Этой весной я впервые за много лет вновь позировала – на сей раз для своей подруги Шанталь. Раньше она писала бледных угловатых девушек в элегантных позах, но с годами ее кисть всё чаще обращается к реальности плоти. Неуклюжие белые спины, трусы в цветочек, холсты как зеркала, в которых ты с тревогой выискиваешь начало разрушения, признаки увядания, преобразование кожи в длинные зыбкие мазки свинцовых белил и желтого хрома. Шанталь работала быстро. Мы провели два сеанса. Она не разрешала мне смотреть, пока не закончила. Мой нос был похож на банан, я казалась встревоженной, моя одежда диссонировала с красным грунтом. Думаю, я влюблена в некрасивость, сказала Шанталь, и, хотя мое тщеславие было уязвлено – а кто не хочет быть бледным ростком, гибким и прельстительным, только ноги, локти и потупленный взгляд, – мне понравилось, как она сформулировала печаль существования, печаль настороженного животного, не вполне уместного в комнате. Там была я, фигуративный образ, одна сплошная случайность: мешок из старой кожи, усталый, испуганный, напряженно живой.