Часть первая: Социализация

Глава 1

Утро. Встречный ветер. Краешек солнца над горизонтом.

Скорость, рокоток движка, тряска на неровной грунтовке.

Пыль.

Я – в кожаном плаще, танковом шлеме и мотоциклетных очках с каждой минутой уношусь всё дальше и дальше от комендатуры. Не сбегаю – вовсе нет! – но отбываю к новому месту несения службы. Пояс оттягивает кобура, в держателе закреплён ППС, в люльку сгружены фанерный чемоданчик с личными вещами и мешок с прочими пожитками. Во внутреннем кармане – полный пакет документов. В голове – сумбур.

Паника отступила, но и душевного спокойствия не прибавилось ни на грош.

Я убил человека. Я – убил.

И если морально-этическая сторона вопроса сейчас волновала мало – урод сам напросился! – то от ожидания неминуемых или как минимум вполне возможных юридических последствий натуральным образом крутило потроха.

И это ещё повезло, что к моменту моего отъезда из расположения не только не обнаружили бездыханного тела Казимира, но и вроде бы даже не заметили его отсутствия в медсанчасти. По крайней мере, никаких видимых мер по розыску ушедшего в самоволку курсанта или его убийц пока что не предпринималось.

За ночь я и глаз не сомкнул – всё ворочался, ворочался и ворочался в ожидании решительного топота, стука распахнувшейся двери, приказа одеваться и шагать на выход. И утром, когда получал у старшины командировочное удостоверение и учётную книжку, собирал вещи, прощался с Василем и Варей, напряжение тоже не отпускало ни на миг. Но тогда это были ещё цветочки – вот пока ехал от автохозяйства до контрольно-пропускного пункта, аж взмок весь; так и казалось, что на КПП развернут и отправят на допрос. Но не развернули и не отправили.

Предъявил документы, вывернул на дорогу и лишь там, такое впечатление, начал дышать полной грудью. Глупость, конечно, полнейшая. И не то глупо, что задержания боялся – реально могли и допросить, и на гауптвахту до завершения расследования законопатить, – глупо было расслабляться, просто за ворота выехав. Как выехал, так и обратно заеду, если подозрения в моей причастности к гибели Казимира возникнут.

И всё же напряжение отпустило сразу, как только шлагбаум за спиной опускаться начал. Умом понимаю, что ничего ещё не кончено, да только нервной системе на все доводы разума плевать с высокой колокольни.

Вырвался? Вырвался!

Отсюда и подсознательное желание прибавить скорость. Но сдержался, не лихачил и ручку газа до упора не выкручивал. На выезде пришлось остановиться у пропускного пункта, крышу которого венчала солидная мачта антенны. Сонный младший сержант без особого интереса изучил направление, вернул бумаги и пообещал дать знать о моём выдвижении на Кордон.

– Проезжай! – махнул он рукой, зевнул и скрылся в караулке.

Я и поехал и уж больше не сдерживался, прибавил скорость, подставил лицо встречному потоку воздуха, выкинул из головы страхи и опасения.

Всё! Погнали!

Ждали меня километрах в пяти от города. Дорога там поднималась на небольшой пригорок, а только я перевалил через него и покатил вниз, на глаза сразу попался припаркованный у обочины двухдверный автомобиль со сложенной крышей. Не легковой вездеход отдельного научного корпуса и не патрульная полицейская машина, обычный автомобиль без стилизованной схемы атома на дверцах или таблички «Полиция» за лобовым стеклом, но сердце так и забилось.

Рядом с малолитражкой стоял Альберт Павлович.

Институтский консультант требовательно вскинул руку, и я сбросил скорость, прижался к обочине, стянул с головы танковый шлем.

– Ну и что ты творишь, Пётр?

Резкий вопрос заставил растерянно захлопать глазами; мысли в голове так и заметались.

О чём это он? О чём, о чём, о чём?!

Усилием воли я подавил нервную дрожь и взял эмоции в узду.

Это ведь не задержание по подозрению в убийстве! Точно – не задержание! Слишком странное место, да и с чего бы Альберту Павловичу чужую работу выполнять? Едва ли это соответствует его принципам!

Быть может, раздражение вызвала моя командировка? Но это же глупо! Послали – и поехал, а как иначе-то? Какие ещё могут быть варианты?! Или дело в том, что не изыскал возможностп заблаговременно уведомить о полученном назначении? Так я и сам не знал! А как узнал – сразу капитану Городцу доложил. Ко мне какие претензии?

Я сглотнул и спросил:

– А что такое, Альберт Павлович?

– У тебя в направлении пункт назначения какой указан? – последовал новый неожиданный вопрос. – «Сорок шестой километр», так?

– Так.

– А на инструктаже что касательно остановок говорили?

– Только по требованию уполномоченных сотрудников ОНКОР…

Консультант РИИФС развёл руки в стороны.

– Я похож на уполномоченного сотрудника корпуса? Нет? Ну и что ты творишь, Петя? Жить надоело?

У меня натуральным образом голова кругом пошла.

– Но вы же…

– Заруби себе на носу: любая остановка в пути чревата тем, что тебя прикончат, а техника, оружие, форма и документы окажутся в руках иностранных диверсантов или местных саботажников. Эпицентр – зона повышенного внимания, тут оперативная обстановка будто на фронте.

– Понял, – ответил я, впрочем, не слишком-то уверенно.

Альберт Павлович жёстко глянул в ответ и резко сменил тему разговора.

– Мышека зачем убил?

Я успел уверить себя в том, что опасность миновала, поэтому округлил глаза в совершенно естественном, без малейшего наигрыша изумлении. Но вот высказался уже вполне осознанно, в нужном ключе, не позволив шоку сдавить до сих пор нывшую гортань и признать своим нелепым молчанием вину.

– Да как – убил? – возмутился я. – Подумаешь, приложил дубинкой по голове! Большое дело! На днях с ним виделся. Живёхонек!

– О дубинке мы ещё поговорим! – отрезал консультант. – А убили курсанта Казимира Мышека, судя по температуре тела и трупному окоченению на момент обнаружения, вчера с десяти до одиннадцати часов вечера.

– Убили?! – разыграл я жуткое изумление, но театральными эффектами всё же увлекаться не стал и замотал головой. – Нет, нет, нет! Я в это время уже спал. Да и не ходил я в медсанчасть! Кто бы меня туда пустил?

А в голове – другое. Если Василь не захочет выставлять свои отношения с Варей напоказ, то может моё алиби и подтвердить. Но даже если скажет, что я появился позже – тоже нестрашно. Не докажут. Ничегошеньки они не докажут!

Опять же температура тела – показатель не слишком точный, сильно от погодных условий зависит. Ну, мне так кажется…

– Казимир Мышек самовольно покинул и медсанчасть, и расположение. Он был убит за территорией комендатуры.

– Но я-то территорию не покидал! А Казик дурной был, вот и нарвался на неприятности! Подкатил к какой-нибудь барышне и огрёб от её кавалера.

– Он был в больничной пижаме, а значит, ушёл в самоволку с вполне конкретной целью. Вероятно, желая перехватить кого-то, кто покинул расположение раньше него самого.

Вспомнились слова капитана Городца о том, что топить меня он не станет, это придало решимости, и ответил я со всей возможной уверенностью:

– Ничего об этом не знаю.

Лицо консультанта как-то разом расслабилось, вновь стало добродушно-округлым.

– Неплохо держишься, молодец, – похвалил меня Альберт Павлович и едва заметно улыбнулся, чтобы тут же выставить перед собой указательный палец. – Но! У тебя был конфликт с убитым и нет твёрдого алиби на момент его смерти. Проверка установит и тот, и другой факт в самые сжатые сроки. И пусть в случае с шокером доказать умысел не получится, твоя причастность к убийству сослуживца неминуемо станет одной из двух основных версий случившегося. А значит, с тобой начнут работать и работать всерьёз.

По спине побежали мурашки, но присутствия духа я не потерял и с показной беспечностью пожал плечами.

– Да и пусть!

– Свидетелей нет – это хорошо. Даже если кто-то был в курсе замысла Казимира – это лишь косвенные улики. Дело может решить чистосердечное признание, поэтому не вздумай вестись на уговоры и признаваться в непредумышленном убийстве или превышении пределов необходимой обороны. Ничем хорошим для тебя это не кончится, уж поверь на слово. Особенно учитывая использование сверхсилы.

– Да я…

– Помолчи! – жёстко оборвал меня Альберт Павлович. – Ты не абсолют, не забывай об этом! Пусть никто с кондачка и не сумеет забраться в твою голову, но, как только станешь основным подозреваемым, а это случится весьма и весьма быстро, следствие без труда получит санкцию на применение спецпрепаратов. И тогда ты расскажешь обо всём сам.

По спине потёк горячий пот; я не выдержал, расстегнул плащ, распахнул его и оттянул прилипшую к груди гимнастёрку.

– Альберт Павлович, вы ведь не просто так затеяли этот разговор, правильно?

Консультант кивнул.

– Есть возможность избавить тебя от допроса под медикаментами, но не в моих принципах оказывать подобные услуги на безвозмездной основе.

Вот так дела! Но капитан Городец и вовсе предупредил, что помогать не станет, а тут хоть поторговаться можно. Наверное…

Я сглотнул, и едва ли судорожное движение кадыка укрылось от собеседника, но – плевать, чистосердечного признания он от меня не дождётся.

– Не скажу, будто опасаюсь допроса с использованием каких-то там препаратов, – осторожно начал я, – но сама его возможность представляется мне крайне обидной несправедливостью. Поэтому если ответная услуга будет не слишком обременительной, конечно же, я ваше предложение приму.

Альберт Павлович рассмеялся.

– Нет, Петя, так дела не делаются. Я и сам пока ещё не знаю, чем ты можешь оказаться полезен и сможешь ли оказаться полезен вовсе. Это игра вдолгую.

Я помотал головой.

– И что же тебя смущает? – с лёгким намёком на улыбку спросил консультант.

– Откуда мне знать, что потребуется взамен? Я ведь даже толком не знаю, что связывает вас с корпусом!

– Я – консультант кафедры кадровых ресурсов факультета теоретических изысканий РИИФС. И для тебя этого должно быть вполне достаточно, поскольку разграничить, где заканчивается институт и начинается отдельный научный корпус, порой достаточно… непросто. К примеру, заведующий военной кафедрой имеет чин майора ОНКОР, как и проректор по медицинским вопросам, который совмещает преподавательскую и научную деятельность с руководством медслужбой корпуса. А ректор и вовсе возглавляет наблюдательный совет. Если проводить аналогии, он у нас губернатор.

– Вы – не они!

Альберт Павлович устало вздохнул, уселся на водительское сиденье автомобиля, переложил назад с пассажирского места шляпу и сделал приглашающий жест рукой. Тут я колебаться не стал, устроился рядом.

– Видишь ли, Петя, мы живём в непростое время, которое требует непростых решений. Ты политически подкован и должен понимать, сколь всё зыбко и нестабильно. Но внешние враги республики, их внутренние пособники, реваншисты и реакционеры – это лишь вершина айсберга. Всё много-много сложнее, чем видится со стороны. Идёт незримая борьба за выбор пути развития человечества, и дело вовсе не ограничивается разговорами о неминуемом появлении новой сверхрасы. Евгенические эксперименты по её искусственному выведению начались практически одновременно с открытием феномена сверхэнергии. Всё это может закончиться очень плохо. Сейчас человек способен многого добиться своим трудом. При наличии таланта, упорства и чуточки везения реально достичь любых высот. Но если не переломить ситуацию, то не пройдёт и ста лет, как люди вновь разделятся на первый и второй сорт, только теперь уже без всякой возможности пересечь новые сословные границы. Понимаешь, о чём я?

– Не вполне, – честно сознался я.

– Доступ к сверхэнергии получат лишь избранные. Образуется, если угодно, новое дворянство. И этих уже так просто будет не сковырнуть. Их личное могущество усилится многократно, любая революция захлебнётся в крови, и никакой научный прогресс ничего исправить не сможет. В то же время мы – за сверхэнергию для всех. Одни во всём мире, подумай об этом.

– Мы – это кто?

– Институт. Корпус. Политики, военные и чиновники, разделяющие наши воззрения, – ответил Альберт Павлович. – И не думай, будто я сгущаю краски, ситуация и в самом деле критическая. Сколько было аристократов в империи – один из ста или около того? Множество их уехало из страны после революции, но знаешь ли ты, что десять процентов операторов из дворян? А всего через «Общество изучения сверхэнергии» проходит каждый пятый соискатель. Каждый пятый, подумай только!

Мне было откровенно не до того, но масштабы проблемы я осознал и принял.

– Реваншисты не испытывают проблем с финансированием, их подопечные с самого раннего детства живут в непосредственной близости от Эпицентра и проходят соответствующую подготовку. Это не гарантирует стопроцентную результативность, но она много выше среднего. А по стране, особенно в крестьянской среде, идёт оголтелая пропаганда, призывающая не пускать детей на инициацию. Каких только нелепостей не сочиняется на этот счёт, но люди-то верят! Плюс начинают образовываться настоящие кланы, костяк которых составляют дворянские фамилии и семейства преуспевающих промышленников. Они оплачивают обучение, делятся тайными практиками, вербуют перспективные кадры в обмен на содействие в достижении пика возможностей или связывают кабальными контрактами; сам видел, как это происходит в распределительном центре! Сколько операторов уже попало в зависимость и сколько ещё попадёт? Чьи приказы они станут выполнять? И какие это будут приказы, а?

Я вздохнул.

– Альберт Павлович, вы не ответили на мой вопрос.

– Не ответил, – подтвердил тот. – Скажу так: представляемая мною структура в меру своих возможностей препятствует утечке сведений о научных разработках, выявляет вражеских агентов влияния, их пособников, саботажников и вредителей. Мы отделяем зёрна от плевел, выбираем камушки из риса. И действуем полностью в рамках закона, пусть обычно и негласно, задействуя связи в официальных структурах.

– А я?..

– А ты при необходимости окажешь нам содействие. Понятия не имею – какое и когда. Только не расценивай это как кабалу, мы ведь на одной стороне, так?

– На одной, – подтвердил я, тщетно стараясь подавить дрожь в голосе. – На одной…

И это было действительно так. Альберт Павлович говорил правильные вещи, я разделял его устремления и действительно хотел оказаться причастным к чему-то большему, нежели банальное патрулирование улиц.

– Так мы договорились? – уточнил консультант.

– Да, – сказал я после долгой паузы, словно мне и в самом деле предоставили возможность выбирать, а не загнали в угол.

– Об этом разговоре – ни одной живой душе, понял? Даже капитану Городцу не говори. Это наши с тобой дела, его они не касаются. Понял?

– Понял.

Альберт Павлович протянул руку и попросил:

– Дай учётную книжку.

Я не стал интересоваться, зачем она ему понадобилась, выполнил распоряжение молча. Консультант быстро отыскал нужную страницу, вытянул из кармана перьевую ручку, свинтил с неё колпачок и принялся что-то писать.

– Некоторые люди плохо переносят введённый тебе при подстройке к колебаниям сверхэнергии препарат, а для подавления воли операторам вкалывают его производные. Чаще и вовсе ограничиваются ментальным воздействием, но это не со всеми срабатывает, с тобой не сработает наверняка. Поэтому запоминай: по приезде в распределительный центр ты ощутил головокружение и слабость в ногах, звенело в ушах, стало сложно дышать. В медчасти зафиксировали низкое давление, учащённый пульс и стагнацию дыхательной функции. Дальше – ничего не помнишь. Когда очнулся, врач сказал, что дело в индивидуальной непереносимости препарата. Предложат пройти медикаментозную проверку – отказывайся, имеешь право. Побочные эффекты раз от раза сильнее, может и сердце не выдержать. Всё понял?

Я молча кивнул.

Тогда Альберт Павлович достал с заднего сиденья свой потрёпанный саквояж, расстегнул его и вынул деревянную коробочку со штемпельной подушечкой, а следом и печать. Поставил оттиск, затейливо расписался – не за себя, от имени заведующего медчастью. И я понял: слово придётся сдержать, а поручение – выполнить. Теперь на крючке: заупрямлюсь, врач мигом открестится от этой записи в учётной книжке. Тогда – конец.

Но не заупрямлюсь, точно нет. И даже не из страха неминуемого возмездия. Просто мне и в самом деле хотелось оказаться полезным.

Консультант вернул учётную книжку и вздохнул.

– Петя, очень тебя прошу: осторожней на трассе, а то не доедешь. Сгинешь где-нибудь по пути.

– Ладно, – пришибленно кивнул я, решив и в самом деле поостеречься.

В конце концов, собеседнику незачем нагонять на меня жуть, а в оперативной обстановке он ориентируется куда лучше моего.

– Ни пуха, Петя!

– К чёрту! – отозвался я, отошёл к мотоциклу и на всякий случай передёрнул затвор пистолета-пулемёта, взведя оружие. Сверхспособности – это здорово, но увеличить дистанцию поражения лишним точно не будет.

Альберт Павлович поднял вверх большой палец, завёл автомобиль и покатил к городу. Ну а я затянул ремешки шлема, толкнул ногой педаль пускового устройства и поехал в противоположном направлении. К Эпицентру и как бы не к новым проблемам…

От Новинска до Кордона – сорок километров по прямой, да и протяжённость дороги лишь немногим больше: трасса почти не отклонялась от восточного направления и виляла из стороны в сторону, лишь огибая какой-нибудь очень уж крутой холм или сворачивая к мосту через овраг с обрывистыми краями.

В целом резкие изгибы и повороты случались не так уж и часто, всё больше гнал и гнал размеренно и спокойно. И вот эта размеренность движения в итоге и стала серьёзной проблемой: ночью глаз не сомкнул и сейчас веки начали опускаться сами собой. Если б не тряска и мощный поток встречного воздуха, точно бы задремал; да и так, несмотря на все предпринимаемые усилия, несколько раз клюнул носом.

Ладно хоть ещё дорога была преимущественно пустой, лишь раз обогнал колонну автобусов в сопровождении двух броневиков и оставил позади группу невесть куда намылившихся велосипедистов. В обратном направлении движение тоже интенсивностью не отличалось: за всё время к Новинску прошло с десяток грузовиков, преимущественно с кабинами защитной окраски и эмблемами ОНКОР на дверцах, да сколько-то телег, которые поленился сосчитать.

Поначалу достаточно часто попадались боковые съезды, а сама трасса преимущественно шла по стыку тайги и степи; я то гнал напрямик через языки леса, то вырывался на открытое пространство. Где-то после шестидесятого километра начали встречаться мобильные посты, да ещё чуть в стороне от дороги обнаружился основательный опорный пункт с узкими окнами-бойницами и высоченной антенной на крыше.