© Тарасевич О. И., 2010

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2010

* * *

Все события и герои книги вымышлены автором, все совпадения случайны и непреднамеренны.

С огромной благодарностью – моим любимым маме и папе, которые очень помогали мне в работе над этим романом

Пролог

Моя жизнь стала похожа на ад. Из нее исчезло все, ради чего стоит жить, – радость, надежды, мечты. Любовь? К сожалению, вот она не исчезла. Именно любовь к тебе, похожая на затяжную болезнь, отравляет каждое утро, и любой день, и все мои ночи. Когда я просыпаюсь и еще с закрытыми глазами чувствую, как волны сна отступают, меня скручивает первый приступ боли. Память безжалостно напоминает, что со мной стало: потухшие глаза, поникшие плечи, унылые складки у губ. День только начинается, а у меня уже нет сил ни на что – ни на работу, ни на развлечения. Любовь к тебе меня уничтожила, превратила в жалкую развалину, в которой ничто уже не напоминает когда-то успешного, целеустремленного и счастливого человека.

Знаешь, мне никогда не было свойственно сожалеть о прошлом, о своих ошибках, проблемах, трудностях. Мне всегда казалось, что негативный опыт – это тоже опыт, из него надо извлекать уроки, делать выводы и обязательно продолжать идти вперед, с новыми знаниями, пусть и полученными ценой мучительных страданий. Но если бы можно было перемотать время назад! После знакомства с тобой и всех мук, которые оно принесло, мне стало понятно: бывают такие испытания, выстоять в которых, пережить их – невозможно. Они разрушают все: личность, лицо, тело; они, словно проказа, покрывают жизнь толстым слоем грязи, затягивают паутиной. Это как болото – все попытки вырваться приводят лишь к тому, что еще глубже увязаешь в трясине, и уже не остается ни света, ни воздуха, ни надежды. Если бы только можно было перемотать время, как диск с фильмом, на самое начало наших отношений, в первый день знакомства, озаренный ослепительным счастьем и обещавший, как мне казалось, еще большее счастье… Мне очень хочется стереть этот день, потому что я знаю: если бы его не случилось, моя жизнь стала бы иной; в ней не было никаких предпосылок для того, чтобы влачить жалкое унылое существование, в ней тогда еще было все для нормального полноценного бытия, полного смысла, взаимной любви, нежности, детей, секса, путешествий, профессиональных успехов…

Но произошло то, что произошло.

Я знаю, что вылечиться невозможно, я буду болеть тобой столько, сколько мои глаза видят свет, сколько легкие вдыхают воздух, а разбитое тобой сердце зачем-то упрямо продолжает гнать кровь по моим венам.

Сначала мне казалось: есть один верный и действенный способ покончить с этой болью раз и навсегда. Надо просто убить себя, и тогда связанных с тобой мучений тоже не будет.

Но я не могу себе позволить такой роскоши. Моя смерть убила бы тебя во мне. Но она убила бы и моих близких. Моих родных людей, которые любят меня тепло и искренне, которые всегда отдавали мне самое лучшее и больше всего на свете желают мне счастья. Я не могу так поступить с ними, я не могу толкать их в болото безысходной боли, заставлять их тонуть в нем мучительно и страшно, совсем как я.

Потом пришли другие мысли. Убить тебя. Уничтожить. Стереть с лица земли. Без тебя мир станет чище и лучше, это очевидно. Ведь ты разрушаешь все, к чему прикасаешься. Убить тебя и… И остаться без тебя? Но знаешь, несмотря на все связанные с тобой страдания, я не могу без тебя. Все события моего унылого болотца связаны только с тобой. Мне нужны твои глаза, твой голос, запах, движения. Моей любви, этому чудовищу, нужен зловредный деспот и жестокий мучитель. Ей нужен ты. Почему? Если бы можно было найти ответ на этот вопрос! Я не знаю, почему так происходит. У меня никогда не было потребности в унижении. Мне нравились знаки внимания, забота, ласка, нежность. Мазохизм, душевный и физический, никогда не входил в список моих ценностей. Все изменилось после встречи с тобой. То, что любви ты дать не можешь, стало понятно очень быстро. Но, оказывается, потребность в тебе так огромна и всеобъемлюща, что мне нужны хотя бы связанные с тобой страдания, если ничего другого ты предложить не в состоянии.

Но… жить и страдать? Разве это жизнь? Такая жизнь – преступление перед собой и перед Богом. Я знаю, люди приходят в этот мир для счастья и добра. И если Создатель посылает нам испытания, то лишь для того, чтобы, пройдя через них, мы стали лучше, мудрее, сильнее. Только со мной произошло что-то не так. Испытания, уготованные мне, не исправляют, а разрушают. Но… ведь Бог любит всех людей и каждого человека. Он просто не мог бы допустить того, что случилось со мной! Значит… значит, мне уготована другая роль. Сделать так, чтобы ты осознал всю ошибочность своего поведения. И понес заслуженное наказание.

Вот теперь мне все стало ясно и понятно. У меня появился план, выполнить который – мое предназначение. Он причинит мне много боли, потому что твоя боль – это и моя боль. А тебе будет очень больно, очень. Но мне надо пройти и через это. Так страдает мать, наказывая своего ребенка для его же пользы.

Все решено.

Выбора нет.

Остается только все как следует обдумать…

Глава 1

1977 год, Элтроп

Стой, Блэки! Тпру! Стой! Остановив лошадь, Диана Спенсер осторожно освободила ноги от стремени. И, внимательно осмотревшись, вцепилась в седло и быстро спрыгнула на землю.

Отлично! Яркое весеннее солнце уже осушило росу с высокой травы и даже сделало тверже почву. Значит, ни костюм для верховой езды (черные бриджи, белоснежная рубашка и атласная жилетка), ни высокие сапоги не испачкаются, и это очень кстати. Ведь через полчаса у этого пруда, заросшего кувшинками, лилиями и нежно шелестящим камышом, появится сам принц Уэльский. Все должно быть безупречно. Первая встреча – это слишком важно, ответственно. Как же хочется поскорее увидеть Чарльза! Он посмотрит в прекрасные синие глаза неожиданно встретившейся девушки и, должно быть, спросит: «Кто вы, о прекрасная незнакомка?» Было бы здорово ответить в духе героинь романов Барбары Картленд: «Я – принцесса вашего сердца». Но, конечно, лучше просто вежливо представиться, придворный этикет все-таки никто не отменял. А про «принцессу сердца» можно будет сказать потом, когда наши губы сольются в поцелуе, сердца застучат в унисон и Чарльз предложит мне выйти за него замуж, и от счастья мысли перепутаются, и будет непонятно, чего хочется больше – отдаться этому прекрасному сильному мужчине, впервые познавать физическую любовь, или скорее заняться выбором чудесного свадебного платья.

Ах, Чарльз, милый Чарльз!..

Покосившись на задумчивую хозяйку, прислонившуюся к стволу дуба, Блэки негромко заржала и тряхнула смоляной гривой.

– Не злись, – прошептала Диана, невольно улыбаясь преобразившейся лошади.

Самой спокойной кобыле из конюшни графа Спенсера явно очень хотелось туда, на край леса, откуда начиналась охота с участием принца Уэльского. Лай собак, звуки охотничьих рожков, топот копыт. И вот уже всегда невозмутимая Блэки разволновалась, загарцевала, как любопытный жеребенок.

– Глупая лошадка, мне бы твои проблемы. Ты не понимаешь, как это ужасно – Чарльз ведь ухаживает за Сарой! – Диана горестно вздохнула, взъерошила светлые коротко стриженные волосы и похлопала фыркающую Блэки по чуть влажному боку. – Они познакомились на ежегодном приеме в Виндзоре в честь Королевских скачек в Аскоте. Уже встречались несколько раз, а теперь Сара пригласила наследника престола поохотиться в Элтропе^[1]. Но ведь Сара уже старая, ей больше двадцати, а мне всего шестнадцать! И Сара никогда не хотела встретить настоящего принца! Ей не нужен Чарльз, он должен стать моим. Я так хочу выйти за него замуж! Он такой, как в сказках, как в романах, как в моих самых заветных мечтах!

Лошадь звонко чихнула и недоуменно покосилась на Диану.

На какую-то секунду девушке вдруг показалось, что она поняла значение изумленного взгляда животного.

В этой жизни на самом деле есть только страшные грустные сказки.

Романы Барбары Картленд вдруг превратились в кошмарную фантасмагорическую реальность.

Давно надо перестать жить мечтами и фантазиями. Но… слишком долго придуманный мир был ее надежным убежищем, спасением, а по-другому ведь было просто не выжить, никак не выжить…

…Утро не предвещает беды. Вся семья собирается в столовой, мама прекрасна в бежевом атласном платье, облегающем ее стройную фигуру, отец в деловом костюме увлеченно просматривает газеты. Гувернантки приводят детей. Диана равнодушно кивает сестрам: высокой шумной Саре, молчаливой пухленькой Джейн. Младший Чарльз, конечно, маленький бог, ему прощают все шалости, выполняют любое его желание. Но с братом еще можно как-то ладить. А вот родители… Мама с отцом постоянно ругаются.

– Джонни, я хочу поехать в Лондон, – безапелляционным тоном сообщает мама, откладывая салфетку. – Парк-хаус^[2] меня утомляет.

– Но ведь ты только недавно вернулась, – растерянно замечает отец. – Фрэнсис, а как же дети?..

Мамины синие глаза темнеют. Она резко встает из-за стола, демонстративно проходит в свою комнату, зовет горничную, чтобы та помогла ей собрать вещи.

В столовой стоит звенящая тишина, даже капризуля Чарльз боится отставить тарелку с ненавистной овсянкой.

Мама уезжает. Еще не ясно почему, но понятно, что это очень плохо.

Остается только ждать ее. И мечтать, что когда она вернется – все будет по-другому, без этой ее недовольной морщинки, разрезающей чистый белый лоб, без лихорадочного румянца на папином лице, который всегда появляется после того, как слуга принесет ему стакан с темной, терпко пахнущей жидкостью. Если бы только родители не ругались, сколько интересного можно было бы придумать – пойти на пруд кормить форель, гулять по парку, кататься верхом…

Проходит несколько дней, мать возвращается, но из спальни родителей даже через плотно прикрытые двери доносятся отчаянные вопли.

– Ты меня использовал, как племенную корову! Шесть беременностей за девять лет! Но вот ты получил наследника, могу я теперь хоть немного развлечься?! Мне всего двадцать восемь, и я не намерена хоронить себя в этом склепе!

– Фрэнсис, ведь ты же теряешь голову! Мне надоело, что твои романы обсуждают все соседи!

– А мне надоело, что ты сидишь в поместье, как старый пень! Тебя никогда не допросишься выехать в свет! Что ж, не хочешь развлекаться – не надо! Уверяю, я и сама прекрасно справлюсь!

Это так не похоже на церемонные учтивые речи, которые родители ведут в присутствии гостей.

Но все-таки можно попытаться сделать так, чтобы мама не уезжала. Ведь если не будет гувернанток, она останется…

Проще всего сговориться с Сарой. Та приходит от плана Дианы в полный восторг.

– Я выброшу белье гувернантки из окна! – хохочет сестра, встряхивая рыжими, как у большинства Спенсеров, кудрями.

– А я смою кольцо своей гувернантки в унитаз. Или… – Диана сделала то, что маленьким леди делать категорически возбранялось, – погрызла ногти. – Или лучше засунуть в ее стул булавки?

Сара одобрительно кивает:

– Сначала смой кольцо, а потом займись стулом. После такого они все от нас сбегут!

Детские хитрости помогали, но ненадолго.

Приходила новая прислуга, и мать снова исчезала. А потом случилось и вовсе что-то странное. Диана с Чарльзом вдруг уехали с мамой и стали жить в городской тесной квартире, где было мало комнат, а рядом не имелось хотя бы маленького парка. Сара с Джейн и папа остались в поместье. Но потом мама вдруг опять привезла их в Парк-хаус.

– Я скоро вернусь, – пообещала Диане в тот день она и, пряча глаза, направилась к выходу.

Диана сразу же уселась на ступеньку лестницы.

Мамочка ведь сказала, что скоро вернется. А тут так удобно ее ждать. А потом можно будет вместе пойти гулять. Или обедать.

Проходившие мимо слуги вздыхали, стоявшие в холле старинные часы прилежно звонили каждые четверть часа, пришло время отправляться в столовую, только мама все почему-то не появлялась.

– Диана, – Сара опустилась рядом на ступеньки, обняла сестру за худенькие плечи, – я хочу тебе кое-что объяснить. Наши родители развелись. Мама сначала уговорила отца, что вы с Чарльзом будете жить с ней. Но папа передумал, подал в суд и выиграл дело. В общем, все вышло, как он хотел. Мама больше не вернется сюда, понимаешь? Нас будут возить к ней в город, но потом. А теперь надо идти в столовую. Уже сервирован ужин. Ты не обедала. Идем же!

Диана слушала рассудительный голос сестры, однако о чем ей толкует Сара – не понимала.

Развелись? Но зачем? А как же… как же все?!

«Я никогда не разведусь, – пообещала она себе, смахивая вдруг побежавшие по щекам слезы. – Я найду своего самого лучшего принца, у нас родится много детей, и мы никогда не разведемся. Никогда!»

В тот момент ей казалось, что большего горя в жизни не бывает.

Не сразу, но боль притупилась, стала меньше. Отец был очень внимателен, всегда дарил ей красивых кукол. А еще у него появился фотоаппарат, и папа любил говорить: «Диана, пойдем в парк, сделаем красивые снимки». Потом началась школа, где длинные скучные уроки казались нескончаемыми. Но за учебниками все-таки было легче. Только все это продолжалось слишком недолго. Из разбитого сердца вдруг снова хлынула кровь.

Когда отец представил свою новую знакомую, Рейн Легг, Диана даже обрадовалась.

Дочь Барбары Картленд, той самой знаменитой писательницы, книгами которой зачитывались все девочки в семье Спенсер!

Впрочем, на первом же совместном обеде Диана разочаровалась в Рейн. Жеманная, ярко накрашенная, она говорила слишком громко, неумело пользовалась приборами и вообще вела себя не так, как полагается леди, но при этом пребывала в уверенности, что она неотразима.

– Напыщенная снобка! – поделилась Диана с Сарой, когда гостья покинула столовую.

– Не нравится мне, как она смотрит на папу, – задумчиво произнесла сестра и вздохнула. – Не нравится…

Подарки, совместные прогулки, обеды и ужины. Рейн здесь, Рейн там. Папа поглядывает на эту женщину и как-то странно улыбается. Слуги всегда готовят ей комнату, как будто бы само собой разумеется, что она приедет на уик-энд, а потом еще задержится на несколько дней. Постепенно Рейн стало слишком много. Нет, она не носила розовых туалетов. Но ее красные ногти и шляпы со страусиными перьями сводили Диану с ума. И эта шумная женщина так отличалась от нежных героинь романов Картленд…

Но она почему-то считала, что может себя вести, как те ищущие любви девушки, и всенепременно захотела добиться взаимности от графа Спенсера.

– Опять явилась, чтобы соблазнять папочку, – негодующе шипела Сара.

Диане все еще казалось, что сестра ошибается, что после красивой, элегантной мамы отец просто не может заинтересоваться столь вульгарной особой.

– О Джонни, ты такой сексуальный. Мне так хорошо с тобой! Баловник, что ты делаешь? Опять?..

Услышав эти фразы (а за ними раздался еще и звук поцелуя), Диана застыла возле кабинета отца, так и не решаясь отворить высокую позолоченную дверь.

Все-таки сестра права.

Дело плохо.

Рейн сразу стала объектом всеобщей яростной ненависти.

Сара рыгала за столом, Чарльз портил воздух, Диана «случайно» проливала соус на безвкусное платье хищной особы.

Потеряв маму, потерять еще и отца? Эта мысль приводила Диану в отчаяние. Ей казалось, что так плохо быть просто не может, никто из детей Спенсеров не заслуживает такой участи. В школе девочка только тем и занималась, что придумывала пакости, которые можно устроить Рейн. Однако – какой кошмар! – папа всегда защищал свою новую пассию. Это предвещало беду, но… насколько сильной окажется боль, она и не представляла.

О свадьбе все дети Спенсеров узнали из газет, от учителей и знакомых. Отец так и не решился поставить их в известность о своем намерении отвести Рейн под венец.

На торжественном обеде Диана, бледная от ярости, подошла к отцу. Он чуть нагнулся, ожидая поздравлений и поцелуя. Неожиданно для себя самой Диана резко ударила его по щеке. И зарыдала:

– Это тебе за всех нас!

– Никогда… Никогда больше так не делай! – Граф опешил и потер щеку.

– А что сделал ты? Что ты сделал?

Диана схватила край скатерти и дернула его. Фамильное серебро Спенсеров жалобно зазвенело…

Проигрыш в битве с мачехой дети лечили по-своему. Сара пристрастилась к выпивке, крутила романы. Чарльз загонял лошадей из отцовской конюшни. Джейн, самая тихая и покорная, обиженно плакала в своей комнате. Диана же, зажмурив синие глаза с длинными ресницами, упрямо мечтала.

Будет и другая жизнь, непохожая на нынешнюю.

В ней ей встретится принц, а с ним придут счастье и любовь. Поцелуи, ласки – какие они? Сара смеется: проверь сама и все узнаешь. Сестра не понимает – спешить можно только навстречу своей судьбе, настоящему мужчине, верному красивому принцу. А если его пока нет рядом – то надо подождать, поберечь себя, сохранить чистоту для любви. Только так…

Будет принц. Любовь. Дети. Все будет.

Обязательно.

Это ничего, что пока все сказки оказывались страшными и грустными.

Душа и сердце трепещут в ожидании прекрасного чуда…

– …Знаешь, Блэки, строго говоря, я уже видела принца. Мне было тогда пять лет, ему семнадцать. Нас пригласили погулять в королевском саду, вместе с королевой-матерью я играла с Эндрю^[3]. И мимо прошел Чарльз, но я его почти не рассмотрела. Только лучше ему про это не напоминать, наверное. А то он подумает, что я так и осталась той маленькой озорной девчонкой…

Внезапно Диана замолчала.

Уши лошади дрогнули, и неспроста. Слышны были приближающиеся шаги, все ближе, уже совсем рядом, и…

Неужели?!

Наконец-то!

Из кустов вылетела пара черных лабрадоров, потом показался высокий худощавый мужчина, загорелый, лопоухий.

Чарльз улыбнулся, и Диана чуть не лишилась чувств.

Мечта стремительно становилась реальностью. Вот все уже происходит – пересечение взглядов, искорки интереса, обмен первыми приветствиями.

Как много нужно успеть ему сказать! Пожелать удачной охоты, намекнуть о встрече за обедом, предложить показать знаменитую картинную галерею Спенсеров…

Но пообщаться с принцем Диана не успела. Сначала на поляну вышли слуги Чарльза, один из них вел лошадь. Потом показались егеря, загонщики, а вот уже нетерпеливая стая собак деловито увлекает его за собой.

Виновато улыбнувшись, принц вскочил в седло, помахал рукой и умчался.

Оглушенная, растерянная Диана обняла присмиревшую Блэки.

– Как думаешь, я ему понравилась? У меня есть шанс? Если бы не Сара…

Взгляд Блэки показался девушке сочувственным, и нехорошие предчувствия сразу закричали сотней тоненьких противных голосков: «Ничего не получится из этой идеи, Диана! Чарльз увлечен твоей сестрой! Его улыбка – просто дань вежливости, только и всего».

Диана потрясла головой, разгоняя грустные мысли. И, закусив губу, пришпорила лошадь.

В конце концов для обеда выбрано прекрасное светло-голубое платье, выгодно оттеняющее ее глаза. И можно попытаться завести с принцем разговор об охоте. А еще сказать ему…

Диана печально вздохнула.

О чем говорить с таким мужчиной – она представляла очень смутно. Со школьными друзьями все выходило куда проще. Если пауза в разговоре затягивалась, можно было просто выпалить в лицо приятелям: «Ой, вы знаете, я ведь тупая, как бревно!» И весело расхохотаться. Но с Чарльзом, конечно, таких бесед вести нельзя, надо придумать какую-нибудь умную тему.