Все фотографии, использованные в книге, принадлежат автору, кроме фотографий, предоставленных: «РИА Новости»; Art access and Research (UK, London) ltd.; Biblioteca Reale (Italy, Turin); Soprintendenza Speciale per il Patrimonio Storico, Artistico ed Etnoantropologico e per il Polo Museale della citta di Firenze; Museo di Palazzo Vecchio.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Олег Насобин, основатель и президент известной косметической компании «Green Мата». С 2012 года – журналист и писатель. Коллекционер живописи.

Сотрудничает с Warner Brothers, снялся в новом проекте Энди и Ланы Вачовских «Восходящий Юпитер» (Премьера фильма состоится в 2014 году.)

Сценарии: «Бенвенуто Челлини», «Рас Тафари», «Палач». Книги: «Бенвенуто», «Карамель» (выход книги в 2014).

Выставки: «Коллекционеры и Коллекции» Государственный Музей Декоративно Прикладного Искусства, апрель-июнь 2012 года.

Катрин позвонила и попросила войти в скайп.

Она, конечно, знала, что я нахожусь дома, ведь уже в течение нескольких месяцев мой айфон исправно информировал ее обо всем, что я делаю и говорю.

Я тут же открыл свой ноутбук и связался с ней. Мы поговорили, но без картинки, то есть без видеосвязи.

Катрин суховато и напряженно сообщила мне, что у нее для меня неприятная новость. При этом она предупредила, чтобы я «не нервничал и не переживал, ведь всякое случается, и проблему можно решить».

После такой «подготовки» я действительно встревожился: «Что случилось»?

– Помнишь, ты просил меня разузнать насчет банков? Помнишь? Та твоя проблема насчет черного списка, и тебе не дают кредитов?

– Ну да. Ты ничего не сделала с этим.

– Не сделала, потому что проблема не в банках. Я попросила Андрея разузнать все у банкиров, ты ведь знаешь, у него очень много денег, и банкиры ему стелют красные дорожки, куда бы он ни пришел. А еще у него очень хорошие связи. Вот что он узнал: твое досье блокировано на очень высоком уровне, оно блокировано полицией.

– Полицией? Да ну, это, наверное, устаревшая инфа. Ты же помнишь, нас в 2008 году арестовывали по доносу. Помнишь? Нас допрашивала бригада из Парижа, Police Judiciaire^[1]. Но все закончилось хорошо, они обещали все зачистить в банках.

– Не закончилось! Это продолжается!

– Кэт, говорю тебе – уже два с половиной года прошло, как «это не закончилось»?! Но я же не арестован и не под следствием. Включи ум-то!

– Нет, не закончилось, послушай меня. Я точно знаю.

– Катрин, хорош заниматься ерундой. Я уже в 2008 году после ареста получал небольшие кредиты без всяких проблем.

– Ты под слежкой! За тобой следит не Police Judiciaire!

– Да ладно! А кто? Мафия? Инопланетяне?

– ДСРИ!

– Чего?

– ДСРИ!

– Я не пойму никак, кто? Напиши мне месседж.

– Сейчас, но я его сразу сотру.

Она прислала мне четыре буквы: «DSRI» – и тут же стерла их.

Вообще-то название «конторы» пишется вот так: «DCRI», но она намеренно заменила одну букву. Агенты частенько так делают, наверное, чтобы не попасть сразу под ухо «большого брата» (системы «Эшелон»), а может быть, опасаются своих коллег, немедленно реагирующих на ключевое слово.

– Вторая буква пишется не так, а как «Сити», понял?

– Нет.

И тут я услышал в наушниках высокий голос нервно вскрикнувшего мужчины:

– Il est con ou qoi?^[2]

У меня в мозгу тут же включился сигнал тревоги, и я стал соображать стремительно, в экстренном режиме:

– Кто это был, Катрин?

– Где?

Она тоже явно нервничала.

– Я слышал сейчас мужской голос. Кто находится рядом с тобой?

– Никого здесь нет.

– Не ври. Кто рядом с тобой? Я слышал своими ушами. Он назвал меня коном^[3]…

Я реально разозлился и готов был на этом закончить разговор и отношения вообще.

Видимо, она почувствовала это и неохотно уступила моему напору:

– Это был Андрей? Никитин?

– Да.

– Дай ему микрофон.

– Его здесь нет. Я выгнала его из комнаты.

– Скажи ему, что я не кон. Поняла?

– Ладно, скажу. Но ты понял, что я тебе сказала?

– Нет, не понял. Это всё твои фантазии. Я не знаю, что такое ДСРИ. Ты просто стебешься надо мной.

– Нагугли! Я тебе потом перезвоню!

– Ладно, потом. А сейчас я хочу переговорить с твоим Никитиным.

– Перестань. Ревнуешь, что ли? Он не мой. Это всего лишь партнер, я тебе говорила, у нас нет ничего, кроме бизнеса. Мой мужчина – это ты, но я не могу создать с тобой семью. Ты женат.

– Это мы уже обсуждали.

– Да, я перезвоню тебе, будь умницей, проверь на «Гугле»…

Я набрал четыре буквы в поисковой системе и вскоре оторопело узнал много нового для себя.

Оказывается, еще в августе 2008 года по инициативе Николя Саркози, президента Франции, две вечно конкурировавшие между собой французские спецслужбы ДСТ (Direction de la Surveillance du Territoire – контрразведка) и РЖ (Services des Renseignements Generaux – внутренняя разведка) были объединены в одну секретную суперструктуру, которую французы и назвали Direction centrale du Renseignement Intérieur – ДСРИ.

Находка

На самом деле эта история начинается шестью годами раньше, в августе 2004 года, в Провансе.

Хотя как сказать… Возможно, началом ее следует считать февральский день 1571 года, когда в осиротевшем после смерти Кровавого Ювелира доме флорентийский нотариус, составлявший опись его имущества, записал: «В вестибюле… портрет мессера Бенвенуто в ореховой раме…» (См. главу «Нотариальный акт 1572 года».)

Но все равно будем считать, что эта история началась с тех событий, которые мы пережили лично, были их свидетелями и можем все подтвердить.

В моем рассказе не будет никаких выдуманных фактов или событий. Жизнь настолько причудлива и удивительна, что не нуждается в фантазиях.

Под давлением своей семьи и моих адвокатов я изменил имена некоторых персонажей. Но весь архив документов у меня на руках, свидетели живы, и я готов подтвердить каждое свое слово.

Итак, в тот день, в августе 2004 года, у меня было прескверное настроение. Шел седьмой год нашего пребывания во Франции – чудесном южном раю, превратившемся в сущий ад для предпринимателей.

Я и моя жена, Ирина, еще в 1997 году основали собственное предприятие на юге Франции, недалеко от Канн.

Можете себе представить? Мы, русские, выросшие и воспитанные в СССР, были настолько очарованы образом Франции, известным нам по книгам, кинофильмам, музыке, сказкам и историческим фактам, что упрямо не хотели замечать очевидного: во Франции предпринимателям не рады.

^{Здание филиала компании Green Mama во Франции. Монитору, 2004 г.}

Несмотря на весь наш оптимизм, молодой задор и волю к жизни, к седьмому году пребывания здесь усталость от постоянной борьбы с безумием умирающей экономики потихоньку накапливалась, и всё чаще случались дни, когда одолевала хандра и опускались руки.

Во время тягучего, медленного обеда в местном ресторане, отмеченном, впрочем, двумя звездами Мишлена, я бубнил: «Черт бы их побрал. Тут пока дождешься последнего блюда, уже снова проголодаешься, а когда встанешь из-за стола, все равно будет чувство, что неприлично объелся…»

Конечно, жене не очень хотелось слушать эту шарманку, она искала какие-нибудь нейтральные темы и наконец нашла: «Кончай хандрить. Давай лучше сходим сегодня на выставку-продажу антиквариата. Здесь недалеко, в соседней деревне, в Фаянсе».

Вообще-то мы с Ириной к этому моменту уже собирали живопись, предпочитая красивые, демонстрирующие зрелое мастерство современные произведения.

Иногда покупали и старые вещи, если нам они нравились.

Но в этот раз идти никуда не хотелось. Я долго отнекивался, она настаивала, однако в конце концов мне стало стыдно быть букой и я согласился.

Мы закончили обед и, вместо того чтобы отправиться в свой офис на нашей фабрике, проехали еще на пять километров дальше, по дороге в сторону города Драгиньян.

Вообще-то фабрика была расположена в живописном местечке Монтару, недалеко от бирюзового озера, в краю трюфельных лесов, пробковых деревьев и зонтичных сосен.

Была – до того, как ее сожгли дотла 4 сентября 2012 года.

^{После пожара. 2012 г.}

Маленький средневековый городок находится как раз между Каннами и Сан-Тропе, чуть в стороне от автодороги А8. Монтару, в окрестностях которого жил и похоронен Кристиан Диор, теперь разросся виллами, домами, домиками с садами и занимает весь холм, откуда открываются чудесные виды на роскошную зеленую долину и озеро Сан-Касьян.

Соседний холм приютил другое древнее поселение под названием Кальян. А уже за Кальяном лежит тот самый Фаянс, куда мы и направлялись. Все эти игрушечные, древние городки похожи между собой, как плоды одного дерева.

Когда-то через всю долину, покрытую полями душистых цветов и трав, была проложена узкоколейная железная дорога. Крестьяне возделывали землю и отвозили горы лепестков фиалок, ирисов, тубероз, герани, жасмина или лаванды в Грасс. Этот известный на весь мир город парфюмеров тоже расположен неподалеку, и там растения отдавали свои ароматы роскошным духам, прославившим его на весь мир.

Теперь времена сборщиков трав в цветущей долине ушли невозвратно, и все изменилось – ручной труд в современной Франции слишком дорог. Поэтому в долине теперь нет цветов, и остатки железной дороги сохранились лишь местами.

^{В окрестностях Монтору}

^{Витрина в антикварной лавке. Фаянс}

В Фаянсе антикварные ярмарки устраиваются пару раз в год.

Под это мероприятие отведено пространство, примерно с полгектара, на котором размещены всякие строения, домики, времянки и шатры.

Со времен Средневековья традиции ярмарок не изменились: лавчонки, состоящие из трех стен и потолка, открытые на улицу, назывались в древней Италии bottega. По сей день они выглядят почти так же, как и пятьсот лет назад.

Во время ярмарки все торговые «бутики» заполняются разномастными продавцами антиквариата или просто вещиц ручной работы.

Сюда съезжаются как небольшие галереи, так и частные торговцы.

Вещи, которые продаются на ярмарке, в большинстве своем недорогие. Редко встретишь предмет (чаще всего это мебель), за который продавцы спрашивают более десяти тысяч евро. Для антиквариата, который стоит дороже, есть салоны и выставки другого уровня.

В основном цены на выставленные объекты в Фаянсе колеблются от нескольких десятков евро до нескольких тысяч, но не дороже. Хотя и откровенно дешевой, копеечной мелочи здесь тоже не бывает.

На ярмарке предлагаются картины, гобелены, антикварные лампы, ковры, древние инструменты, уже почерневшие от времени, мебель, как я уже сказал, старинная посуда, трости и холодное оружие – безнадежно затупленное, но все еще красивое.

На маленьких открытых и разномастных прилавках лежат в развалах какие-то бабушкины ювелирные украшения и дедушкина булавка для галстука с бриллиантом.

Посетитель ярмарки платит за вход несколько евро, а потом, стараясь укрыться в тени от палящих лучей провансальского солнца, неспешно бредет среди открытых лавочек, этаких импровизированных бутиков, в каждом из которых продавцы устраивают свой маленький мирок.

Ходить так интересно под настроение. Но быстро надоедает, честно говоря.

Поскольку, как уже говорилось, в этот день я был несколько мрачен (хотя на самом деле у меня от природы веселый и оптимистичный нрав), жене я надоел, и она деликатно от меня ускользнула.

^{Антикварная ярмарка в Фаянсе}

Солнце нещадно жарило во всю свою южную мощь, и потому я с удовольствием завернул в одно из строений, хотя по опыту прошлых лет я знал, что обычно там ничего хорошего не продается.

Это был тесный, маленький домик с белыми стенами, сложенными из местного дикого камня, отштукатуренными в XIX веке и теперь покрашенными изнутри.

Двери были распахнуты настежь, и я нырнул в спасительную тень. Внутри расположились продавцы всякой мелочи, ложек, вилок и современных изделий ручной работы из льна.

Но все это меня не интересовало.

По тесной скрипучей лестнице я поднялся на второй этаж…

Равнодушно скользнул взглядом по прилавкам, проходя в другую комнату, и вдруг меня будто пронзило током.

Прямо на стене передо мной висел портрет потрясающей силы.

На нем был изображен немолодой задумчивый человек, чей глубокий проницательный взгляд свидетельствует о незаурядном уме мыслителя и философа. При этом от картины буквально волнами исходили с трудом сдерживаемая внутренняя мощь, затаенная тоска и не вполне удавшееся смирение бунтаря…

Все, что бурлило в душе у меня самого и не находило выхода. Все это и еще в тысячу раз больше.

Я вперился взглядом в портрет и не мог отвести глаз. Потом все-таки взял себя в руки и спросил миловидную женщину лет сорока, сидевшую рядом:

– Это ваше?

– Да.

Женщина улыбнулась.

– Э… Это продается?

– Да, конечно. Вам нравится? Мне тоже. Он такой задумчивый…

– Мне? Я… Э-э-э… Надо посоветоваться с женой…

Я оглянулся в поисках Ирины. Мне хотелось сразу же разделить с ней радость и, разумеется, узнать ее мнение о своей находке.

^{Портрет из Фаянса}

Но, как назло, ее рядом не было. И если еще пару минут назад меня вполне устраивало одиночество, сейчас я остро нуждался в своей подруге. Она должна быть рядом! Какого черта? Где она?

Я неловко улыбнулся продавцу, сказал, что я сейчас, и поспешно сбежал по лестнице к выходу, чтобы скорее найти жену.

К пущей радости, я разыскал Ирину в толпе очень быстро, она успела пройти всего-то пару бутиков.

И тут меня вдруг охватил страх, что, пока я бегаю туда-сюда, портрет кто-нибудь купит.

Эмоции переполняли меня, трудно было говорить, я просто схватил ее за руку и, невнятно что-то бормоча, потащил к портрету. Ирина не сопротивлялась, и мы успели – картину еще никто не купил.

Я привел жену на место, и она вежливо поздоровалась с продавцом.

– Ну, как тебе? – спросил я после небольшой паузы, когда мы оба вглядывались в портрет.

Мы говорили по-русски, причем так, чтобы по интонациям продавец не поняла, как сильно мы заинтересованы. Хотя наши наивные попытки скрыть свои чувства были тщетны. Опытные торговцы сразу видят – клиент «запал».

– Покупай, конечно. Сколько она стоит?

Я заметил: Ирина тоже смотрела на картину круглыми от удивления глазами…

Честно говоря, я не помню, как мы торговались, по-моему, даже отошли от портрета на пару минут и вновь вернулись…

Продавец сначала назвала цену в четыре тысячи евро, но в конце концов мы сошлись на трех тысячах двухстах. При этом договорились, что оплата будет чеками: я выпишу два чека прямо сейчас, но один из них мне предъявят к оплате сразу, а второй – только через месяц.

Этот ритуал – «поторговаться», – с моей точки зрения, есть часть обязательной традиции, и настоящий ценитель, коллекционер никогда не должен им пренебрегать.

Совершая покупку обдуманно и не спеша, мы доставляем не только пользу своему карману, но в какой-то степени и моральное удовлетворение продавцу.

^{Счет-фактура}

Словом, в конце концов портрет мы вместе с антикваром сняли с белой стены, и она отдала его нам в руки.

Судя по тонкому, хорошему и характерному холсту, с изнанки эта работа выглядела как изделие XIX века, но продавец твердо стояла на своем: картина написана в XVIII, а возможно, даже в XVII веке. Во всяком случае, никак не в XIX, и она готова дать любую гарантию, что о позапрошлом веке здесь речь не идет.

– Холст с изнанки, вероятно, результат хорошей реставрации в XIX веке, – сказала она. – Оригинальный холст состарился, и его укрепили, бережно наклеив на более новый.

Мадам, которая продавала картину, приехала из Монако, она представляла небольшую монакскую галерею, впрочем, довольно известную на Юге Франции среди специалистов и коллекционеров.

Я попытался расспросить ее насчет «провенанса» картины, то есть происхождения и истории владения работой, но продавец не захотела говорить на эту тему.

Она скупо сообщила, что прежний владелец, женщина-музыкант из Монако, скончалась, а ее наследники принесли портрет галеристам. Больше нам не удалось вытянуть из нее на эту тему ни слова.

Продолжая мило болтать с нами, продавец оформила, как положено, счет-фактуру на три тысячи двести евро.

Как только картина и счет оказались в наших руках, мы тепло попрощались и, насколько это вообще было возможно в такой ситуации, неспешно, степенно удалились.

Однако, едва выйдя из здания, мы оба не сговариваясь со всех ног бросились к своей машине и, забыв про другие дела, помчались прямо домой.

Меня лично потряхивало от возбуждения.

Теперь не надо было скрывать свои чувства и радость от покупки, поэтому в машине мы дали волю эмоциям. Было ощущение, что сегодня нам удивительно повезло и мы с Ириной приобрели нечто выдающееся.

Приехав домой примерно через сорок пять минут, мы тут же сняли со стены чудесную акварель московской художницы Сони Дешалыт и на ее место повесили портрет.

От этой великолепной работы, сразу же овладевшей всем пространством зала, трудно было оторвать взгляд, но рама картины вскоре стала нас раздражать.

Она представляла собой довольно вычурное изделие из дерева и крашенного «под золото» гипса, которое совсем не подходило к настроению портрета. Ее нельзя было назвать китчевой, но она просто-напросто ему не шла…