Мир распахивается, когда ты отпускаешь его и даешь ему жить. И человек – это не важно, потому что белое распахнутое поле ослепляет тебя и дарит возможность прожить бесконечность.
Год ждать смерти – это не то же, что год ждать чего-то другого. Год ждать смерти – это как ждать горя и облегчения одновременно. Год ждать смерти – это долго и муторно. Год ждать смерти – это не то же, что ждать переезда или выхода книги. Кажется, что каждая минута теперь – это возможность чуда и не найденного до этого счастья. Но это не так. Это тяжелое время преждевременной скорби.
так, как если бы меня попросили публично оголить свои гениталии, или выступить эксперткой в вопросе, которого я не знаю, или рассказать об опыте изнасилования чужим, враждебно настроенным людям.
Я сама чувствовала в себе эту бездомность – кажется, она появилась раньше меня самой. Представляя географию своей семьи по материнской линии, я понимаю, что двадцатый век был для нас веком дороги и бесприютности.
Паучиха ткет свою еле видимую, липкую, удушающую нить, паутина здесь – это метафора тесных отравляющих отношений, гиперконтроля, скрывающегося за заботой и опекой, а еще – ненависти.
Путь камешка, брошенного в воду, – это мой путь, процесс, запущенный смертью матери. Я падаю и лечу вниз или спускаюсь на дно самой себя и еду далеко, глубоко в Сибирь, в распахнутую темноту.