Пролог.

Валентина Сергеевича я встретил случайно. К тому времени он несколько лет занимался только бизнесом. Знакомство у нас было шапочное. Кроме нескольких общих знакомых нас ничего не связывало. Одним из них был мой одноклассник. Валентин Сергеевич вдруг вспомнил о нем и принялся пересказывать истории, которые я слышал от самого Михаила.

Откровенно говоря, мне было скучно и неинтересно слушать их. Но он закончил с очередной историей и взялся за следующую. Вычерчивал на салфетке расположение комнаты Михаила в общежитии и говорил, изредка посмеиваясь:

– Вот здесь стояла его кровать. От кровати до двери десять шагов не больше. Если бы он встал и сделал хотя бы один лишний шаг, его бы убили уже тогда. Ты был у него в гостях в то время?

– Не довелось, – в этот момент я пропустил что-то в его рассказе.

– Там такая ниша была, – он постучал перышком ручки по схеме. – Не знаю, зачем при советах так строили. Чтобы подслушивать соседей, что ли? В общем, не знаю. Но люди ставили в этих нишах диваны и кровати. Очень удобно, кстати… Когда к нему постучались, он откликнулся и начал тапочки искать. А пол – деревянный, старый. Половицы скрипели безбожно! – Валентин Сергеевич коротко рассмеялся: – До сих пор помню их скрип… Понимаешь, Миша с ноги на ногу возле кровати переминается, а впечатление такое, будто он уже к двери подходит. Киллер ему: «Миша!», тот в ответ: «Да?» И ему дверь разносят картечью… В ней дыра была с твою голову! Этот болван засунул в эту дыру ствол, сделал еще несколько выстрелов и убежал. А Мишка забился в угол ниши, и его не задело! Понимаешь?

– Повезло! – добавить мне было нечего.

– Да, тогда повезло, – Валентин Сергеевич снова побарабанил перышком по схеме. – Но его все равно этим накрыло! От судьбы не уйдешь.

– Он умер, что ли?!

– А ты не знал?!

– Нет! Как на Кубань уехал, так ни сном, ни духом.

– Да. Уехал на Кубань…

В этот момент он вдруг явственно отстранился от всего. Смотрел на меня и, словно, не видел. Продолжалось это несколько мгновений, но пауза показалась мне продолжительной. Как будто собеседник собирался сказать еще что-то, но так и не решился.

– Не знаю, какой черт принес его обратно в город, – уже невнятно пробормотал он. – Нашли его через два дня после приезда в сквере на проспекте Ленина.

– Я даже не слышал об этом, Валентин Сергеевич! Замотался.

– Ну да, – снова кивнул тот. – Мы все замотались. Внезапно.

Я посмотрел в окно. К слову сказать, совсем недавно я вспоминал о Михаиле. Как-то вскользь и даже с неприязнью (в свое время он едва не втянул меня в скверную историю), но все же вспоминал. А его оказывается уже как месяц в живых нет.

– Вот и начинаешь задумываться о вещах необъяснимых, – тем временем говорил Валентин Сергеевич. – А когда доходишь до сути происходящего: понимаешь, что на самом деле ничего не понимаешь.

На этот раз я отмолчался, просто не успевал за ним.

– Потому что понять это невозможно. И слов таких я не знаю. Это как возмездие за все что уже сделал и даже не сделал еще. Даже еще не думал об этом. А на тебя уже обрушился гнев божий.

– Его убили? Это месть?

– Скоропостижная смерть по официальной версии. И болезнь приплели. Но я не сомневаюсь… Конечно, его убили. Та история многим аукнулась. Кто-то за решетку попал. Кто-то головы лишился. А кто-то в гору пошел. Но без Миши ничего этого не случилось бы.

– Жаль его, – пробормотал я. – Умер молодым.

– Извини плохие новости принес. Мне пора. Всего хорошего! – Валентин Сергеевич протянул руку на прощание.

– Берегите себя.

Я проводил его взглядом. Сел за столик и принялся смотреть в окно на городскую сутолоку. По дороге струился автомобильный поток. И такой же поток пешеходов затопил тротуары. Все куда-то спешили и казались очень деятельными. Как статисты на съемочной площадке.

– Оратория оглашенных, – пробормотал я, отворачиваясь от окна.

И захотелось мне взглянуть в глаза того, кто вызвал череду событий, эхо которых до сих пор не растворилось во времени.

Спустя час я расплатился с таксистом и открыл калитку дачного поселка Сосновый Бор. Сюда я частенько наведывался несколько лет назад, когда собирал материалы для одной из книг. Не успел я закрыть калитку, как на крыльцо сторожки вышел подтянутый парень и без обиняков спросил:

– Вы к кому?

– К знакомому. А что такое, пропуск нужен?

– Пока не нужен. Так к кому вы?

Я почувствовал профессиональный интерес и остановился напротив него.

– Вы спрашиваете об этом всех гостей?

– Да, – кивнул он.

Лет ему было около тридцати. И на сторожа он не походил. Совсем.

– Сколько же вам платят за такое беспокойство?

– По крайней мере, документы покажите, – вместо ответа озабоченно произнес он.

– Даже не подумаю, – усмехнулся я.

Он сделал шаг вперед и спустился ступенькой ниже.

– Покажите документы. Я просто запишу вашу фамилию в журнал.

– А если бы я приехал на такси?

– Я бы остановил машину на въезде и проверил обоих, – он спустился еще на одну ступеньку. – Просто покажите мне документы или скажите к кому направляетесь.

– К Селиверстову, – ответил я.

Продолжать запираться и играть словами, было не только бессмысленно, но и чревато. Я понял, что этот человек не отступится. И понял откуда он.

– Петр Анатольевич ждет вас? – все так же насторожено спросил он.

– Нет, я хотел сделать сюрприз. Но не судьба.

– Я сейчас позвоню ему. Скажите свое имя.

Я назвался. Сторож вернулся в дом и через минуту постучал в окно:

– Проходите!

Мне только и осталось, что покачать головой и пробормотать: «Ну и ну!»

Наверно, я просто сделал глупость, что отпустил такси. Нужно было сигналить до тех пор, пока сам сторож не откроет ворота, а все глупые вопросы засохнут на его языке.

Обустраивал поселок народ зажиточный. Дома были капитальными в два-три этажа. От пролетарских коллективных садов этот поселок отличался как небо от земли. Впрочем, и здесь случались неприятности. На одной из улиц я заметил пепелище, слова другого не подберешь. Словно, здесь не пожар случился, а геенна огненная разверзлась. А наверняка случались еще и кражи, и драки, и более тяжкие преступления. Подумав об этом, я усмехнулся – на ум сразу пришел американский фильм «Особо тяжкие преступления»¹. И в тот же миг почудилось мне, что поселок тоже рядится под мирное, уединенное местечко, как главный герой фильма – человек обаятельный, но как выяснилось позже – редкостный изверг. Померещились мне какие-то бурные и даже трагические истории, которые могли произойти здесь. А через мгновение фантазия разыгралась уже не на шутку. Мелькнуло перед глазами едва ли не с десяток историй с модным нынче криминальным подтекстом.

Тем временем Петр Анатольевич ждал меня возле крыльца.

– Здравствуйте! Хотел как снег на голову свалиться. Не получилось!

Я прошел за калитку, подмечая в Селиверстове перемены.

– Здравствуй, дорогой, здравствуй, – он сделал навстречу несколько шагов и неожиданно обнял меня.

«Сдал старик, – понял я. – Раньше он себе такого не позволял, хотя и солдафоном не был».

– Знал, что появишься, – тем временем говорил он. – Проходи. Помянем Михаила.

А вот в доме все осталось по-прежнему. Я знал, что хозяйка его умерла два года назад. Но порядок в комнатах был идеальный. Мы прошли на кухню. Пока он дожидался моего появления, успел накрыть стол. И еще я заметил, что тут же на кухне, на полочке под иконкой стоит стопка с водкой, накрытая горбушкой черного хлеба. И совсем уже неожиданно горло мое перехватило острой болью.

– Садись возле окна, – говорил Селиверстов, пододвигая стул. – Продрог с дороги. Погода мерзкая! Но мы это поправим.

Он налил в свою стопку водки и потянулся за моей.

– Спасибо, Петр Анатольевич. Мне нельзя, – отказался я. – Не употребляю.

– Закодировался? – знакомо усмехнулся он.

– Боже меня упаси – доверять голову мозгоправам!

– А помянуть по-русскому обычаю?

– Воздержусь.

– Хотя бы сок выпей, – он поставил передо мной запотевший стакан с соком.

Какое-то время мы сидели молча.

– Ну, земля пухом! – наконец сказал Селиверстов и встал. Я последовал его примеру. – Жаль, молодым умер. В расцвете, как говорится.

Я пригубил сок и спросил:

– Вы расскажете, что произошло тогда на самом деле? Ведь ни Михаил, ни вы всей правды так и не сказали.

Селиверстов снова усмехнулся:

– Чтобы ты через полгода книжку накатал? Мне это не нужно.

– Боитесь?

Я сел за стол и отодвинул стакан с соком в сторону.

– Мне бояться нечего. Да и терять тоже нечего.

– Меня один вопрос всегда ставил в тупик, – сказал я. – Почему Михаил отказался от всего на самом взлете? У него складывалась блестящая карьера. Почему?.. Почему?! Сейчас вы уже можете ответить.

– Неужели ты так и не понял? – вопросом на вопрос ответил Селиверстов.

– Я вам не чета. Не сподобил меня бог – читать между строк.

– А ты не скромничай, тебе не к лицу. Просто сопоставь факты. Улавливаешь связь?

– Премудростям вы учили не меня, а Михаила… – я осекся.

– Дошло, наконец, – усмехнулся он. – Миша был человеком дела. И человеком чести! Офицером, присягнувшим родине и народу. Он до конца оставался оперативником.

– Мистификация, значит.

– Не мистификация, а очередная операция, – уже с неприязнью процедил Селиверстов сквозь зубы. – Не было позорного увольнения. И скандала не было. И Кубани тоже не было, – он снова плеснул себе. – И его теперь тоже нет.

Я закрыл глаза ладонью и покачал головой.

– Что же вы за люди такие, если посылаете друг друга на смерть?

– Вот тут ты не прав, – сказал Селиверстов. – Он сам шел вперед и не спасовал, когда пришло время.

– Вы еще о чувстве долга вспомните, – усмехнулся я, краем сознания понимая, что в этот момент упускаю что-то очень важное.

– А почему, нет?! – Селиверстов посмотрел на меня. – И долг, и офицерскую честь никто не отменял. Кто сказал, что все это осталось в прошлом? По телевизору покажут кучку проворовавшихся негодяев в погонах. А такое впечатление, что все люди в погонах – негодяи! Я читал твою книгу. Миша рукопись привозил. Ты почти все переврал, но конец мне понравился. Потому что мы не были монстрами. Не были героями, но и чудовищами тоже не были.

– Я изменил концовку.

– Напрасно. Значит, в твоей книге не осталось ни слова правды.

– Я к вам не за критикой приехал, – огрызнулся я.

– А больше нам разговаривать не о чем. Ты понял все, что успел. А я сказал все, что хотел.

Я вышел из-за стола и прошел в прихожую:

– Если я чем-то задел вас по неосторожности, простите.

– Да подожди ты, – остановил меня Селиверстов. – Я ведь тебя все-таки ждал. Возьми вот фотографию на память, – он протянул мне конверт.

Я открыл его и вытащил снимок. На нем был запечатлен Михаил при параде и при регалиях.

– Подполковник, значит, – пробормотал я.

– Да. Посмертно полковника дали. И заметь, сколько наград. Родина своих героев не забывает.