Оксана Васякина, чьей выпускной работой в вузе стал сборник стихов, часто упоминает, что написала три романа, никогда не учившись этому. Работать в малом прозаическом жанре писательница тоже никогда не училась, однако её сборник рассказов «Такого света в мире не было до появления N» никак не назовёшь любительским. Практически все тексты этой книги построены на том же приёме, что и автофикциональная трилогия Васякиной о матери, отце и тёте: центральный персонаж – повод поговорить об автогероине, чья жизнь то находится в оппозиции к её/его жизни, то находит в её/его судьбе своё отражение.
В центре сюжетов рассказов сборника – женщины: близкие, случайные, потерянные, влиятельные и не очень. Они и есть сама ткань текста, в которую героиня вплетает самоощущение и попытку понять себя через других. Автогероиня не конкурирует с этими женщинами и не подчиняется им полностью, она просто держится рядом, осваивая опыт любви и привязанности. На фоне каждой из них она недостаточно хороша: «я была с ними, но как бы я ни старалась, всё равно казалась себе уродливой подделкой, словно я надела чужую кожу и она отслоилась от щёк, лба и век» – говорит рассказчица в «Верке», но слова эти можно распространить практически на все тексты сборника.
Та самая лучезарная N из названия книги – одна из самых ярких фигур книги: магнетическая, необузданная и, если не божественная, то обожествлённая. Ее жизнь – нескончаемый танец, неподдающийся управлению. Ещё одна идеальная женщина (чья идеальность, впрочем, была уничтожена храпом, грязной посудой и несвежей кухонной тряпкой) – преподавательница философии О., через восхищение которой проявляется ощущение серости существования автогероини: «мне хотелось хотя бы по касательной быть причастной к буре, в которой О. пребывала ежесекундно». Так Васякина формулирует один из главных мотивов сборника – стремление быть рядом с кем-то, дарующим ощущение свободы и полноты жизни. Но вот незадача: это ощущение оказывается органично далеко не всем. Иногда воздуха свободы вокруг становится так много, что от него кружится голова, ещё сильнее хочется сжаться в комок и забиться под ближайший камень: «В её платьях я выглядела ужасно: комковатая девушка пытается быть сексапильной. Я ненавидела себя за это».
«Я ей подыграла, потому что не могла допустить, чтобы кому-то рядом было неудобнее, чем мне», «Я хотела бы на день оказаться внутри её головы. Но прежде всего мне хотелось спасти Б. От чего? От чего угодно. Мне казалось, только так я смогу добиться её признания» – рассказ за рассказом читатель собирает анамнез женской привязанности, зависимости, потребности быть замеченной и принятой. Об этих чувствах и желаниях в прозе Васякиной говорится открыто, они не прикрыты художественным вымыслом и не «подарены» автором тем героиням, о чьих мыслях мы вместе с рассказчицей можем только догадываться. Это даёт читателю странное ощущение: ты будто не просто занял место священника в исповедальне, а подслушал внутренний монолог, в принципе не предназначенный для чьих-либо чужих ушей.
Но не могу не отметить, что в том числе и из-за этой подчеркнутой откровенности со временем при чтении возникает жутко утомляющее ощущение однообразия: истории, построенные по схожему принципу и воплощённые в близких эмоциональных тонах, начинают сливаться в единый поток, ведь все они – вариации на одну и ту же тему. Кажется, эффект был бы сильнее, если бы Васякина отобрала лишь наиболее выразительные тексты и позволила им звучать в полную силу, не заглушая друг друга.