Редактор Олег Петрович Котельников

© Петр Петрович Котельников, 2017

ISBN 978-5-4483-0471-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Трудно установить предков, когда они занимали одно и то же положение – крепостные и отличались друг от друга тем, что одному жилось легче, а другому хуже, и зависело это только от характера помещика. Ничего личного у них не было, и ничего своим потомкам они не оставляли, даже отчества. Исключение составляли те, кто обладал исключительным врожденным необычайным талантом при условии, что помещик заметил и развил его. А сколько талантов не раскрылось? К талантам относились художники, музыканты, актеры. А математики, литераторы и т. д. Где они? Не менее трудно построить генеалогическое дерево государственному крестьянину, который имел волю и мог передвигаться по стране, естественно в определенных пределах. Мы, православные, в отличие от многих народов не уделяли внимания памяти предков. Я попытаюсь это сделать на основании устных данных. К сожалению никаких письменных доказательств у меня нет…

 
Надел земли, изба и двор,
Но он – не дворянин;
Соха есть, лошадь и топор,
Но он не господин.
 
 
Каков он с виду? Великан
С широкой грудью малый,
Иль юркий тощий «таракан»
Мал ростом, с грудью впалой?
 
 
Что делал он, о чем просил,
Когда молился Богу?
Задавлен жизнью и без сил,
Сгибался понемногу?
 
 
То там, то там себя терял,
С судьбой сражался тяжко,
И, наконец, цветком завял,
Шел в мир иной, бедняжка.
 

Есть на карте России Курская область, а на Западе ее имеется небольшой, но древний город Рыльск. От него, в 12 км. к юго-западу находится село Жадино. Оно же находится и в 12 км от ж/д. станции Коренево. В этом селе и родились все наши предки. Все они были крестьяне древних русских корней. Село имело изломанную линию, поскольку все добротные земли отводились под пашню, а под дома и огороды, земельку похуже. Источником водоснабжения было несколько колодцев, но главным – довольно крупная река Сейм. Село находилось в излучине реки, а прямо напротив располагался остров, называемый сельчанами – «Зарека»

 
В излучине Сейма есть остров большой,
По местному звали «Зарекой»,
Поросший березой, высокой сосной,
Угрюмо встречал человека.
 
 
На нем и озера чуть больше пруда,
Глубины по грудь и по шею,
Но живности мелкой в нем много всегда —
Ловить мужики не умеют.
 
 
Вот только бы «бреднем» по ним поводить,
Кормя комаров да пиявок.
На берегу рыбу на кучи делить:
Улов, как всегда мал и жалок.
 
 
Плотва, мелкий карп, ну, а то – караси.
Потом долго сушат одежду.
Улова большого у Бога проси,
Но скуп, как бывало и прежде.
 
 
А дома за стол, все усядутся в ряд —
С рыбешкой пирог, да капустой,
Три стопочки водки «потянут» подряд,
Нет больше спиртного – не густо.
 
 
Потом разговоры… Идет похвальба,
Сказанья, былины, да сказки.
В махорочном дыме тонула изба,
Дремлю я, закрыв свои глазки.
 

Весна… Что может быть лучше этого времени года, когда все пробуждается от долгого сна, сами руки тянутся к работе! Я описываю, как это проходило в моем селе.

 
Левый берег реки низок, топок всегда,
В половодье его заливает,
Взгляд окинет пространство, а всюду вода…
Ждет деревня – она убывает.
 
 
Зори ясны, чисты и светлы небеса,
Высоко в небе птицы, как точки,
Лес наполнился шумом, звенят голоса,
И деревья покрыли листочки.
 
 
Цвет зеленый, но слабый, да и липки они,
Силу с каждым деньком набирают,
Жизнь, проснувшись, бушует и ночи и дни…
Днем деревня молчит, замирает.
 
 
Запарила земля, живность вся за селом,
Гуси ходят, коровы пасутся;
Подметают дворы старики помелом,
Петухи меж собою дерутся.
 
 
За селом – пахота, поднимают пары,
Пласт за пластом земелька ложится.
И работы для всех, в том числе, детворы —
Все до пота здесь будут трудиться.
 
 
Берег правый высок, и достаточно крут,
Есть ступеньки, чтоб легче спускаться.
Осторожность нужна необычная тут —
Нет перил, чтоб за них удержаться.
 
 
Но привыкли селяне к ступенькам своим.
(Может, в год раза два и поправят)
Босиком и, не глядя, сбегают по ним,
Хоть, создавшего их и не хвалят.
 
 
Змейкой улица вьется, дома в два ряда —
Кособоки, прямы, под соломой —
И на улицу окна слеповато глядят,
Огород тут же рядом, за домом.
 
 
Там растут огурцы, да картошка растет,
Помидоры, да лук, рдеют маки,
Коль по улице редкий прохожий идет:
Долго лают шальные собаки.
 
 
Расширяется улица – выгон широк,
Церковь стройная, золотом крест,
От неё в стороне – перекресток дорог,
Собираются люди окрест.
 
 
А чуть-чуть в стороне виден крохотный сад.
Огород мал, накроешь ладошкой.
Спрятал в зелени роз свой нелепый фасад
Дом с одним невысоким окошком.
 
 
Есть еще три окна, но они не видны,
Все на юге, от северных ветров,
Сохранил этот дом все следы старины —
Серый, словно посыпанный пеплом.
 
 
Деды здесь родились, дядьки, тетки и мать,
Ну, а бабушка – Анна Белова,
Верст за двадцать отсюда, или двадцать пять,
То ж названье села слово в слово.
 
 
Дворовые все стали Беловы:
Дворовые все стали Беловы,
Только клички были Ванька – сволочь, да Пров,
Дуньки, Маньки, а проще – «коровы».
 
 
«Отведите корову, дайте десять плетей,
Чтобы знала, как спать за работой!»
Били женщин, мужчин, били малых детей,
Крут порядок – вот вся и забота.
 

Прапрадед по матери мне неизвестен. Род отличался исключительной долговечностью. Мой прадед Мелихов Василий Григорьевич, государственный крестьянин, ни год рождения, ни год смерти неизвестны. Проживал в селе Жадино, малоземельный. Его сын, мой дед – Мелихов Максим Васильевич, предположительно 1820 года рождения, был пострижен в рекруты 22 лет от роду. Он был единственным сыном в многодетной семье. Такие, как правило, в царской армии не служили. А этого забрали… И вот почему…

…В соседнем селе жил обедневший помещик, отставной майор. Причиной отставки послужила глупость причина глупости не известна) У этого майора было трое детей, два сына – умные, и дочь – с врожденной глупостью. В дворянском обществе выдать девушку с таким дефектом было невозможно. Решили выдать за того, кто ее возьмет, не взирая на сословие. И бедная крестьянская семья польстилась на приданое, 500 рублей. Максима, в 19 лет насильно женили на дочери майора, С нею он прижил троих детей, два умных сына, один – глупый, Таким образом, наследственная болезнь повторилась в двух поколениях. Ненавидя жену, Максим постоянно убегал от нее, скитался. Родители паспорта ему не давали, поэтому по их заявлению его находили и возвращали к семье по этапу, т.е. пешком, в сопровождении работника полиции. Во сколько это обходилось, я не знаю. Вестимо одно, деньги 500 рублей были израсходованы, а дефективная жена сына, с дефективным внуком остались. После очередного побега было решено – взять его в рекруты!

 
Запродали молодца, запродали,
Беднота была без края, что поделать!
На селе еще такого не видали,
Чтоб крестьянин от семейства стал так бегать.
 
 
Приведут его, детину, по этапу,
Ну, немножко постегают тело плетью,
А потом пускай орудует лопатой,
Или рыбу ловит в Сейме малой сетью.
 
 
А он, дурень, мирной жизни не желает,
На жену свою косится серым волком,
А она ему детишек рожает —
Только это ни к чему, нету толка.
 
 
Ну, подумаешь, неважно с головою:
Остальное, что у женщин, все, как надо,
Ведь стояли оба в церкви у аналоя,
Не сказал тогда ни слова, будто рад он.
 
 
Что ни год, а он бежит из деревни,
А жена его ревет, как белуга,
То найдут его далече, аж под Тверью,
То отыщется в трактире, под Калугой.
 
 
Лоб забрили молодцу, лоб забрили,
Пусть поест солдатской каши, тянет лямку.
Четверть века пробежало… И забыли,
А он утречком вернулся, спозаранку.
 

Так он и оказался на военной службе и прослужил 25 лет, ни разу не побывав в семье. Для дочери майора он тоже был потерян. Мне неизвестна судьба его детей от того брака, в какой-то степени являющихся нашими родственниками. Известно, что они тоже носили фамилию Мелиховых. Прадед мой, Василий Григорьевич, зная, что больше ему не повидаться с родным сыном, пал на землю и рвал не себе волосы. Увидеть сына ему так и не пришлось – умер он незадолго до его возвращения. В семье поговаривали, что вина неудачной женитьбы лежала на совести его матери, очень волевой женщины.

Как он служил, мне не известно, хотя, из рассказов моей бабушки, его жены, последние десять лет службы проходили как нельзя лучше.

 
На службе всякое бывало,
И все же тяжкая она,
Про дом Максим не забывает,
(Желанной кажется и глупая жена)
 
 
Максиму повезло еще,
Суровый унтер, справедливый,
Не ставил на ночь «под ружье»,
Зад не стегал ему крапивой.
 
 
И обучающие были хоть куда —
Полковник справедлив, хоть строг,
Текли солдатские денечки, как всегда,
Напоминая чем-то карцер и острог.
 
 
Сметлив Максимка, ох сметлив!..
И к доктору его поставили,
Тот не жалел ни разума, ни сил,
От Бога доктор был, не от лукавого.
 
 
И грамоте учил, и перевязкам,
Максим ловил и ртом и ухом слово!
И скоро сам лечил (не по подсказке),
Экзамен сдал, стал фельдшером готовым.
 

Будучи военным фельдшером, ему приходилось оказывать помощь не только офицерам, но и членам их семей. Каждый такой визит заканчивался вручением стопки водки, или коньяка на подносе, бутерброда на закуску и денег, которые мой дед брал молча, не благодаря за подносимое. Но денег больших дед за такую практику не получил, и, вернувшись к цивильной деятельности, нередко испытывал острый недостаток в деньгах. Отличался от односельчан правильностью речи, одеждой (ходил в сюртуке, на голове фетровая шляпа, в руке – трость) Пришел из армии в возрасте 47 лет, весь седой с длинной седой бородой. Пытался заниматься лечебной практикой, но под угрозой проклятия матери (та была против этого намерения) он оставил ее. Возраст для женитьбы с целью создания семьи был предельный. Жених был крайне разборчивый, перебрал много невест, но ни на одной не остановил внимания. Как-то, случайно, он приехал в с. Некрасово, Рыльского уезда, в дом своей близкой родственницы (он ее потчевал микстурами по случаю болезни) и вдруг увидел то, что так долго искал. Родственнице во время болезни помогала девушка 17 лет, необычайной красоты и скромности. Этой девушкой и была Белова Анна Евгеньевна, в замужестве Мелихова) Как она плакала, как она не хотела выходить за старика – но кто тогда считался с желанием невесты. Жених посватался, родители невесты дали согласие,

Бракосочетание происходило в селе Пушкарное, вблизи Жадино, потому, что на ту пору в селе не было самостоятельного церковного прихода. В приданое за невестой было дано: корова, десяток овец и деньги для приобретения лошади

 
Авдотья истопила печь,
Готово тесто, на подходе,
Вдруг гость пришел, заводит речь,
Пора б идти – он не уходит.
 
 
Тому причина: у стола:
Статна красавица, румяна,
Рукою тесто подняла…
Гость смотрит на нее упрямо.
 
 
Трудилась и смущалась дева,
Взгляд гостя чувствует спиной…
Оставить тетушку хотелось,
И поскорей уйти домой.
 
 
Не так, как все кругом, одет,
Сюртук приталенный и тесный,
Рубашка, галстук (черный цвет),
(Конечно, он не деревенский).
 
 
Седой, как лунь, и борода
Почти до пояса, лопатой,
Но прям и строен, как солдат,
Похоже, им он был когда-то.
 
 
Так неприятен его взгляд,
Он обволакивает, липкий,
Зубов чуть пожелтевших ряд
Открыл в насмешливой улыбке.
 
 
Работа кончена, сбежала,
Простившись с гостем кое-как,
И так стремительно бежала,
Подняв на ноги всех собак.
 
 
Вот день прошел, и ночь прошла,
А через день явилась сваха…
Семья к решению пришла,
Судьба дает не вертопраха.
 
 
Жених и грамотный, и лекарь,
(С таким она не пропадет).
Что борода белее снега?
Так уважение, почет!
 
 
Как только плакала она!
В ногах у батюшки валялась!
Сосватана и продана —
Что делать, бедненькой, осталось?
 
 
Венчанье в церкви – жарко, душно.
Между лопаток струйки пота,
Ведет священник свою службу,
То там, то та возникнет шепот.
 
 
«Ах, как красивая она!»,
«За старика идет, бедняжка!»
Теперь не девушка она,
И на душе тоскливо, тяжко.
 
 
Она их слышит – сердцу больно,
Невольница обречена,
И слезы на глазах невольно…
Она – несчастная жена!
 
 
Таких – немало на Руси,
Числа и счету бедным нет,
Судьбу свою не упросить,
Чего-то ждет, а счастья не
 
 
Потом все свыкнется, притрется,
«Притирку» – назовут семья,
Рождает жизнь и с жизнью бьется —
Есть дочери и сыновья.
 
 
Она их кормит, им и служит,
Она и мать, она – жена,
За это благодарна мужу,
Хоть жизнь ее и не видна.
 

Остановлю внимание на прапрадеде – Белове Василии, уроженце села Белово Рыльского уезда. Он был крепостным помещика Белова, родственника князя Барятинского, владевшего немалыми земельными наделами в Курской губернии. Естественно, судьба любого крепостного зависела от воли и настроения помещика, Правда к тому времени прапрадед получил вольную, но не его дети.

 
Вся дворня бита и порота,
(Пороли мужиков и баб)
Закроет наглухо ворота,
Лютует много дней подряд.
 
 
Охоч до девок, Ох, охоч,
Проводит с девкой вечер, ночь,
Потом она ревет белугой…
Такие, брат, у нас дела,
Не избежать плетей и блуда!
 

Все Беловы отличались завидным долголетием, ни один из них не умер в возрасте ранее 100 лет. У прапрадеда было четыре сына и одна дочь. Все они были дворовыми сапожниками, шили обувь многочисленной дворне. Вторым, по возрасту сыном был калека, он жил с отцом. Старшего сына Степана взяли в ратную службу. Воевал на Кавказе и был там убит. За сына прапрадеду было выплачено двести рублей, они были помещены в банк. О судьбе их скажу ниже. А сейчас:

 
У вольных тоже нету воли,
Обычай есть и ритуал,
Он, ненавидимый, до боли,
Убил кого-то, обокрал.
 
 
Знакомы впадина и выступ,
Знакома каждая тропа,
Увел в полон, отдал за выкуп
На деньги обменял раба.
 
 
Чечня – его родимый дом,
Иного горец и не просит,
Есть сакля, горный склон,
И случай есть – беду уносит.
 
 
Куда не глянешь -горы, горы,
Границей служит буйный
Терек,
Войною здесь решают споры,
И часты буйные набеги…
 
 
Разбой, набеги – не забава,
Без них тут просто не прожить,
Как прокормить детей ораву?
Аллаху ревностно служить?
 
 
Здесь нет клочка земли свободной,
Здесь хлеб не сеют и не жнут.
Ограбят здесь кого угодно,
Но, друга тут не предадут.
 
 
Коль в доме гость – большая честь,
Здесь в доме гостя не обидят,
Тут кровная гуляет месть,
Здесь слышат все и все здесь видят.
 
 
Пугают им детей армяне,
Детей пугает им грузин:
«Чечен придет, чечен – обманет!»
Он – темной ночи господин.
 
 
Подкрадется, его не слышно,
Одно мгновенье – легкий вскрик,
Лишь только лист чуть-чуть колышет,
И головою враг поник…
 
 
Иного он и не умеет,
Родные – сабля и кинжал.
Отлично ими он владеет,
И ловко прячется меж скал.
 
 
Не знаю правых на войне,
На ней и левых я не знаю,
Война все злое на земле,
В нем безответных убивают!
 
 
На ней убит был и Степан —
Крестьянин из села Белово,
Ответ такой родным был дан,
А что и как? – о том ни слова!
 
 
Его послали на Кавказ,
(Шли долго, ехали телеги)
О нем он слышал много раз,
Но, где находится, не ведал.
 
 
Он дрался, как дерутся все,
Когда гуртом – лишался страха,
Сегодня русского – успех,
А завтра – воинов Аллаха!
 
 
Стоял вчера большой аул —
Картечью нынче расстреляли,
Горит земля, да слышен гул,
Да крики гнева и печали…
 
 
Он убивал, колол и бил,
Таков был отдан им приказ,
А сколько осталось могил,
Будь проклят тот Кавказ!