Предисловие
Как сохранить и приумножить экокапитал России?

«…человеком называется такое существо в природе, которое действует так, будто нет бога, закона и вообще нет ничего, кроме человека – царя природы.

В этом самообмане – все существо человека».

М. М. Пришвин, 1919 г.

Представленная книга – результат моих многолетних исследований в области экологической истории России конца XIX – первой трети XX века (до начала Великой Отечественной войны). Во многом она стала продолжением аналогичного изучения периода поздней империи¹. Немаловажным фактом является то, что обе книги были изданы в рамках государственной грантовой поддержки, что свидетельствует о значимости исследований по экологической истории для «новой», постсоветской России. Становлению и развитию этой отрасли знаний посвящена следующая глава, поэтому сейчас я не буду подробно останавливаться на этом сюжете. В общих чертах отмечу лишь то, что экологическая история изучает взаимодействие природы и общества в различные периоды развития цивилизации. Это не является абсолютно новым явлением в науке: известно, что идеи ландшафтно-социальных детерминант существуют давно – как минимум со времен Геродота, Страбона и др. Рассуждения античных авторов о взаимозависимости общества, природы, климата развили арабские и персидские мыслители периода расцвета Арабского халифата (Аль-Масуди, Аль-Идриси и др.). Не остались в стороне от данной теории и российские ученые, значительно обогатившие ее новыми методологическими и концептуальными подходами: В. О. Ключевский, С. М. Соловьев, П. Н. Милюков, М. К. Любавский, С. М. Широкогоров, В. И. и Г. В. Вернадские, Л. Н. Гумилев, Л. В. Милов, В. И. Козлов, Н. Н. Крадин и многие другие. Однако принципиальное отличие экоистории состоит в том, что предметом ее внимания является не просто общество и просто природа, а их взаимовлияние (коэволюция), принятое за аксиому, комплексно изучаемое гуманитарными и естественными науками. Подобная теоретико-методологическая симфония создает целостное представление об экзогенно-эндогенных факторах социоприродного развития.

Оформление экоистории в виде самостоятельного научного направления во второй половине XX века было связано с видимым ухудшением состояния окружающей среды обитания, порой доходившим до деградации природных объектов (озеро Байкал в России, Великие равнины в США и др.) и техногенных катастроф (взрыв на Чернобыльской АЭС и пр.). Логично, что защитники природы и государственные профильные ведомства задумались над ретроспективным состоянием проблем и в связи с этим стали востребованы историко-экологические исследования. Стали популярны междисциплинарные исследования природных катаклизмов прошлого, которые отразились на развитии отдельных стран и всего мира. Так, ученые до сих пор постигают загадки извержения в 1815 г. вулкана Тамбора в Индонезии, вызвавшего такой феномен, как «вулканическая зима» – резкое сокращение температуры воздуха и, как следствие, неурожаи и эпидемия холеры в Европе и Северной Америке. В России последствия извержения, казалось бы, далекого вулкана выразились в эпидемии холеры в 1830–1831 гг., неурожае и голоде 1833–1834 гг. Учитывая это, очень важно, что у эко-истории появилась отдельная полоса для движения на широкой научной магистрали. Однако при этом важным является консолидация ученого сообщества вокруг единого поля исследования, что, несомненно, повысит статус научного направления и эффективность исследований, не только междисциплинарных (что и так очевидно), но и международных.

Природа и общество – это стратегический ресурс, залог безопасности страны, который позволяет адекватно реагировать на экстремальные условия ухудшения глобальной ситуации, в т.ч. социально-экономической и климатической. Для того чтобы так и происходило, необходимы фундаментальные исследования в рамках экоистории, которые инициируют активные междисциплинарные взаимодействия, вовлечение российских научных исследований в мировую науку. Глобальные вызовы в системе «Человек–Природа–Технологии–Социальные институты» требуют совместного исследования и решения в рамках диалогов «государство–общество», «Россия–мир».

Важно понимать и то, что проблема выживаемости социума в условиях экологической напряженности волнует сегодня не только ученых, но и широкую общественность. Во многих странах мира она поставлена на самый высокий государственный уровень². В России эта проблема вызывает особую тревогу, поскольку страна находится в состоянии нестабильного экологического и демографического развития, актуализируются вопросы экологической и продовольственной безопасности, адекватного ответа на глобальные вызовы современности. Несмотря на высокий уровень совокупного экокапитала России (воспроизводимый природный капитал, включающий географическую территорию страны, площадь лесов, сельскохозяйственных угодий, объем запасов пресных вод и пр.), очевидно, что природные ресурсы исчерпаемы и их дальнейшая хозяйственная эксплуатация требует разумного подхода. Преобразующая природу деятельность человека имеет пределы. Изучение прошлых трендов, текущего состояния и перспективной динамики развития экокапитала для нас жизненно и стратегически необходимо.

Для решения проблемы требуются специалисты различных областей знания, т.к. она должна рассматриваться комплексно. В связи с этим большую важность приобретает изучение истории взаимодействия природы и человека, поскольку для решения социоприродных проблем необходимо знание их исторических корней³. В этом помогает экологическая история. Экоистория, изучая взаимодействие и взаимовлияние природы и человека, не только расширяет сферу знаний об этом процессе, но и выступает как аккумулятор и аналитик негативного и позитивного опыта, что имеет практическую востребованность. Экоистория связывает воедино социальную и экологическую историю, выявляет взаимосвязи между природой и социумом, определяет характер этих взаимодействий и их динамику в историческом развитии, помогает сделать достоверный научный прогноз⁴. Благодаря междисциплинарным связям гуманитарных и естественных наук экоистория создает многомерное, системное представление о взаимосвязи природы и общества.

В рамках объемного научного поля исследований экоистории малоисследованной и крайне актуальной является проблема государственно-общественного восприятия и осмысления социоприродных процессов, протекавших в позднем аграрном обществе Европейской России в конце XIX – первой трети XX века, когда разворачивались принципиально важные для последующего развития страны события как антропогенного, так и природного генеза. В переходный период от аграрного к индустриальному типу общества происходила кардинальная смена моделей природопользования и природовосприятия вообще. Весьма интересным представляется изучение механизма трансформации российского традиционного природопользования и замены его на природопокорительное. Уже в 1930-е гг. были заложены важнейшие предпосылки экокризиса в аграрной сфере, отголоски которого слышны и теперь: идеологические и организационно-хозяйственные, дополненные после индустриализации еще и безграничными техническими возможностями. Индустриальные принципы организации сельскохозяйственного производства, настойчиво внедряемые советской властью, окончательно сломали веками устоявшееся общинное экофильное природопользование⁵. Выявление этой смены парадигм, в особенности через призму государственного и общественного восприятия, стало также весьма важной научной задачей в рамках проведенного исследования.

Экологическая память, формировавшаяся в процессе рефлексии государства и общества по поводу трансформации модели природопользования, является частью коллективной исторической памяти народа. Она транслируется через поколения и оказывает влияние на современное отношение государства и общества к экологическим проблемам, а значит, и на разработку и эффективность конкретных мер их устранения. Особым объектом внимания экоистории является ментальность – сложный феномен, формирующийся под воздействием многих факторов. К тому же в современной мировой экоистории идет смещение фокуса исследовательского внимания с констатации негативных экопроцессов в окружающей среде обитания к субъективному человеческому восприятию опыта общественного взаимодействия с природной средой. Ретроспективное изучение особенностей коллективного и индивидуального восприятия социоприродного взаимодействия значительно расширяет горизонт научных исследований, позволяет высветить то, что ранее находилось в тени, на обочине научного поиска. Этот подход помогает также выявить основополагающие закономерности в триединой системе «Природа–Хозяйство–Ментальность».

В этом контексте чрезвычайно интересным и важным стало исследование взаимодействия традиционного крестьянского природопользования и модернизировавшегося его понимания государством и общественностью в лице ученых-естественников, экономистов, статистиков, писателей, интеллигентов, обывателей. В книге отражены также альтернативные подходы в решении экологических проблем советской доколхозной деревни, которые дискутировались в государственно-общественной среде в изучаемый период. Вообще, подход, основанный на научном изучении исторических альтернатив, сравнительно новое и перспективное направление в гуманитарной науке.

Цель нашего исследования состоит в изучении исторического опыта и модели взаимодействия Российского государства и общества в процессе осмысления и решения острых социоприродных проблем аграрной сферы. К последним мы относим антропогенные изменения природной среды обитания аграрного общества: истощение природных ресурсов, в особенности земли, сокращение площади лесов, обмеление рек, быстрое оврагообразование, а также ответные реакции на эти процессы со стороны природы: частые засухи, суховеи, широкое распространение вредителей сельского хозяйства, эпизоотии и пр.

Задачами исследования стали рассмотрение особенностей государственного восприятия и решения социоприродных проблем позднего аграрного общества; анализ реакции крестьянства на истощение природных ресурсов; выявление роли научного сообщества в актуализации экоприоблем деревни; отражение изучаемых аспектов в художественной литературе; сравнение государственного и общественного отношения к экопроблемам села; построение модели взаимодействия государства и общества в процессе осмысления и решения острых социоприродных проблем аграрной сферы.

Темпоральными границами нашего исследования мы выбрали позднеимперский и раннесоветский, довоенный период. Логика выбора обусловлена, во-первых, продолжающимся характером исследования (ранее нами были изучены особенности государственно-общественного восприятия экопроблем пореформенной деревни Европейской России), во-вторых, сложностью объективных исторических процессов в указанный отрезок времени, когда в широком общественном сознании формировалась новая ментальная «матрица» природовосприятия и природопользования, о чем мы упоминали выше.

Географический фокус нашего внимания сосредоточен на Европейской, в особенности Центральной России, в силу нескольких взаимосвязанных причин. Во-первых, именно там еще с пореформенных лет наиболее остро стоял аграрный вопрос, ярко проявлялись признаки истощения природных ресурсов под влиянием многовекового их хозяйственного использования. Согласимся с Л. Т. Сенчаковой в том, что «центральные губернии, губернии «коренной России, – это район, который во многом определял пореформенное социально-экономическое и политическое лицо страны». До крестьянской реформы 1861 г. в Центре России были сосредоточены крупные помещичьи имения и основная масса крепостных крестьян. В пореформенное время этот район долгое время сохранял старые крепостнические пережитки⁶. Присутствие на этой территории страны всей мощи государственного аппарата и высшая степень концентрированности взрывоопасных для основ самодержавия социальных элементов превращал Центр России в место, где вершилась судьба российского крестьянства, традиционного пути развития всей страны.

Во-вторых, в Волго-Окском междуречье, коренной Великороссии, к XV–XVI вв. был сформирован тот тип ведения сельского хозяйства, традиционного землепользования, который просуществовал до первой трети XX в. и который распространился на другие регионы страны. Для нас важным является и то, что сложившийся в историческом центре Российского государства в течение многих столетий экологический опыт природопользования был основой хозяйствования, транслировавшийся на различных исторических отрезках времени и в менявшихся природно-географических условиях⁷.

В-третьих, данная компактная природно-климатическая территория представляет относительно единую экосистему с некоторыми внутривидовыми различиями, что позволяет в рамках нашего исследования делать вполне верифицированные выводы.

При этом Центральный регион страны (в границах дореволюционной России и довоенной РСФСР) рассматривается нами в соседстве с другими частями Европейской России: с Северо-Западом, Поволжьем и Югом. Это продиктовано тем, что Центр России не замкнуто-изолированная территория и, конечно же, испытывала влияние соседних региональных образований, одновременно воздействуя на них. Помимо этого, на стыке с иными частями Европейской России существовали пограничные, трансграничные природно-территориальные образования со схожими экопроблемами, без учета которых наше исследование было бы неполным. При определенных различиях отдельных частей Европейской России все они связаны общей судьбой становления и развития. В конечном счете фактологические и субъективные материалы из разных мест европейской части страны позволяют видеть экопроблемы объемно, в сравнении друг с другом.

Существующий массив разнообразных исторических источников