины думала она.