У Леры были бархатные, солёные губы. Поцелуй слегка отдавал железом и печалью, но где-то дальше, глубже, чувствовалась надежда. Что не всё потеряно. Что есть ещё возможность.
– Бояться в порядке вещей, – выкрикнул он с крыльца. Наверняка все соседи слышали, да и ладно. Сейчас для Ваньки было главное – задержать одну-единственную девушку, которую он мог потерять. Опять.
– Ваня, я боюсь, – не вытерпела, выпалила Лера. И закрыла рот руками, словно бы сама испугалась своих слов. Но потом выдохнула и продолжила: – Ваня, мне страшно привязываться к тебе. Страшно, что ты мне понравишься до такой степени, что я уже никуда не смогу ни уехать, ни уйти.
Лера сжимала кулаки и не смотрела на Ваньку, который замер со стаканом у губ. Кровь потекла медленней, будто стала вязкой, что сироп. Руки похолодели, ноги ослабели, налились тяжестью, а в голове нарастал отвратительно раздражающий писк, будто комариный, но отмахнуться от него не было возможности.
И Ванька поцеловал её. Глубоко и страстно, вдавливая свою руку в её талию, прекрасно чувствуя каждое ребро, каждую мягкость под ладонью. Другой ладонью держал за шею, боясь того момента, когда Лера решит закончить, отстранится. Но она крепче сжимала его плечи и цеплялась сильно и отчаянно, дико и уверенно. А он гладил большим пальцем по её щеке и пытался мысленно успокоить: всё хорошо, киса, теперь всё будет хорошо.