Иллюстрации к книгам созданы автором и продолжают публиковаться на канале https://t.me/nina_karotina

Глава 1

Степь к северу от границ Ригорона.

Зима, 25 год правления Россена Ялагра.

Высшему магистрату Ордена светоликих, Гаард, Храм первородных.

Кочевники разоряют Мерион, напали со всех сторон, сожгли города и хлеб.

Шанану требуется подкрепление, прошу выслать армию и магистратов.

Младший магистрат Эстерсэн.

Вивиэн трясущимися руками открыла обложку древнего фолианта и судорожно листала страницы. Подобных ран она ещё не лечила, а в таких условиях хочется разрыдаться и признать свою беспомощность. Может она и лекарь, да только специфика ее знаний всё больше касалась ран магических, а нынче эти навыки не помогут. Враг держит в руках не заряженные кристаллы, а луки и стрелы, чтобы достать даже с расстояния; копья с корявыми крючьями, чтобы сдергивать всадников; да небольшие, но очень острые топоры, чтобы остановить приближающегося неприятеля.

Она все знает о снятии магических заклятий, но пришивать руку или останавливать кровь из перерезанного горла – это выше ее сил. Унять бы тошноту, остановить слезы – вот задача, и руки трясутся так, что проще связать их за спиной, иначе порвет ценную книгу. От паники и слез размываются буквы и рисунки, но так даже лучше, сейчас она не в той форме, чтобы изучить шов для кожи, ещё меньше способна взять в руки иглу и шить человеческую плоть.

Жертва дернулась в смертельной конвульсии и затихла. Это была нянюшка младших девочек. Прекрасная молодая женщина, добрая, умела петь и смеяться так задорно, что даже в телеге беженцев дети утихали и улыбались. Теперь нет и нянюшки, один из нападавших сдернул ее копьем, уволок в степь и надругался, а после перерезал несчастной горло. Благо, дети не видели, может быть только Миа успела подбежать, когда насильника отогнали. Вивиэн поспешила прикрыть неприглядное зрелище, а Миа уже бесчувственную унесли назад, в телегу к детям.

Вивиэн бездумно закрыла книгу, накрыла голову погибшей задранной юбкой, нижней юбкой прикрыла ноги, и только затем почувствовала, что ее с силой подняли и трясут, чтобы привести в чувство.

– Бальзаар, почему ты не с детьми? – хрипло откликнулась она.

– Ты ждёшь честного ответа, Принцесса? – хмуро заметил ее верный страж. – Живо в телегу, мы уходим. Затишье ненадолго, они снова нападут, нам нужно спешить.

– Я больше так не могу. Я не могу так! – вырывалась девушка. – Ее нужно похоронить. Забрать с собой и похоронить!

Бальзаар насильно тащил ее в сторону, покорно снося истерику. Девушка небольшая, хрупкая, ее можно удержать одной рукой, во вторую перехватить книгу, за которой та в случае утери вернется, остановив весь обоз беженцев. Вивиэн визжала, упиралась ногами и руками, но сладить с ней большому сильному мужчине не составит труда. Только волосы красными веревками волочились по окровавленному снежному настилу, порой попадали под сапог, отчего та кричала ещё громче.

– Ненавижу тебя! Ненавижу себя! Как это может быть? Как такое может быть? Бальзаар, – рыдала она, – почему нет подкрепления? Почему они не прислали армию? Чего ждут?

– Я не знаю.

Агаронский страж швырнул ее в головную телегу и дал сигнал к началу движения.

Поток беженцев из Мериона держал путь на юг, в сторону ригоронской стены. Летом дорога между Мерионом и Ригороном занимает около недели, но нынче зима, а с ними несколько десятков тысяч людей, множество телег, с собой скот, вещи, припасы.

Люди бежали от войны, покидали дома, поселения и города, спешили укрыться за стенами укрепленных крепостей. День за днем потоки людей стекались к столице Мериона, Шанану. Город укреплен мощной крепостной стеной из северного камня, его закрома трещат от зерна и сокровищ, а на стенах стоят наемные воины из агаронской гвардии.

Беженцы спешили укрыться в безопасном месте. Они располагались на улицах столицы, площадях и в садах. Стражи с трудом пробирались по городу, повсюду люди, грязь, скот, испражнения, свары и ропот. По приказу Короля город закрыли для новых беженцев, предместья наводнились несчастными, что лишились дома, близких, надежды. Они отдавали все имущество, чтобы занести за стену только самое дорогое: детей.

А потом начались бунты. Люди требовали освободить крепость для женщин и детей, лезли на стены, вступали в схватки со стражами, погибали, но не останавливались. Кольцо кочевников сжималось вокруг Шанана. Наступит день, и тысячи степных всадников появятся на горизонте.

Народы Вересов и Татхи, а также примкнувшие к ним мародеры из гор Колутона попирают земли королевства Мерион, жгут города и поля, не щадя детей и стариков. Они напали на страну ещё летом, выжгли хлеб, угнали в полон молодых людей, участь остальных незавидна. По слухам, зимой варвары сооружают ледяные лестницы из тел, чтобы осаждать города. Когда они подойдут к Шанану, копыта степных лошадей пойдут по живому морю людей. Из них они тоже сделают ледяные лестницы?

И тогда король Таурис принял решение отправить поток беженцев вон из страны. Пока кольцо не сомкнулось, есть ещё проход на юг, туда, где раскинулись огромные земли южного Ригорона. Иного решения нет, по зимней степи люди не дойдут до Агарона или Гралиции. Несколько месяцев пути по землям народов Татхи невозможно проделать без потерь, а зима заберёт оставшихся. До Ригорона идти ближе, есть шанс спасти хотя бы часть людей.

Мерион, расположенный в Степи, со дня основания защищался от набегов кочевников. Те забирали свою дань и быстро растворялись на бескрайних просторах, не трогали города и пашни. На этот раз всё иначе, степные воины, не ведая страха, атаковали королевство со всех сторон. Нет никакой возможности отбиться, они нападают стремительно и также стремительно отходят в степь, гоняют королевскую гвардию и появляются с другой стороны. Бесстрашно, потому что раньше князья кочевых народов опасались возмездия со стороны Агарона. Но в этот год все иначе. Помощь от Агарона так и не пришла.

День за днем гонцы отправлялись из королевского дворца в сторону Северного царства, им предстояло проделать долгий путь и донести до северного царя весть об окружении Шанана. Многие из гонцов не смогли пробраться по землям Татхи, но должны быть те, кто сделал это. Помимо того использовалась голубиная почта, в Агароне не могут не знать, что Мерион задыхается в кольце кочевников, что на полях сгорел хлеб, а тысячи людей погибают, не дождавшись помощи. Но стройные ряды агаронских рыцарей так и не появились, а магистраты не подняли магические кристаллы против разбушевавшейся орды язычников.

Так погибал Мерион.

С беженцами король Таурис отправил в Ригорон свою семью. С ним осталась Королева, та отказалась покидать супруга. Остался старший сын, он готов умереть на стенах Шанана. Ушли дочери, старшие Вивиэн и Отриэн, средние Асма и Миа, два младших сына и малышка Фриэн. Их сопровождали близкие, дядьки, тетки и прочие опекуны. Ушли семьи знати, вельмож и командоров. В Шанане остались только мерионцы, готовые умереть, но не сдать родной город на поругание варварам. Они все еще ждут подкрепление из Агарона, но, если небеса будут так жестоки, и стены Шанана рухнут, Татхе и его орде не достанутся женщины и дети, и главное, семья Тауриса.

– Где эта проклятая ригоронская стена? – ругалась из телеги Вивиэн.

В пути со старшей принцессы слетел налет воспитания и вежливости, отброшены в сторону церемонии и изысканные манеры, она не стесняется в выражениях, когда хочет выплеснуть из себя поток накопившихся эмоций. Младшие сестры лишь таращат глаза и вжимают головы в плечи, а эта красноволосая девушка готова метать молнии и ругаться покрепче, чем страж на стенах крепости.

– Неделя пути! Чтоб вас всех! Какая неделя, если мы здесь уже месяц! Люди теряют надежду!

– Полторы недели, – хладнокровно заметил Бальзаар. – Ваше Высочество, зима в степи. Обозы едва двигаются.

Северная степь простирается на многие дни пути. Местами она пологая, местами холмистая, почти не встретишь деревьев, лишь невысокий кустарник и жесткая трава летом. Зимой степь покрывается белым покрывалом, поначалу легким, воздушным, объемным, но неделя за неделей снежный ковер уплотняется, образуя внизу ледяную корку, присыпанную последним снегопадом. Лишь изредка проглядывают черные корявые ветви погребенного кустарника и окаменевшие стебли прошлогодней травы.

Ветер в степи особенно изматывающий, злой, беспечный. Нет преград на его пути, он крутит поземку, выстилая дорогу мрачными узорами. Порывами он настолько сильный, что сбивает с ног путника вместе с лошадью, тащит свои жертвы, словно поломанные игрушки, не дает подняться, срывает шапки, слепит глаза острыми иголочками снега, выстужает одежду, иссушает кожу, пугает животных. Звуки ветра порой наводят непритворную жуть, будто в бескрайней бездне подвывает несчастный злой дух.

Небо зимой низкое, сумрачное, обволакивающее. Не видно даже нитки горизонта, все сливается в одну студеную оболочку, ловушку для путников. Во время снегопада видимость снижается настолько, что даже храброе сердце растеряет последнюю надежду. Надежду, что все происходящее лишь сон, и он наконец закончится и никогда не повторится. Надежда, что они приняли правильное решение, и не подвергли людей напрасным испытаниям. Надежда, что те, кто остались дома, выстоят и победят, а те, кто ушел, выживут и вернутся. Надежда, что погибнет меньше, чем гибнет каждый день, и Степь не покроется бесчисленными могилами слабых, раненных и детей. Надежда, что больше не будет нападений, им просто дадут уйти, забрав кровавую дань и большую часть собранного второпях скарба.

Глаза путников устремлены на Юг. Усталые, отчаявшиеся глаза всматриваются в горизонт в поисках заветной цели: такой далекой и желанной, спасительной ригоронской стены.

Вивиэн склочно высунула голову из-под полога телеги и уставилась на своего верного стража, сопровождающего телегу верхом. Нынче она готова сорвать злость даже на близких, она устала, разбита, опустошена от страха и бесконечности пути. Она старшая, ей отвечать за всех королевских детей, а те в той же опасности, что и прочий люд. В любой момент нападение кочевников повторится, лихая стрела может пронзить даже головную телегу, а там под мешаниной шуб и одеял скрутились в тугой клубок воющие сестры.

– Бальзаар, ущипни меня! Скажи, что это не сон, и я действительно еду в Ригорон. Не просто еду, а не могу дождаться дня, когда его проклятая стена покажется на горизонте. Насчет Стены ты уверен?

– Я видел ригоронскую стену издали, – уверенно заявил страж. – Нет сомнений, они ее возвели и поддерживают, защищаясь от кочевников. Земли отчуждения расположены на день-два пути. Мы должно быть близко.

Земли отчуждения принадлежат Ригорону. Империя построила Стену чуть глубже на своих территориях, как бы отторгла от себя часть земли, не строилась на ней, не размещала солдат. Эдакое выжженное поле, хорошо просматриваемое со Стены. Кочевникам сюда вход запрещён, нарушения карались смертью, но для того нужно попасться разъезжающим патрульным отрядам. Брать в Землях отчуждения нечего, пустая степь; пасти стадо опасно, ригоронцы убьют хозяев, скотину заберут, и разбираться не станут. Известное правило в Степи: вход в Земли отчуждения запрещен.

– «Мы должно быть близко!» – зло огрызалась девушка. – Я слышала это столько раз! Поток беженцев растянулся на день пути. Сколько у тебя осталось людей?

– Я набираю ополченцев.

– Сколько?

– Около полсотни агаронских гвардейцев. Около трехсот ополченцев, – хмуро ответил Бальзаар.

– Около! Ты забыл их пересчитать после последнего нападения! Кочевники преследуют нас, и, если до сих пор нападают, значит, Земли отчуждения ещё не близко.

Вивиэн не откажешь в здравомыслии, она очень сообразительная девушка. Иное дело младшие принцессы, те верят любому слову, пугаются каждой тени и не готовы мириться с неприглядной действительностью. Вивиэн превосходит и умом, и возрастом, взялась опекать младших, да только сама не справляется со слезами.

Бальзаар едва заметно улыбнулся и оценил ее образ. Давно ушли в прошлое красивые платья и украшения, заброшены в сторону ленты и шпильки, на ногах не сыщешь прелестных туфелек. Ещё там, в Шанане с самого начала войны даже в королевском дворце стало не к месту надевать шелковые платья и нитки жемчуга. На ней теплое шерстяное платье, потрепанная шуба и массивные меховые сапоги. На груди пуховый платок, она кутается в вязанную шапку и перчатки без пальцев. Так удобней оказывать помощь и листать страницы книг, где она ищет способы лечения ран.

Прекрасные волосы поникшими грязными веревками разметало по спине. Кожа обветрилась и посохла, на лбу образовались морщины, ногти на руках обглоданы, она едва находит время, чтобы протереть лицо снегом. Не до того покуда. Только здесь, в степи, под стрелами кочевников, начинаешь понимать, что нет ничего важнее жизни, безопасности близких, кружки теплой воды, согретой подмышкой краюхи застарелого хлеба. Воду нужно ещё согреть, а топлива с собой нет.

В гигантском потоке беженцев смешались бедные и богатые, успешные и бродяги, здоровые и больные. Телеги уступали только детям, стариков тащили за собой в санях, там же скарб и пропитание себе и скотине, да ценности, что успели прихватить из дома. За ценность нынче добротная шуба, прочная тёплая обувь, да одеяла, которыми накрывали детей. Сани сооружали из подручных материалов, по снегу идут плохо, проваливаются.

В Степи очень холодно. Зима, ветра. За беженцами остаются могильные курганы. Там хоронят не столько погибших агаронцев и ополченцев, сколько больных и слабых, детей. Страх и отчаяние, вой матерей и желание стариков остаться у могил. От мороза начался падеж скота. Животных режут, но мясо едят сырым, нужны костры, а с собой дров много не утащишь. Нужно поберечь то, что взяли, впереди долгий путь, скота ещё падет много.

Спали вповалку, так теплее, целые холмы людей и животных заметала зимняя пурга. Утром снова откапываться и в путь. Люди жалуются на обмороженные руки, ноги, носы. Всем не поможешь, раны от стрел куда опасней.