Глава 1

Под бескрайним звездным шатром раскинулся наш табор. Воздух напоен ароматом дымка от костра, смешанным с терпким запахом луговых трав. Я сижу, упершись спиной в колесо кибитки, и наблюдаю за теми, кто стал для меня семьей. Единственной семьей, которую я знаю и помню. Прислушиваюсь к веселому гомону и вдыхаю пьянящий воздух свободы.

Великаны-деревья стоят на страже нашего покоя. Мне кажется, они не просто молчат – они присматривают за нами. Встречают и провожают путников, оберегая тех, кто предпочитает жить под открытым небом, а не в тесных домах. Я закрываю глаза и растворяюсь в звуках природы, что окружает нас своей дикой силой и щедрой красотой.

Вот легкий шелест осоки – это озорной ветер промчался по огромному полю. А вот зашептались листья на деревьях. Наверное, обсуждают, кого сегодня привела дорога к их могучим стволам, кому дарят тень в зной, а в дождь укроют под своими широкими кронами.

К ним присоединяются голоса ночных птиц, а их песню подхватывает многоголосый хор сверчков.

А лиса, чьи глаза-бусинки я совсем недавно видела в кустах терновника, вероятно, пришла разузнать, нет ли у нас для нее чего-нибудь вкусненького. Нет, милая. И лучше не попадайся на глаза нашим охотникам, иначе уже завтра твоя рыжая шкурка будет сушиться на одной из повозок, а затем пойдет на продажу. Ведь мы, цыгане, тоже ведем торговлю. И иногда – даже честно!

Костёр мерцает, окруженный фигурами в ярких нарядах. Такая привычная и такая любимая картина. Гитарист – кажется, сегодня это Ило – прикрыл глаза, и его пальцы заскользили по струнам, рассказывая нам свою историю. О любви и верности. Об ожиданиях и разочарованиях. О надеждах и страсти к приключениям. О страхах и печали. Историю, понятную каждому в таборе. Мелодия, словно нить, связывает прошлое и настоящее, унося в мир фантазий и грёз.

Я улыбаюсь, вспоминая, как в детстве заслушивалась этими же песнями и чувствовала себя частью чего-то огромного и вечного. В этой музыке – история целого народа. И я чувствую, как она объединяет всех вокруг костра. Кто-то подпевает, кто-то танцует, кто-то просто наслаждается моментом.

А я смотрю на силуэты гор вдали, что словно стерегут это место от посторонних глаз. Ветер шепчет древние легенды, а звёзды наблюдают за нами, будто улыбаясь свысока.

И в этот миг мне кажется, будто время остановилось, и я перенеслась в иной мир, где музыка и природа сливаются воедино, создавая ощущение старой сказки, которую я так любила слушать в детстве.

Ило заиграл особенно зажигательно, а я рассмеялась, вспомнив, как когда-то, будучи ребенком, пыталась повторить его движения, неуклюже дёргая струны воображаемой гитары. Смеюсь, хотя легкая грусть сжимает сердце.

В таборе я чужачка. Несмотря на то что другой жизни не помню и с детства росла среди этих людей, они так и не приняли меня до конца. Да и я, нет-нет, да и задумаюсь о большем. О чем? Сама не знаю. Цыгане в такие спокойные вечера, наполненные уютом и теплом костра, радуются. Говорят, сама мать-природа благоволит кочевникам. А я… А я снова наблюдаю за весельем со стороны и думаю: где же мое место?

Но сейчас я решительно тряхнула головой, отгоняя печальные мысли. Еще чего! Не буду я грустить в такую ночь! И спасибо музыке за то, что позволяет на мгновение забыть обо всём и просто быть здесь и сейчас.

Сердце наполняется теплом и благодарностью. Я счастлива и свободна. И мне чудится, что в этот миг в моей жизни что-то меняется. Может, в ней появилось место для чуда? Такое бывает. Когда чувствуешь гармонию, кажется, будто в течение твоей судьбы вмешиваются сами создатели. И пусть кто-то скажет, что это просто табор под звёздами. Для меня это – целый мир, полный чудес и загадок. Мир, в котором я могу быть собой и чувствовать себя по-настоящему живой. Мир, в котором каждый миг – это история, достойная того, чтобы её рассказали.

Снова позволив себе веселый смех, я подскочила на ноги, готовая присоединиться к танцам, но заметила на колченогом стульчике старую Эйш. Она была старейшиной нашего табора. К её словам прислушивался даже барон. И лишь в порыве гнева мог недовольно обозвать её ведьмой. И то – шёпотом и так, чтобы старуха точно не услышала.

Я не боялась Эйш, хотя не могу сказать, что она меня как-то особенно выделяла. Мы могли и поспорить, и посмеяться вместе. А еще я помнила, насколько ласковыми бывают её руки и какими крепкими – её подзатыльники. Эйш я не боялась, но глубоко уважала. Вот и сейчас, полная почтения, приблизилась к старой цыганке и присела на землю у её ног.

Эйш сидела чуть в стороне от костра, словно сливаясь с природой. Её босые ноги касались земли. И хотя сейчас было тепло, и большинство из нас ходили босыми, у Эйш в этом был свой, особый смысл. В обуви я видела её лишь однажды, когда мы задержались в Славии и ударили морозы. Мы, привыкшие кочевать из края в край, всегда выбирали лёгкие дороги и тёплую погоду. Следовали за солнцем и не любили холода. Хотя и не прочь были покрасоваться в нарядных шубках. Но морозы и снега Славии… Ни за что не хотела бы снова застрять там зимой!

Тогда болели все в таборе. А Эйш… Она лишь натянула подбитые мехом сапоги да сменила свою старую, молью проеденную шаль на полушубок. И всех называла слабаками, отпаивая своими целебными отварами. Так что босые ноги старой цыганки были чем-то незыблемым. Они будто соединяли её с матерью-землёй и давали силы. Как и её любимая одежда – видимо, она тоже таила в себе какую-то магию.

Многослойная юбка, подобно вихрю, развевалась вокруг ног, отбрасывая причудливые тени в свете пламени. Седые косы Эйш, как всегда, были аккуратно уложены и обрамляли лицо, придавая ей благородство и мудрость. Цветастая косынка, слегка сдвинутая набок, подчёркивала её независимый нрав.

В руке старейшина держала трубку, из которой вилась тонкая струйка дыма, поднимаясь к небу, соединяясь с дымом костра и растворяясь в чистом ночном воздухе.

Взгляд её был строг, но в нём читались внимание и готовность выслушать. В её глазах смешались усталость от прожитых лет и глубочайшее понимание жизни. Казалось, она не просто видела мир – она проникала в его суть, прозревая то, что сокрыто от глаз других.

Её слова, подобно ветру, порой были резки и нелегки для восприятия, но несли в себе истину, которую нельзя было игнорировать. И сейчас я жаждала услышать эту истину о себе и своей судьбе.

– Прибежала, стрекоза, – вынув трубку изо рта, Эйш скривила губы в подобии улыбки. – Ну, говори, чего хотела, дай старухе отдохнуть.

– Эйш, послушай меня, – стараюсь говорить спокойно, но сердце колотится, как бешеное. – Ты же знаешь, слышала, как все шепчутся, будто на мне проклятие, что я никогда не выйду замуж. Что я проклятая невеста. Это правда?

Старая гадалка подняла на меня взгляд, в котором смешались усталость и мудрость. В свете пламени её лицо казалось ещё более древним и загадочным, чем обычно. Испещрённое морщинами, оно при этом оставалось благородным. Красивым.

– Проклятие, говоришь? – её голос прозвучал низко и глухо. – Талэйла, неразумное дитя, а ты уверена, что хочешь знать правду? Может, лучше жить в неведении и радоваться жизни?

Я нервно сглотнула. Конечно, я хочу знать правду! Иначе зачем бы я снова завела этот разговор? После стольких её резких отказов? Конечно, нет! Но сегодня что-то изменилось. Эйш отвечает мне – пусть и не то, что я хотела услышать, – но не гонит прочь, как бывало раньше. И я продолжила:

– Но ведь это же важно для меня, бабушка! – в голосе зазвенела мольба. Давно я не называла её так. Услышав это, взгляд Эйш смягчился. – Я хочу любить и быть любимой, как все. Почему у меня не получается?

Эйш вздохнула и отвела взгляд, словно решая, стоит ли говорить то, что знает. А я чувствовала, как внутри нарастает напряжение. Воздух вокруг нас словно сгустился, и даже шумная музыка у костра отдалилась, превратившись в приглушенный фон. Казалось, сама ночь затаила дыхание в ожидании ее слов.

– Ты думаешь, что это проклятие, но, может, дело в другом? – наконец произнесла она. – Может, ты просто не встретила своего человека? Или не готова к этому? Может, твой путь к счастью – длиннее?

Я фыркнула. Не встретила своего человека? Да я всю жизнь только и делаю, что ищу его! И находила. И не раз! Не зря же пошли слухи о проклятии. Но я сказала о другом:

– Эйш, милая, ты же знаешь, что это не так. Я столько раз видела, как другие девушки выходят замуж, и я хочу того же. Не понимаю, почему у меня не получается?

Гадалка улыбнулась, и в её глазах мелькнул огонёк понимания.

– А ты не думала, что, может, ты слишком серьёзно ко всему относишься? – сказала она. – Может, ты просто боишься потерять свою свободу?

Я замерла. Неужели это так? Разве можно потерять неотъемлемую часть себя? Словно эхо, в памяти отозвались слова, сказанные мне много лет назад другим стариком, давно ушедшим в мир иной: «Твоя душа, дитя, как этот костер – яркая, горячая, но слишком независимая, чтобы гореть в чужом очаге». Тогда я не поняла смысла, а сейчас они обожгли с новой силой.

– Свобода? – переспросила я. – Но разве не в свободе моя сила? И разве не все мы – её дети? Как это можно потерять?

– В свободе – да, – согласилась гадалка. – Но иногда свобода становится тюрьмой, если мы боимся открыть своё сердце. А ты всё ещё боишься. Хотя и не замечаешь этого, Талэйла. Оттого и множество ошибок. И глупостей в твоей голове.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Неужели я и вправду боюсь? Боюсь потерять свою независимость, возможность быть там, где хочу, и делать то, что хочу? Нет. Всё это глупости! Я уже столько раз была готова выйти замуж. Разделить путь с мужчиной. И каждый раз всё срывалось. Волей случая или по воле судьбы. Как это назвать? Проклятие? Я уже готова была в это поверить.

– Но что же мне делать? – спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Как мне найти свою любовь?

Гадалка улыбнулась и положила свою руку на мою щёку. Ее ладонь была шершавой, как кора старого дуба, но прикосновение оказалось на удивление мягким и теплым. От него по моей коже разлилось странное спокойствие, смешанное с тревогой.

– Слушай своё сердце, девочка, – сказала она. – И не бойся открыться миру. Может, твоё проклятие – это просто испытание, которое нужно пройти, чтобы стать счастливой. А испытания бывают разными, детка. Вспомни всё, что я тебе когда-то рассказывала.

Я кивнула, чувствуя, как внутри меня что-то переворачивается. Может, она и права. Может, моё время ещё не пришло. Может, я выбирала не тех мужчин, и поэтому свадьбы не состоялись. Может, всё дело во мне. Но теперь я готова рискнуть. Готова открыть сердце и позволить жизни вести себя туда, куда она захочет. «Слушай сердце», – повторила я про себя. Но что оно мне скажет, если годами я приучала его молчать, заглушая страхом и стыдом?

Пожелав старой гадалке доброй ночи, я, игнорируя крики у костра, направилась в женскую кибитку. Лучше лечь поспать. Возможно, утром ответы сами меня найдут. Этому Эйш тоже когда-то меня учила.

***

Я бежала, задыхалась, пыталась звать на помощь и снова бежала. Ноги обжигало раскалённым камнем пола, вокруг полыхал огонь, едкий дым мешал дышать и разглядеть дорогу. Коридор, ещё один, поворот, дверь. Повернуть ручку, обжигающе горячую, и… А дальше всегда была стена огня, и сон обрывался. Только в это утро меня разбудили чуть раньше, до того как я начала плакать.

– Вставай, слышишь?

– Лила?

Со стоном перевернувшись на спину, я гибко потянулась на своём топчане и улыбнулась голубому небу, видневшемуся из-за откинутого полога кибитки.

– Я-я, а ты опять стонала во сне. Кошмар?

– Да, снова этот дурацкий сон.

Я села и, широко зевнув, потянулась за тёплой шалью. По утрам было довольно зябко.

– Я думала, ты перестала его видеть.

Лила поморщилась – она, как никто, знала, как часто я кричала и плакала во сне.

– Тоже так думала. Но вот уже неделя, как кошмар вернулся и не даёт покоя. Спасибо, что разбудила.

– Да ладно, пустяки. Иванко пока спит, мой ангелочек. Так что я по старой памяти заглянула к тебе. Поможешь с завтраком?

– Ах ты, хитрая лиса! Я вчера готовила на весь табор!

– Да, зато я спасла тебя от дурного сна. – Лила со смехом увернулась от уголка шали, которым я в неё махнула. – Давай, просыпайся, жду у костра!

Махнув рукой, она ушла, покачивая пышными бёдрами. Молодая, яркая хохотушка с чёрными волосами и крупными чертами лица, Лила была всеобщей любимицей. Наверное, поэтому её когда-то не отдали замуж за рома из другого табора. Петшо был всем хорош, и Лила вроде бы засматривалась на него, но он был чужак. Баро, поговорив с её родителями, сосватал её за младшего сына барона. Тот был всего на год младше Лилы, так что брак считался удачным. Да и сын барона – разве не удача? Теперь, три года спустя, у подруги подрастает славный сынок, муж хоть и важничает, но души в ней не чает. А она, пользуясь этим, иногда позволяет себе капризничать. Замечательная пара.

А ещё Лила была хорошей подругой, поэтому, поворчав для виду, я выбралась из общей кибитки, где спали ещё три женщины, и направилась к ручью умываться. Лёгкий ветерок подхватил мои светлые, выгоревшие почти до белизны волосы и кинул их на лицо. Привычно, но с лёгким раздражением, откинула их назад. Утренний туалет и одевание заняли не больше четверти часа. Вскоре я уже подошла к костру и уперла руки в боки.

– И с чем тебе нужна помощь? – сделала вид, что удивлена. – Вода для чая уже кипит, похлёбка варится. Признавайся, Лила, ты меня разбудила из вредности!

– Мне скучно, – довольно улыбнулась цыганка, подставляя лицо рассветному солнцу. – Кстати, я тут подумала, может, тебе поговорить про твой кошмар с Эйш?

– Ой, да брось! – Я поправила с десяток тонких браслетов на запястье и опустилась на брёвнышко рядом с подругой. – Ты же знаешь, старая ведьма терпеть не может пустой болтовни и глупых вопросов. А я ночью уже испытывала её терпение. Она ещё долго будет меня сторониться. В такие моменты мне кажется, что Эйш меня и вовсе ненавидит.

– Да что ты! Она просто отказывается тебе гадать. Разве это ненависть?

– Да-да, только мне одной она отказывается предсказать судьбу и ответить, почему я всё ещё в невестах. Знаешь, как это раздражает? Вчера вот мы с ней поговорили. Но то не было гаданием. Просто слова.

– А ты у неё спрашивала, почему так?

– Лила, да ты издеваешься!

– Ну, вдруг старуха передумала? А то её любимый ответ: «Я не вижу твоего будущего, его скрывает прошлое». Чушь же, ну!

– Чушь – не чушь. Бог с ним, с гаданием. Но вот на вопрос, нет ли на мне проклятий, Эйш мне тоже не отвечает. И вот это уже не злит, а расстраивает. Все знают, как старуха не любит сообщать плохие новости своим. Вот я и думаю…

– Зря, голова у тебя явно не для этого, – расхохоталась брюнетка.

И тут случилось то, что часто бывало, когда я злилась или нервничала: от костра взметнулись в воздух искры – яркие, живые, не гаснущие сразу.

– Тихо ты, огненная девочка, – заворчала Лила. – Ну-ка, возьми себя в руки, я всего лишь пошутила. Ты же сама с собой споришь!

– Когда это я спорила?

Глубоко вздохнув, я постаралась успокоиться. Но упрямые искры разгорелись ещё сильнее. Они плясали в воздухе, словно крошечные огненные феи, подпитываемые моим смятением. Мне стоило огромных усилий не дать им слиться в единый вихрь, который мог бы опалить край Лилиной юбки. С детства я училась сдерживать это – странное свое свойство, но в минуты сильных волнений контроль ослабевал.

– Ну, например, тогда, когда говорила, что для Эйш ты своя, а ещё десять минут назад утверждала, что она тебя не выносит.

– Не выносит. Ещё скажи, что я не права! Сколько раз она предлагала мне остаться в дальних странах? Или уйти в другой табор? Сколько раз говорила баро, что я навлеку беду и что мне не место среди цыган?

– Да, но тогда какая же ты «своя»?

– Такая! – Поднявшись, я упрямо топнула ногой, высекая из костра новый сноп искр. – Пока я живу с вами и выполняю свою работу, я своя. Но как только уйду, Эйш будет первая, кто плюнет на землю мне вслед. И тебе это, негодяйка, прекрасно известно! Следи за костром, а мне нужно пройтись, пока я не спалила всё вокруг!

Развернувшись на каблуках так, что юбки закрутились вокруг ног, а на щиколотке запел браслет с колокольчиками, я поторопилась уйти подальше от стоянки. Мне нужно было побыть одной, успокоиться и погасить то пламя раздражения, что разожгла своими глупыми разговорами Лила!