«Семеро по лавкам не сидело». Жена Семена, молодого перспективного инженера, ― Мария не была даже беременна.

Они жили в Москве в пятиэтажке напротив, раскинувшихся корпусов большого машиностроительного завода, занимали большую комнату в коммунальной квартире. А еще молодая семья «стояла» в заводской очереди на получение отдельной жилплощади в запланированном новом доме.

Этот семнадцатиэтажный трех подъездный дом был построен и сдан в 1984 году. Отсюда название моей книги.

Заселение дома происходило после нового года. Семен и Мария, вытянув свой «счастливый билет» оглядев двухкомнатную квартиру остались ею довольны. Они, переехав в новое жилье, познакомились со многими его жильцами и не обязательно только с русскими, среди них хватало и грузин, и евреев. Молодая семья довольно быстро приобрела хороших друзей, а еще жена Семена неожиданно в этот же год родила дочку.

«1984» ― название моего повествования перекликается с произведением английского писателя Джорджа Оруэлла. Что мне известно? Это не волеизъявление автора, он его не давал, то есть не причем, и вряд ли бы стал так шифроваться, его книгу так обозначил издатель. Свой текст Оруэлл мог назвать проще, например: «За тобой смотрит старший брат» или еще как-то иначе, не дожил, умер до выхода книги в свет.

Название, которое я дал своей книге это ни в коем случае не плагиат, так как оно полностью соответствует написанному тексту, полностью им раскрывается. Правда, мне пришлось уступить провайдеру «Литреса» и добавить к цифрам: «1984» несколько слов: «Коленкоровая тетрадь». Хотя, наверное, было бы правильнее приписать другую фразу: «Хочу быть русским». Что возможно и сделаю во втором издании.

Мои герои спокойно ходят на работу, растят детей, дружат и надеются на лучшее. Однако некогда могучая страна СССР в которой они живут отчего-то вдруг начинает менять курс, ― хотя ее и раньше при выборе того или иного Генерального секретаря слегка штормило, но не в такой степени, ― и все рушится летит в тартарары, наступает катастрофа.

Не все способны выдержать ужасные условия жизни в новой стране теперь уже не СССР. а России: хороший друг Семена ― еврей Михаил Хазарский с семьей и другими своими родственниками срывается и уезжает в США. Его даже не останавливают слова родной матери: «Я, родилась здесь, здесь и умру!».

Еще я хочу сказать? В моем одноименном романе, как и у Джорджа Оруэлла тоже есть фантастические главы. Они перекликаются с реальностью. Достаточно в книге и магии. Для того чтобы это понять мою книгу следует прочитать.

Прочтение даст вам возможность вникнуть в идею, заложенную в романе. Она о новом взгляде на мировой глобализм только ни в коем случае не по Марксу, Энгельсу и Ленину. Объединение народов, проталкиваемое США и системой, в которую, как известно, входят страны Запада зиждиться на постулатах Шваба и Киссинджера, то есть на империалистических законах капитала ― ультра глобализме.

Глава 1

«Семеро по лавкам у нас не сидело». Моя жена Мария не была даже беременна. Мы жили в Москве в «сталинской» пятиэтажке напротив многочисленных корпусов раскинувшегося машиностроительного завода.

По меркам того времени он был чрезмерно огромным, а еще головным предприятием номер один, в состав которого входили: завод в Курске ― двадцатый и другой ― третий, находящийся в Саратове. Мы для народного хозяйства производили подшипники. Подобных заводов в стране, под названием СССР, было аж двадцать восемь.

В нашем объединении трудилось, не меньше двадцати тысяч человек. Это у нас, его работников, всегда вызывало чувство гордости. В настоящее время нашего объединения уже нет, оно в девяностые годы развалилось. Нет и завода. От него остался один цех, именуется он предприятием, но уже не первым, еле сводит концы с концами и что-то даже выпускает, правда, не в том количестве, не той номенклатуры и уже не того качества.

От завода наш жилой квартал отделяла широкая защитная полоса из кленов, лип, тополей и других деревьев, не считая по периметру всяких там зарослей кустарников уже выродившейся, скрюченной от ветров и морозов сирени и желтой стриженой акации. Все это было огорожено литой из чугуна невысокой черной декоративной решеткой, возможно, изготовленной в литейном цехе на нашем предприятии.

На небольшой площадке в середине аллеи, хорошо видимой из верхних окон не только нашего дома, но и заводоуправления, стоял гранитный памятник, скорбящей Матери, символизирующей тысячи женщин, потерявших в Великую отечественную войну своих сыновей. От нее по обе стороны на массивных плитах из того же материала были начертаны золотом списки, не вернувшихся домой защитников родины. Это были бывшие работники завода, героически защищавшие нашу страну от скопищ извергов-варваров фашиствующей Европы.

Нам, в коммунальной квартире была предоставлена большая просторная комната. Мария, когда мы однажды, не в один заход, затащили в нее все свои вещи, выставив их у самого порога, глубоко вздохнула. Затем, она, окинув быстрым взглядом пустое пространство со свеж оклеенными обоями и окрашенными коричневой краской полами, еще слегка источаемыми «аромат» ― ацетона, не удержалась и тут же вдруг с разочарованием, громко воскликнула:

– А где мы с тобой сегодня будем спать? А как мне прикажешь делать уроки? Здесь нет даже обычного письменного стола! ― моя жена на тот момент была студенткой ВУЗа. Мне, молодому специалисту, недавно закончившему институт, ее переживания были понятны. Я как мог попытался Марию успокоить.

– А бабушкина перина зачем? ― спросил я: ― А пол? ― Да здесь более двадцати квадратных метров, ― затем, сделав небольшую паузу, тут же сообщил:

– Мы с тобой сейчас же отправимся в мебельный магазин, ― он здесь недалеко ― в двух остановках от дома, ― все необходимое купим и привезем. Так что беспокоиться нет причин.

Делать вместе покупки интересно. Они жене быстро подняли настроение, она с удовольствием ходила по широким залам магазина, заставленными шкафами, диванами, столами, стульями и прочими изделиями столярного искусства необходимыми в каждой квартире, вначале все осмотрела, а уж затем принялась выбирать. Я находился рядом, негромко подсказывал ей, на что следует обратить внимание.

Перина нам на новом месте не пригодилась. Мы даже не стали ее развязывать, так как приобрели очень удобный диван, раскладывающийся в кровать полуторку, ― в него можно было прятать постель, а еще мы купили хороший письменный стол с ящиками. Этим столом мы пользуемся и по сей день, лишь однажды поменяли фурнитуру.

Денег тогда было потрачено много, так что холодильник нам пришлось купить несколько позже, не один месяц нас устраивал старый ― производства завода ЗИЛ, оставленный прежними жильцами. Он не имел компрессора и оттого работал без отключения, а значит, очень много расходовал электроэнергии.

Наш день приезда и хлопоты по устройству на новом месте забрали немало времени. Голод мы почувствовали лишь тогда, когда за окнами неожиданно опустилась ночь. Нужно, было что-то придумать, и Мария предложила нажарить картошки, взятой ею из дома.

Корнеплоды значительно отличались, от тех, что продавались в магазинах Москвы, ― были довольно крупными, так как выросли на черноземе. Я тогда и подумать не мог, что в Сибири такая плодородная земля, не то, что у нас в средней полосе.

Идти в город, чувствуя усталость от суматошного дня в ближайшие: «кафэшку» или же ресторан под названием «Памир» мне не хотелось, и я с женой тут же согласился. После чего она улыбнулась, и неожиданно сказала мне:

– Сеня, уже поздно, соседи, возможно, отдыхают, чтобы не шуметь, приготовлением кушанья лучше заняться не на кухне, а у нас в комнате. Я ведь не зря взяла чудо-печку. Теперь она для нас спасение, ― и Мария, забравшись в одну из сумок, достала, что-то похожее на НЛО. Оно работало от электричества. Однако было малой мощности.

Я почистил картофель, помыл, порезал, а жена, после налив в металлическую чашу масла, забросила его и поставила жариться.

Мы, не дождавшись ужина, уснули. Это чудо техники готовило картофель до утра. Мне пришлось ею позавтракать, торопливо попить чаю и отправиться на работу. Больше, мы ее по назначению не использовали. В чаше Мария варила варенье, а моя мать приноровилась в ней выпекать довольно неплохие булочки.

Что я скажу о нашем жилье? Оно нас устраивало. Мы ему были несказанно рады и не сразу поняли скрытый подвох. Он заключался в трудностях получения в будущем бесплатной квартиры. Имея такую огромную комнату нам нужно было с Марией изрядно постараться и родить минимум двоих детей, а то и больше.

А еще наша жилплощадь имела ряд неудобств: во время дождей место похожее на застекленную лоджию, когда-то очень шикарное, начинало вдруг сочиться, а затем просто потоками изливать с потолка воду.

Не один раз мы во время летних гроз, или же сырой и промозглой осенью подставляли все, что находили под рукой, собирая ее и таская в туалет. Но это ни шло, ни в какое сравнение, с тем, что нам приходилось делить санузел и кухню с соседями: пожилой дебелой женщиной Таисией Яковлевной, почти пенсионеркой и молодым парнем Сергеем, постоянно хваставшим, что он столичный житель ― приехал из Риги, а не из какого-то там среднерусского захолустья. Возможно, он это говорил для того, чтобы показать нам «новеньким» ― мне и моей жене Марии значимость своего элитного происхождения.

А мы? Мы на тот момент были его не достойны. То, что он так считал, мне стало ясно, когда парень, однажды поцапался с пожилой женщиной и, попытавшись ее унизить, с яростью принялся выкрикивать:

– Ты, ты, не из столицы, ― затем, наморщив лоб, будто вспомнив, довольный собой, продолжил: ― Ты, из Гусь-Хрустального, вот собирай свои манатки и живо вставай на крыло, ― на дворе тогда стояла зима, ― шуруй туда, где все твое стадо, к себе …. Гуси-то давно уже улетели.

– Да-а-а, сейчас же. Взяла и полетела. Жди! ― неторопливо, чинно наступая на него, изрыгнула Таисия Яковлевна: ― Я вначале, у тебя эти как там ― крылья, тьфу ты, ручонки повыдергиваю, а, чтобы ты знал свое место, надеру нахалу, как следует, хорошенько хвост. А уж потом, мы посмотрим что делать.

До меня долетали и другие нелицеприятные слова этой «парочки», но я, появившись как-то в коридоре, вмешиваться в спор не стал, не счел нужным: женщина и без моего участия лихо отбивала все атаки завравшегося парня. А еще ни к чему это было. Мы не собирались жить долго в стенах этого здания, разваливающегося от старости и непогоды, построенного в двадцатые годы в одно время с заводом. Я тогда входил в категорию молодых специалистов, трудился старшим инженером, стоял первым в списках на получение отдельной жилплощади и рассчитывал через год-другой въехать в новую квартиру.

Что примечательно? Эта «двойня» бок о бок проживала не один год, и мне не представило труда догадаться, что вздорят они так давно. Это был их стиль общения: поцапаться и затем накричавшись спокойно разойтись по своим комнатам.

Я быстро понял, вызывать «огонь на себя», нет смысла, распри нам были ни к чему, хотя однажды мне с Серегой этим столичным жителем республиканского значения все же пришлось столкнуться. Мы ему с Марией показались очень уж правильными и это соседа взбесило. Не знаю, что на него нашло, но однажды на кухне он, не удержавшись схватил меня за грудки и принялся угрожающее что-то говорить. Я на тот момент нес в комнату в одной руке кастрюлю с разогретыми остатками супа, в другой чайник с кипятком. Недолго думая, эта кастрюля тут же обрушилась на его голову, а уж затем в убегающего полетел вдогонку и чайник, который чтобы не ошпарить наглеца я бросил не прицельно, специально угодив в косяк.

Это событие произошло в выходной день: ― в субботу. Я с Марией собирался в прачечную самообслуживания. У нас наготове стоял у порога чемодан с грязным бельем. Покушать нам пришлось тогда в кафе и значительно позже.

Правда, мой отпор тогда напугал Серегу, и он неделю-две в квартире не показывался, затем вдруг, как ни в чем небывало «нарисовался в дверях», не взглянув на меня буркнул: «привет» и тут же, не останавливаясь спрятался у себя в комнате.

Конфликт был исчерпан. Он для себя уразумел: я не Таисия Яковлевна и желания вздорить с ним не имею.

Понятное дело: дружбу мы свою никому из соседей не навязывали. Правда, однажды праздник, возможно, это был международный женский день, мы встретили вместе, инициатором явилась соседка Таисия Яковлевна. Она была женщиной не злопамятной. У нее тогда за столом оказались не только я и Мария, но и Сергей, а также, приехавший издалека в гости ее брат, ― летчик гражданкой авиации, комиссованный по состоянию здоровья ― болезни сердца, на тот момент разведенный. Не знаю, случайно или же по распоряжению хозяйки, во время торжества рядом возле него оказалась и молодая, ― лет тридцати, ― пышнотелая женщина, ― подруга нашей соседки, приглашенная в гости из квартиры этажом выше. Имени ее я уже не помню. Она посматривала на летчика. У этой женщины не было мужа, зато она имела двоих малолетних детей ― трудноуправляемых мальчуганов. Заключив с летчиком брак, женщина могла претендовать на отдельную квартиру, а наша соседка Таисия Яковлевна ― на родственную душу ― брата под боком, готового в случае необходимости всегда прийти ей на помощь, например, приструнить Серегу.

Я и моя жена чтобы не мельтешить перед глазами у соседей и не быть случайными свидетелями их «кухонных баталий», дома не сидели. Да и что в нем сидеть? Телевизора у нас тогда не было. Мы специально его не покупали. Таисия Яковлевна приглашала нас на ту или иную передачу, но мы отнекивались и все свободное от работы время проводили в городе.

Это было вызвано тем, что Мария была привезена мной в Москву из провинции. Однажды, я ездил на свадьбу к своей сестре, она после окончания техникума, забравшись по распределению молодых специалистов в Сибирь, нашла себе там парня. На шумном гулянии я познакомился с девушкой и стал с нею переписываться. Через год я на Марии женился.

Перевезти ее сразу в Москву я не мог, лишь после того когда утряс все свои дела. Отправившись за женой в Кемерово, я столкнулся с ее подругой детства, считавшей себя настоящей москвичкой, ― ее отец был родом из столицы, ― она мечтала однажды в ней жить, узнав о неожиданном отъезде Марии, не удержалась и, с шумом всплеснув руками, с обидой вдруг выкрикнула:

– Ничего себе, посмотрите на нее. Она едет жить в мою Москву! А я, что должна прозябать всю жизнь здесь в небольшом сибирском городке?

На что моя жена тут же ей ответила:

– Да-а-а! Я еду. Но ты особенно не переживай, можешь в будущем приезжать ко мне в гости ― в свою Москву. Я думаю, муж возражать не будет. Хоть ты и москвичка, точнее «москвачка», но ни разу в ней не была и о городе ничего не знаешь лишь только слышала от отца.… Да, что еще? Не торопись сразу же после нашего отъезда забираться в самолет или же в поезд, повремени, дай мне немного пообвыкнуть, а то я ведь тоже города не знаю, ― и Мария, улыбнувшись, тут же хитро посмотрела на меня.

Я не забыл слова жены и для того, чтобы она быстрее освоилась и почувствовала себя комфортно в столице, а в будущем и могла выполнить обещание данное подруге, учил ее разбираться в переплетениях веток «метро». Для Москвы ― это главное. Автобусы, троллейбусы, трамваи всего лишь дополнение в транспортных коллизиях огромного многомиллионного города.

Азы Мария постигала на практике, спустившись вместе со мной на эскалаторе вниз ― под землю, но не в тартарары, а в пространство с дворцовыми интерьерами, одно краше другого в зависимости от нахождения станции на карте города, даты ее строительства и социально-исторического значения для страны.

Я показывал супруге схему метро и объяснял, как добраться до Красной площади, Кремля, Александровского сада, Манежа, Большого театра, Третьяковской галереи, музея изобразительных искусств имени Пушкина и других известных культурных памятников столицы. При этом я рассказывал, где лучше сделать пересадку с одной линии ― ветки, на другую.

Прошло время, и я, отправляясь в очередную командировку, был за Марию спокоен: в городе не заблудиться ― дорогу домой найдет.

Что интересно, я ведь тоже не был москвичом и мне в свое время разобраться в этом самом метро помог случайно встреченный мной при трудоустройстве на завод в отделе кадров парень по фамилии ― Пушкин.

Я вначале не поверил ему и отчего-то тут же высказал свое удивление:

– Да, ну? Наверное, еще и стихи пишешь? Про Евгения Онегина не ты написал? Я читал!

– Нет, написал не я, ― с усмешкой сказал мне тогда парень и продолжил: ― Я стихов не пишу! ― А затем неожиданно показал мне свой паспорт. Он, как и я приходил устраиваться и на тот момент, после посещения отдела кадров, все еще держал документ в руках.

Молодой человек сказал правду, не соврал.

Прошло много лет. В памяти осталась одна фамилия. Я уже не помню, как его звали. Чем черт не шутит, может и Александром Сергеевичем. В те годы такие совпадения были модными. Я, например, служил в армии с Брежневым ― женатым мужчиной. Он был водителем, на рождение сына ездил в отпуск и, возвратившись тихо с гордостью нам всем на ушко сообщил: «Любите и жалуйте, в СССР на свет явился еще один «Дорогой Леонид Ильич». Понятное дело это был просто однофамилец нашего руководителя страны.

В столицу, я приехал к тетке, отслужив два года в армии, в декабре месяце, недели за две до Нового года: было желание немного поработать, осмотреться, подготовиться и затем по лету поступить в литературный институт.

Для поиска работы я мотался по предприятиям, искал подходящее для себя занятие. Что тогда было важно? Это прописка. Остаться надолго в столице, я тогда не мог даже у родственницы. Мне требовался штамп в паспорте, без него ― никуда. Для того чтобы зацепиться в Москве, мне необходимо было предприятие с общежитием.