Цитаты из книг автора «Ольга Адамова-Слиозберг»

Лев Толстой писал, что русские законы можно переносить только потому, что их все нарушают, если бы их не нарушали, жить было бы просто невыносимо.

“Благословляю тебя материнским благословением и разрешаю, если очень плохо будет, наложить на себя руки. Не надо мучиться. Грех твой перед Богом беру на себя!”

У мужчин же за один-два золотопромывочных сезона самый здоровый мужчина превращался в инвалида. Мужчины, естественно, не могли любить труд, который их убивал, и с ужасом говорили о приисках

А весной, когда земля оттаяла, пустили трактор с канавокопателем, и он в час провел канаву такую же, как звено в шесть человек копало два месяца. – Почему же все канавы не копать так? – наивно спросила я у десятника. – А вы что будете делать? На боку лежать и поправляться? Нет, милая, в лагерь вас привезли работать!

– Наши страны борются сейчас против общего врага – немецкого фашизма. Я надеюсь, что, вернувшись, вы никакой клеветы не будете распространять о Советском Союзе. – Я могу дать слово, – сказала Полина Львовна, – что никакой клеветы о Советском Союзе я распространять не буду. Наоборот, после победы с трибуны сейма, в печати, всюду и везде я буду говорить правду, только правду и всю правду.

– Золото, золото! – кричала я. Все женщины столпились вокруг меня и глядели. Подошел Прохоров. – Всё бы такое золото было! Обманка это, – внушительно сказал он и выплеснул песок на землю. Все успокоились, занялись своими делами и забыли о золоте. Мы пошли дальше. Прохоров впереди вел лошадь. Я как-то очутилась рядом. После долгого молчания он сказал: – Ну, значит, ты дура. Образованная, а дура. Ну, зачем тебе золото? Живем тут, сено косим. А найдут золото, знаешь, сколько людей покалечат? Ты видела, как на прииске работают? А мужик твой не там? Не знаешь? Может, давно за это золото в шурфе лежит. Один сезон человек на золоте может отработать и – конец. Как же не дура? – Так это было золото? – Конечно. А что же еще?

Соня отвечала: – Да. Карл подписывал: – Да. Очная ставка кончалась, успокоенный Карл шел в свою камеру и не знал, что подписал себе смертный приговор. Соня возвращалась в камеру заплаканная и говорила: – Вот семидесятый человек, на которого я дала ложное показание, но я ничего не могла поделать

– Эх вы, образованная! А не понимаете, что кто туда попал, не вернется. Разве там справедливость?

Во что я превратилась, если кусок хлеба мне дороже писем от мамы, папы, детей! Я раскрыла конверты. Выпали фотографии. Голубыми своими глазами глянула на меня дочь. Сын наморщил лобик и что-то думает. Я забыла о хлебе, я плакала.

В больнице я свалилась без памяти с температурой 40,5 и пролежала неделю. Доктор удивлялся, как я прошла в таком состоянии десять километров.