Цитаты из книг автора «Ольга Дашкова»

– У моей женщины никогда не будет проблем, а если и будут, то это мои проблемы. Все, иди, тебе пора.

–Benimki… benim kızım… benimki

пусть мужчина будет мужчиной. Уверенным, сильным, умеющим решать любые проблемы, а не конченым козлом, вечно ноющим с пивом у телевизора.

эти чертовы таблетки. Прикрываю глаза, по телу идет дрожь, вспоминаю, что было у нас с Тихоном, с мужчиной, которого я знаю двое суток. Что это? Моя месть Никифорову? Попытка доказать, что я вправе сама выбирать себе мужчину? Сама делать необдуманные поступки? Сама начать новую жизнь? Но нет, это другое. Обернулась. Мужчина спит, ровное дыхание, тонкое одеяло прикрывает пах, широкая грудь, шрам на правом плече, я помню его на ощупь. А еще его пальцы, то, как он касался, ласкал, как говорил в мои губы и целовал. Я никогда такого не чувствовала. Тихо встаю, выхожу из спальни, вижу в темноте как кошка, в прихожей куртка, нахожу таблетки, глотаю одну. – Что ты делаешь? – Черт, напугал. Вздрагиваю, морщусь от включенного света. – Ты решила пойти гулять голая? Не советую, идет снег, а ты очень сексуальная. Пойдем, замерзла, даже трясешься. Или тебе плохо? Арина, плохо? Тихон уже рядом, разворачивает к себе, должно быть, странно выглядит голая девица в прихожей. Взгляд взволнованный, горячие ладони на моих плечах, глаза голубые, щетина отросла еще больше. – Все в порядке, я забыла выпить. Подхватывает на руки, несет обратно в спальню, укрывает нас двоих одеялом. Мои волосы мешают, убирает их в сторону, целует в висок, никакого сексуального подтекста, сплошная забота, это немного настораживает. – Давно пьешь таблетки? – Да, сказали, надо делать это постоянно. – Как ты оказалась в детдоме? – Как все там оказываются. Мне бы не хотелось вспоминать это, но я делаю это постоянно, а еще никому не рассказываю, как некую постыдную и страшную тайну. Было бы проще знать, что мои родители алкоголики, и их лишили родительских прав. – Расскажи свою версию. В комнате полумрак, но за окном начинается рассвет, не так страшно рассказывать страшные истории. – Мне было пять лет, утром нас с братом разбудили посторонние люди, увезли, а потом мы узнали, что наш отец забил нашу мать молотком, а сам застрелился. Все время думаю, лучше бы они были алкашами, но живыми. – А родственники? – Оказалось, у нас никого нет. – Где твой брат сейчас? – В тюрьме. Тишина, но, как ни странно, я говорю обо всем легко. – Отчего ты убегаешь? – От кого. Прижимаюсь к груди Тихона спиной, откидываю голову, его касания успокаивают, тепло и уютно.

старый извращенец изнасиловал ее, ах, да, совсем забыл сказать. – Нет, это неправда. Это не может быть правдой. Нет, нет, нет. Я постоянно, еле слышно, шептала эти слова, мотала головой, ноги не держали, но Толя крепко держал за плечи, не давая осесть на пол. – Забыл сказать, он любил придушить в момент насилия, так, для остроты ощущений, своих. С Любой он не рассчитал, задушил. Как тебе такая правда, Вероника? Теперь тебе жалко Штольца? Толя тряс меня за плечи, я беззвучно плакала, слезы катились по щекам. Разворачиваюсь в его руках, пытаюсь всмотреться в глаза, но от пелены слез ничего не вижу. – Нет, это неправда! – кричу, срывая голос, трясу Толю за пиджак. – Скажи, что это неправда! Умоляю тебя, скажи. – Это правда, Птичка. Он сам рассказал. Каялся. Как ему жалко, как он виноват, как по этой вине удочерил тебя, искупал, так сказать, свой грех. Не могу уложить всю информацию в голове, больно, безумно больно. Я жила с этим человеком в одном доме, я ему верила, я была ему благодарна за то, что делал для меня. А, оказывается, я жила с убийцей. Он убил мою мать ради своего удовольствия, похоти, мерзкого извращения. Как? Как такое можно переварить и забыть? Толя прижимает меня к себе, гладит рукой по волосам. Я не могу остановить истерику. Все ложь, все вокруг ложь. – Ты такой же убийца. Ты убил нашего ребенка, – отстраняюсь, отхожу на шаг. – Это была случайность, чудовищная случайность. Я не отрицаю своей вины, только я в этом виноват. Я первый раз в жизни признаю и раскаиваюсь. Я готов стоять на коленях и молить о прощении, не зная ни одной молитвы. – Мне не нужно твое раскаяние. Я хочу жить без тебя, вне твоего мира, который я никогда не принимала и не приму. Я для тебя не человек, всего лишь кукла. Так нельзя, Толя. Отпусти меня, дай жить спокойно. – Ты же знаешь, я не могу, Птичка, – он говорит тихо, а я слышу истошный крик. Смотрю на своего мужа и понимаю, он никогда меня не отпустит, пока я дышу, я буду его любимой Птичкой в золотой клетке. До него невозможно достучаться, любые слова осыпаются прахом. – Ну почему, почему ты так меня ненавидишь? Что, что я сделала тебе, за что ты меня так наказываешь? – Я всего лишь люблю тебя. – Так не любят. – Мы едем домой. Вопрос закрыт. Где-то за дверью слышен шум, голоса что-то приказывают. Дверь с силой распахивается, люди в масках врываются в помещение. – Всем лежать, руки за голову. Работает ОМОН. Словно ожившие картинки из прошлого, я послушно опускаюсь лицом в пол, закидывая за голову руки. Толя нехотя, но делает то же