© И. Б. Иванов, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа

„Азбука-Аттикус“», 2025

Издательство Азбука®

⁂

Глава 1
Сейджерса грохнули

Ну и пекло!

Я хоть и не бывал в аду, но что-то мне подсказывает: там ничуть не жарче, чем в этой калифорнийской пустыне. На дворе, кстати, июль.

Проношусь мимо городка Индио и рассчитываю вскоре увидеть огни другого города – Палм-Спрингс. Говоря «проношусь», я не преувеличиваю: спидометр показывает восемьдесят миль в час. Если бы не чертова жара, ночка была бы что надо. А от жары просто нечем дышать. Вдобавок днем, когда я остановился, чтобы вздремнуть, поднялась песчаная буря; по местным меркам совсем слабая, однако у меня в горле застрял целый кусок пустыни Мохаве, или как там еще называется местное захолустье.

Вы когда-нибудь слышали про Лиззи по прозвищу Кактус? Я сейчас о ней пою, поскольку есть целая песня про эту дамочку. Не скажу, что у меня хороший голос. Он вообще никакой. Вот если бы матушка Коушен произвела меня на свет с подобающими голосовыми связками и с физиономией, отличающейся от береговой линии Санто-Доминго, тогда лучшие красотки мира выстроились бы в очередь, дабы послушать пение Лемми, которое потом войдет в историю.

Возвращаюсь к Лиззи по прозвищу Кактус. Живьем я ее не встречал, но об этой дамочке поется в песне, а песня застряла у меня в голове, придавая ритм движению автомобиля. Впервые я услышал ее от одного ковбоя пару лет назад. Было это в Соноре^[1], когда я ущучил Йелца, предъявив ему обвинение в убийстве и похищении. У того ковбоя не было ничего, кроме гитары, прокуренной глотки и воспоминаний о мексиканской красотке, сбежавшей от него. Он пел без передышки. Я уже не знал, куда деться от его пения. Окажись вы на моем месте, даже смертный приговор, зачитанный вам кем-то на манер анекдота, принес бы облегчение. В общем… вот о чем там поется.

 
Тяжка жизнь ковбоя – по пустыне скакать,
По́том обливаться и пыль глотать.
Любовь его печальна, участь нелегка,
Струны банджо теребит усталая рука.
Мало того что сбежала красотка,
На коров его снова напала чесотка.
«Где ты, Лиззи Кактус? – грустит ковбой. —
Мы же любили друг друга с тобой.
Эх, Лиззи Кактус, где тебя искать?
Все девки такие – на парней им плевать».
 

Сейчас и мне случилось напевать эту дурацкую песенку, помогающую не задремать за рулем.

Как говорят, я вышел на финишную прямую. Впереди уже видны огни Палм-Спрингс – этой жемчужины пустыни. Там вы найдете что угодно. Скажем, бриллиантовое ожерелье в шикарном ювелирном магазине. Духи по пятьдесят долларов за флакон. А можно и схлопотать бутылкой виски по роже в придорожной забегаловке, которых полно на пустынных шоссе. В таких местечках можно наскоро перекусить, одновременно лишившись репутации и подтяжек.

Въезжаю в город. Настроение хорошее, но чувствуется легкая усталость. Подождите, я ведь рассказывал вам про Лиззи Кактус? Сдается мне, в здешних краях полно таких «кактусов» женского пола. Готовы вопить при виде паука, зато пырнуть своего парня стилетом для них все равно что заказать порцию шоколадного мороженого. Впрочем, может, вы и сами наверняка натерпелись от дамочек.

Мне вот нравятся женщины. Есть в них что-то завораживающее. Ритм какой-то. Я уж не говорю про всевозможные уловки!

К этому времени я уже проехал через весь Палм-Спрингс. Невдалеке справа вижу заведение с неоновой вывеской «Хот-доги». То, что мне надо. Подъезжаю, торможу. Вылезая из машины, ощущаю себя одеревеневшим трупом. Ничего удивительного: я ехал десять часов без передышки.

Подхожу к заведению, заглядываю через окно. Милая такая закусочная. Внутри чисто. За стойкой пара девиц. Цыпочки очень даже симпатичные. Одна рыжеволосая, с такими глазищами, что кто-то когда-то явно схлопочет себе приключений. У второй фигурка, заставляющая пожалеть, что я не в отпуске. Столиков раз-два и обчелся. Внутри никого, кроме официанток и парня. Он сидит в углу, лопает сосиски и постоянно косится на фигуристую блондинку.

Смотрю на часы. Половина первого ночи. Вхожу и, приподняв шляпу, обращаюсь к рыжеволосой:

– Привет, Несравненная. Увидев вас, я ощутил непреодолимое желание съесть гамбургер и выпить чашку кофе с большим количеством сливок. А то моя матушка говорит, что я должен следить за своим питанием.

Рыжая улыбается и смотрит на напарницу.

– Глянь-ка, Элис, Кларк Гейбл^[2] пожаловал, – говорит она и тянется к кофейнику.

– А по мне, так он скорее похож на Спенсера Трейси^[3], – отвечает блондинка. – Есть в нем что-то такое. Та самая изюминка. Что ж он раньше не обозначился на горизонте?

– Не ссорьтесь, девочки, – говорю им. – Если бы здесь была только одна из вас двоих, я бы отправился искать другую закусочную. Вы как бы дополняете друг друга. Гамбургер обязательно помажьте горчичкой, а вот лука не надо совсем.

– На свидание собрались? – интересуется рыжеволосая.

– Если бы! – улыбаюсь я. – Просто я вообще не ем лук. Лук – штука опасная. Ведь никогда не знаешь, что с тобой произойдет в ближайшие минуты. Был я знаком с одним парнем. Так он наелся гамбургеров с луком, а через час девица, которую он обхаживал, помчалась звонить в Министерство обороны с просьбой выдать ей противогаз.

Рыжая улыбается до ушей.

– Вы ведь недавно в наших краях? – интересуется она и вполне дружелюбно смотрит на меня.

– Да. Только что из Мексики, из Магдалены^[4]. Ищу своего друга. Его зовут Джереми Сейджерс. В Ариспе^[5] у него умер родственник и оставил ему наследство. Вот я и подумал: кто-то должен сообщить ему об этом. Вы его знаете?

– Повезло же парню! – восклицает рыжеволосая. – Кажется, мы знаем этого Сейджерса. Как-то я видела его разговаривающим с Энни. У нас ее зовут Хот-Дог. Эта грымза пристроила его на работу в свое заведение. У нее там, знаете ли, высший класс. Для избранных.

– И у вас такие есть? – изображаю удивление я. – Ну так ваш город просто конфетка.

– И не говорите, – улыбается она. – У нас тут есть всё. Теперь вот вы появились. Полный набор для шикарной жизни!

– Ну, я бы про себя так не сказал, – шучу я. – Кстати, а кто такая Энни, которую зовут Хот-Дог?

– Персик наш, хотя и не первого сорта, – отвечает блондинка. – В шесть вечера начинает с двойных порций мартини, а к полуночи уже пьяна вдрабадан. Тогда она тащится сюда и пожирает кучу хот-догов. По ее словам, они убирают из ее организма алкогольное отравление и ей перестают мерещиться обаятельные ковбои там, где их нет. Отсюда и ее прозвище. – Блондинка прыскает со смеху, но тут же понижает голос. – Вот и она, легка на помине.

Я оборачиваюсь.

Дамочка явно стоит того, чтобы на нее поглазеть. На ней мешковатый джемпер и голубые походные брюки. На ногах пляжные туфли. Похоже, она успела влить в себя столько, что иному экономному парню хватило бы года на три. Но самое смешное, в ней ощущается класс… если вы понимаете, о чем я.

Энни плюхается за ближайший столик. Официантки сразу начинают шевелиться. Большая тарелка наполняется хот-догами. Рядом встает большая чашка кофе. Я подхватываю то и другое и несу к столику.

Энни прищуривается.

– А вы кто будете? – спрашивает она.

– Я?.. Я парень, который верит в фей. Послушайте, леди, – продолжаю раньше, чем она успевает открыть рот. – Может, с вашей помощью я кое-кого найду. Девушки мне тут рассказали, что у вас работал парень, которого я ищу. Джереми Сейджерс. У меня для него есть хорошая новость. Кто-то из родственников оставил ему наследство.

Энни впивается зубами в первый хот-дог.

– Он работал в моей гостинице «Миранда-Хаус», – говорит она. – Но все делал спустя рукава. Мне это надоело, и я его выгнала. Кажется, мой урок не прошел для него даром. Он стал серьезнее относиться к работе и теперь нанялся на асьенду «Альтмира». Это такое заведение в пустыне. Что ж, видно, там ему и место.

Она вдруг начинает плакать. Энни чем-то похожа на трубу, до краев залитую спиртным.

– Не переживайте, – советую ей. – Лучше расскажите, где находится эта «Альтмира».

Это возвращает ее на землю.

– Выезжайте из города, ковбой, и рулите до самой заправочной станции. За ней справа поворот на пустынную дорогу. По этой дороге вам катить еще миль тридцать. Когда дорога вообще исчезнет, поверните голову направо и увидите «Альтмиру». Только на вашем месте бумажник бы я туда не брала. Уж слишком лихие там ребята.

Горячо благодарю Энни, расплачиваюсь с рыжеволосой и уезжаю.

Снова гоню. Город остался позади. По обе стороны тянется пустыня. Проскакиваю мимо придорожных забегаловок, дешевеньких гостиниц и гостевых ранчо. Вскоре они исчезают, и вокруг не остается ничего, кроме холмов, деревцев юкки, кактусов и этой дороги. Спидометр уверяет, что я проехал двадцать миль. Снова затягиваю песню про Лиззи Кактус. Заметил, что, когда я напеваю эту чушь, едется быстрее.

Мысли вертятся вокруг Сейджерса. Как он тут прижился, нравится ли ему здешняя атмосфера? Он ведь совсем молодой парень.

А вот и асьенда. Дорога и в самом деле исчезает. Дальше изволь ехать по ухабистой пустыне. Но на недостаток гостей на асьенде не жалуются, и потому приезжающие машины накатали подобие дороги. Это подобие сворачивает вправо, огибает приличный кусок земли, на нем-то и стоит асьенда «Альтмира»: обычное глинобитное здание, окруженное со всех сторон оштукатуренной верандой. Для красоты тут торчат декоративные кактусы. Над входом сияет неоновая вывеска. Подъехав ближе, слышу зажигательную музыку. Играет гитарный оркестр, причем играет хорошо.

Нахожу место для машины. Когда я так говорю, это значит, что я поставил машину сбоку, у глинобитной стены, и в случае необходимости могу быстро рвануть отсюда. Бывали передряги, когда мне требовалось это сделать, и я всегда убеждался, насколько правильно поступал, не оставляя машину перед входом, где какому-нибудь придурку вдруг захочется проткнуть ножом шины.

Иду к двери. Асьенда построена в мексиканском стиле: за дверью коридорчик, другой конец которого закрыт занавеской. Оттуда слышатся гитарные всплески. Быстро прохожу коридорчик, отодвигаю занавеску и оказываюсь в зале.

Честно говоря, я удивлен. А местечко-то оказалось шикарнее, чем мне представлялось. Зал просторный, с глинобитными стенами и деревянным полом. При входе утыкаешься взглядом в барную стойку. Сбоку от бара начинается каменная лестница. Ее ступеньки тянутся вдоль стены, приводя к двери комнаты и площадочке, а с площадочки тянутся дальше, но уже вправо и выводят на деревянную галерею. Она огибает три стены. Четвертая занята огромными – от пола до потолка – окнами с проволочными сетками. Зал уставлен столиками. Кто-то сидит, кто-то фланирует по залу.

Самую середину занимает танцевальный пятачок. Пол в этом месте гладко обструган и натерт. И сейчас там танцует страстное танго забавная парочка: местный пустынный жиголо и дамочка, которая по возрасту годится ему в мамаши.

Парень высокий, стройный и гибкий. Он одет в шелковую рубашку и мексиканские брюки. На губах блуждает глупая улыбка. Партнершу свою он крутит и вертит так, словно флиртует с гремучей змеей. Оркестр – четыре парня в ковбойских кожаных штанах – помещается на невысоком подиуме и вовсю наяривает испанское танго, под которое танцует парочка. Еще четверо или пятеро посетителей толкутся возле стойки. Почти на всех ковбойские кожаные штаны или брюки. Возможно, они явились сюда с гостевых ранчо, что встречались мне по пути. Туда обычно приезжают поучиться верховой езде.

На галерею выходят двери верхних комнат. Из той, что у меня над головой, доносятся взрывы смеха и разговоры. Слева от меня, за столиком возле окна, трое парней, по виду мексиканцы, ведут обстоятельную беседу за бутылкой текилы. Справа веселится компания богатеньких ребятишек в смокингах и женщин, увешанных драгоценностями. Поскольку возле двери я не увидел ни одной машины, скорее всего, с задней стороны дома есть гараж.

Когда я вхожу, парни у стойки мельком глядят на меня и продолжают упражняться в остроумии со смазливой барменшей.

Выбираю столик у края танцевального пятачка и сажусь. Вскоре ко мне подходит парень. Кажется, он вот-вот откинет копыта, настолько он тощ. Спрашивает, что я желаю заказать. Прошу принести яичницу с ветчиной и бутылку виски. Доходяга исчезает, а я смотрю, как танцор на пятачке выделывает па.

Он продолжает кружить свою партнершу. По лицам гитаристов вижу: они едва сдерживают смех. Возможно, они думают, что танцор хочет ее облапошить, однако он ведет себя так, как и положено платному танцору. Когда пара оказывается вблизи моего столика, он разворачивает дамочку, улыбается, как бы извиняясь, и дважды подмигивает.

Вскоре музыка умолкает. Платный танцор и дамочка усаживаются за столик, где их ждет бутылка шампанского. Проходит еще минута. Из комнаты, находящейся между первым этажом и галереей, выходит парень в отлично сшитом смокинге и шелковой рубашке. Увидев меня, он улыбается, спускается вниз и направляется к моему столику.

– Приветствую вас, сеньор, – говорит он. – Для меня большая честь принимать вас в «Альтмире». Надеюсь, здесь вы получите все, что пожелаете.

Я улыбаюсь и отвечаю:

– Я тоже надеюсь!

Мне интересно, о чем он заговорит после этих дежурных слов.

– И давно вы в наших краях? – спрашивает он, безобразно растягивая гласные звуки. – По-моему, раньше я вас не видел. Вам, сеньор, очень повезло, что вы застали наше заведение открытым. Уже почти три часа ночи, но сегодня у нас небольшое торжество. Надеюсь, вам у нас понравится и мы увидим вас снова.

Возвращается официант с бутылкой виски. Наливаю себе хорошую порцию и протягиваю бутылку парню в смокинге.

– Выпейте и вы, – предлагаю я. – Позвольте узнать, с кем имею честь говорить?

Он улыбается и вежливым жестом отказывается от выпивки.

– Моя фамилия Перьера. Я управляющий этим заведением. Место замечательное, и с каждым приездом сюда вы будете убеждаться в правоте моих слов.

– Отлично, – говорю ему. – Я намерен немного погостить в этих краях. Так что обязательно наведаюсь к вам снова.

Он улыбается и отходит.

Вскоре официант приносит яичницу с ветчиной, и я принимаюсь за еду. Еще через какое-то время гитаристы снова поднимаются на эстраду. И естественно: этот жиголо снова ведет свою престарелую партнершу танцевать. Дамочке так хочется попрыгать под стремительную мелодию румбы, что она того и гляди сорвет с себя платье.

Когда они приближаются ко мне, я торопливо глотаю виски и всем видом показываю, что уже прилично нагрузился. Пара совсем рядом с моим столиком. Я поднимаю глаза на парня и улыбаюсь. Он тоже улыбается.

– Как поживаешь, маменькин сынок? – нарочито громко спрашиваю я.

В зале воцаряется мертвая тишина. Гитаристы перестают играть. Компания справа от меня застывает, не донося выпивку до рта. Парни у стойки поворачиваются в мою сторону. Платный танцор ведет свою партнершу к столику, затем небрежной походкой возвращается ко мне.

– Что ты сейчас сказал? – спрашивает он.

– Я сказал: «Как поживаешь, маменькин сынок?».

Реакция у парня быстрая. Он делает шаг ко мне и, прежде чем я успеваю встать, награждает меня подножкой с одновременным ударом в нос. Я шумно падаю на пол, но тут же вскакиваю и стараюсь взять реванш. Пробую быстрый апперкот, от которого он уворачивается, потом бью напрямую, но танцор парирует мой удар. Хватаю его за ногу, пытаюсь перебросить через себя, но он опрокидывает меня приемчиком, который называется «японские ножницы». Мы оба летим на пол. Гитаристы, продолжившие было играть, резко умолкают. Падая, вижу спешащего к нам Перьеру.

Едва поднимаюсь на ноги, как «маменькин сынок» опять лупит меня и бросает на пол. Снова встаю. Вид у меня уже не такой вальяжный.

Стою и нарочно покачиваюсь. Пусть видят, что я перебрал. Потом икаю, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.

Перьера стоит напротив и улыбается:

– Сеньор, я очень сожалею, что у вас возник конфликт с моим персоналом. Прошу вас больше этого не делать. Если вам досталось, примите мое искреннее сочувствие.

Он начинает смахивать пыль с моего пиджака.

«Маменькин сынок» вернулся за столик к своей партнерше. Смотрю на парня.

– Пожалуйста, сеньор, не вздумайте продолжить ссору, – говорит Перьера. – Неприятности нам ни к чему.

Плюхаюсь на стул.

– Пожалуй, вы правы, – говорю управляющему. – Видно, я перебрал еще до приезда сюда, и этот танцор был прав, врезав мне по роже. Выходит, внешность обманчива и он совсем не маменькин сынок.

Перьера улыбается.

– Исполните мою просьбу. Подойдите к этому парню – не знаю, как его звать, – и скажите ему, что я дико извиняюсь за случившееся и прошу выпить со мной, чтобы между нами не осталось никакой вражды.

Встаю и ковыляю к окнам. Вижу в углу свободный столик и сажусь туда. Перьера выполняет мою просьбу. Вижу, как он что-то говорит «маменькиному сынку», после чего тот обращается к своей полненькой партнерше и идет к моему столику. Останавливается и снова дважды мне подмигивает.

– Слушай, дружище, – учтиво и намеренно громко говорю я. – Сознаю всю опрометчивость сказанного тебе. Если считать тебя маменькиным сынком, тогда я – Исландия. Садись и давай выпьем в знак примирения.