Большая игра

Термин «Great Game» («Большая Игра»), нашедший своё воплощение в зарубежной историографии и оттуда пришедший в наше историческое поле, не понаслышке знаком жителям Постсоветского пространства. В значительной степени это объясняется тем, что сам термин пришел к нам прежде всего из области художественной литературы. Его проводником принято считать роман «Ким», который поведает нам о борьбе двух великих империй – Британской и Российской – в землях Центральной Азии и Дальнего Востока. Известность и популярность «Кима» отчасти объяснима сюжетом и стилем – подростковая приключенческая история в необычных, для Европейского человека, декорациях Ближней и Средней Азии: «Жаркие, заполненные народом базары, горели огнями… То подталкиваемый, то увлекаемый толпой он добрался до высоких ворот караван-сарая… Тут были представители населения северной части Индии; они ухаживали за привязанными лошадьми коленопреклонёнными верблюдами»; отчасти тем, что автором данного произведения был Редьярд Киплинг: «Игру правильно называют Большой! В Кветте я четыре дня прослужил поваренком у жены того человека, чью книжку украл. И это было частью Большой Игры! С Юга — бог знает, из какого далека — пришел махрат, игравший в Большую Игру с опасностью для жизни. Теперь я пойду далеко-далеко на Север играть в Большую Игру». Впрочем, знаменитый английский писатель был отнюдь не первым, кто ввел термин «Большая Игра» в широкий оборот. Более того, когда роман «Ким» только сдавался в печать «…Игра» шла уже без малого около столетия, приобретая еще в своем начале вид далекий от обычного противоборства шпионов, какой она предстает в романе Киплинга. Приблизительно за пол века до него, офицер Ост-Индской компании Артур Конноли, выполнявший в восточном регионе особые поручения, в письме губернатору Бомбея, назвал свою деятельность, а заодно и деятельность коллег, “Игрой”: «Мы на пороге времени, наполненном событиями, но если мы начнем Большую Игру, которая нам предстоит, то результаты будут гораздо более благоприятные для нас, так и для тех народов, чьи судьбы вместо пребывания в хаосе, насилии, невежестве и нищете могут обратиться к миру, просвещению и счастью». Этот фрагмент важен не только в контексте хронологии, но и в понимании самого термина. Как верно заметил Отечественный исследователь Е.Ю. Сергеев: «писатель [речь о Киплинге] сумел передать “дух эпохи”, хотя его рассказ отразил лишь один из аспектов Игры – борьбу разведок». Заслуга «Кима» лишь в популяризации термина, тогда как сам он мало того, что был введен в оборот много раньше, так и научную свою составляющую имеет более глубокую. Так Американский исследователь Дэвид Фромкин сформулировал понятие Игры, как «геостратегическое русско-британское соперничество», где на первый план выходили торговые, цивилизаторские, оборонные, географические и наконец разведывательные интересы. Однако не секрет, что для широкого круга читателей последний из перечисленных Фромкином интересов будет играть куда более привлекательную роль, а потому и неудивительно, что почти каждый крупный исследователь, говоря о своей причине погружения в это русско-британское соперничество, неизменно упоминает роман Киплинга, как нечто, что стало первой ступенью на пути его творчества.

Не стал исключением и Питер Хопкирк, который много отсылается к «Киму» и другим аналогичным, но более забытым романам. Будучи корреспондентом, Хопкирк много времени проработал в Средней Азии и на Ближнем Востоке, посещал страны, которые когда-то были полем соперничества двух империй, буквально шел по стопам тех, чьими историями вдохновлялся в юношеский период своей жизни. Не случайно, что его «Большая игра» - это прежде всего история о людях, которые: «Вопреки опасностям, главным образом со стороны враждебных племен и правителей шли по ту сторону границы, чтобы заполнять белые пятна на картах, следить за передвижениями русских и пытаться завоевать расположение недоверчивых ханов». В таком контексте можно понять Сергеева, который считал, что работе Хопкирка не хватает масштабности и научности, что она: «местами поверхностна и написана в жанре исторической беллетристики». Впрочем, книге это в ущерб не идет. Напротив, её безусловное достоинство заключается именно в литературности и легкости. Живой язык, превосходные описания: «Говорили, что их запах можно учуять даже раньше, чем послышится топот лошадиных копыт. Но и тогда было уже поздно. Через несколько мгновений проливался убийственный ливень стрел, заслонявший солнце и превращавший день в ночь»; позволяют говорить о «Большой игре», как о том с чего стоит начинать знакомство с данной темой. Тем более, что автор не стремиться свести все противоборство лишь к шпионской деятельности агентов, а пытается выявить более комплексный подход причин и целей разыгрываемой в Средней Азии партии.

Само соперничество, не смотря на происхождение, Хопкирк рассматривает с обеих сторон, фактически проявляя полярность исследования. Конечно Британским агентам его книга посвящена больше, но и их оппонентов нельзя считать обделенными авторским вниманием: «По возможности я в своем изложение старался передать историю через судьбы отдельных людей, принимавших участие в великой схватке империй – как с той, так и с другой стороны». При всем притом автор пытается в объективность исследования. Его работа не пронизана англофильскими или русофобскими настроениями. Обе стороны предстают благородными и жестокими, сильными и слабыми. Правда нет-нет, а маятник качнется в одну из сторон…, думаю всем нам очевидно какую. Однако не стоит забывать, что книга вышла в 1990 году, а потому её идеологическая составляющая куда более мягкая, чем она в реальности могла бы быть. К тому же, подобный упрек будет справедлив к обеим сторонам: где у Западных исследователей мы видим алчность и хищничество России, там же у Российских (Советских) исследований мы увидим алчность и хищничество Великобритании. Достаточно взять для примера того же Халфина или Штейнберга.

Другая проблема, что в контексте этой самой полярности исследования видно, как Хопкирку не хватает подкованности в знаниях Российской истории. Где-то исковерканы имена, где-то приведены ошибочные факты биографии, где-то сделаны спорные выводы. Так, рассказывая о периоде Монгольской зависимости, которая с точки зрения автора, стала одной из предопределяющих причин в стремление России расширить границы на восток, отодвинув их от Европейской части, Хопкирк пишет об обоюдном бесславном бегстве обеих армий при Угре: «оба войска неожиданно снялись с места и двинулись прочь, словно их охватила паника». В истории подавления Венгерского восстания, которая, по мнению автора, стала одной из причин дипломатической изоляции России, Хопкирк излишне централизует роль Николая: «Одновременно армия под командованием Паскевича, двинулась в Венгрию, которая, как считал Николай, являлась центром революционного движения и строила заговор против России». Намеренности в этих оплошностях нет, хотя некоторые их них и режут глаз. К тому же касаются они не только Российской истории. Так, у автора разгон Наполеоном Директории почему-то происходит в 1802 году и это не опечатка, так как далее Хопкирк пишет: «Наполеон назначил себя первым консулом, а два года спустя короновался как император». Будучи известным событием мировой истории, оно разумеется бросится в глаза, но тогда возникает и вполне очевидный вопрос: «А сколь много подобных ошибок могло быть не замечено просто по причине неосведомленности читателей в столь узких вопросах, как история “Большой Игры”? Вопрос, от которого хочется, но невозможно отмахнуться, и, который, безусловно добавляет свою пресловутую ложку дегтя в эту, казалось бы, безупречную бочку с медом.