Часть 1. Леди «огр» в дырявых джинсах.

– Ты что там заснула, старуха?! – грозно рявкнул Рогбир, оторвавшись от бурдюка с вином и в очередной раз обвел брезгливым взглядом убогое жилище знахарки. – Два часа к ряду бормотала свои бесовские заклятия и вдруг, на тебе, заткнулась. Часом не померла там? Эй, слышишь меня, старая ведьма?!

– Умерь свой вахлацкий пыл, Рог, иначе выпровожу наружу, – раздался скрипучий старческий голос из-за ширмы, отгородившей угол сруба. – В моем ремесле важны терпение, покой и безмолвие. Мне нужна мертвая тишина!

– Если до рассвета ты не исполнишь волю моего господина, клянусь богами, ты упокоишься навеки, – не унимался Рогбир, угрюмо оглядывая занавесь, на которой в колышущемся свете свечи подрагивала тень горбуньи с всклокоченными волосами. – Я лишу тебя головы!

– Еще одно слово и я наложу на тебя печать немтыря, и твой грязный язык отсохнет водерень, – сердито воскликнула старуха, и Рогбиру показалось, что даже через занавеску он встретился с её пронизывающим ведьмовским взглядом.

– В самом деле, Рогги, уймись, не мешай мудрой Гонзанне кудесить.

Кряжистый коротышка, сидевший около очага со скрещенными на сарацинский манер ногами, попытался усмирить перебравшего товарища.

– Брысь, отсюда Игрень! – раздался голос Гонзанны. – Иди, за гостями присмотри, пока чего не стянули! С них станется!

Рогбир и карлик возмущенно переглянулись, усмотрев явную иронию в словах старухи, но вслух высказывать протест не решились.

Из-под занавеси, неспешно, с задетым чувством собственного достоинства, выбрался котяра, по окрасу совершенно не подходивший окружающему антуражу. Ведьминому коту, прозябавшему на болотах, положено было быть черным как смоль, исполненным мистической загадочности, навевая одним своим видом минорные мысли о бренности всего сущего. Этот же обитатель дома на болотах был светло-рыжим, лощеным и вместе с тем простым как дворовая псина.

Кот подошел к сидевшему карлику и потерся о его колено. Первым желанием коротышки было отшвырнуть кота куда подальше, в окно, например, но он лишь ласково погладил пушистого рыжего демоненка. Карлик был в таком нервозном состоянии, что если бы о его колено вместо кота потерлась какая-нибудь склизкая жаба с петушиным хвостом, он бы и её погладил. Коротышка считал, что с ведьмовскими питомцами лучше не ссорится, тем более на их территории.

Поглаживая кота, карлик понизил голос и сделал другу внушение:

– Лучше её не злить, старина. Иначе она не посмотрит и на то, что ты налакался как свинья и к тому же являешься доверенным лицом короля. Наведет такую сглаз-порчу, будешь потом всю ночь в кустах тужиться, одной рукой москитов, другой – кикимор отгонять. Поверь, Рогги, я знаю, о чем говорю. Такого о колдуньях и ведьмаках наслышался, поседеть в пору, – провел он рукой по своим черным как смоль волосам, –Садись, садись, дружище.

Рыжий крысолов, словно выражая согласие с карликом, с немым укором поглядел на стоявшего посреди избы человека и отправился по своим кошачьим делам, бесстрашно выскользнув за неплотно прикрытую дверь в чавкающую мглу болота.

Несмотря на количество и крепость выпитого, Рогбир послушно опустился на кругляш чурбака и немигающим взглядом уставился на танцевавшие в очаге языки пламени. Верный пес короля Арлинга Великодушного, «дикий рыцарь», он вовсе не желал ссориться с изощренной в колдовских делах старой знахаркой, выполнявшей кое-какие указания короля. Просто нервы взыграли.

Еще бы им не взыграть.

Бесстрашный в бою, сэр Рогбир, старался за десять верст обходить стороной гиблые места, предвзято относился к всякого рода «слугам дьявола» и их чародейскому ремеслу, и совсем уж мало радости ему доставляло выполнение сомнительных поручений короля. А в этот злополучный раз, все три напасти сошлись в единое – убитый горем король Арлинг, послал его на ночь глядя на Проклятое Болото, к бесовской ворожее с весьма щекотливым поручением, – ну как тут не перебрать со старым добрым алахетским вином.

Благо, что балагур Эйсфо, и по совместительству близкий друг и вечный спутник похождений Рогбира, как всегда вызвался сопровождать своего боевого товарища. Присутствие коротышки, хоть как-то скрашивало мрачный интерьер ведьмовского пристанища.

В отличие от Рогбира, семифутового широкоплечего и в целом доброго молодца, некогда искусного кузнеца, еще в пору юности одним ударом кулака валившего с копыт племенных быков, Эйсфо был самым что ни на есть доподлинным карликом и едва дотягивал своему другу до пояса. Однако, несмотря на невеликий рост, он был отличным воином и не раз доказывал свое превосходство над теми глупцами, кто сомневался в его способностях и пытался посмеяться над его небольшой высотой. Два длинных обоюдоострых ножа, до поры до времени покоившиеся в ножнах, чьи отполированные рукоятки в настоящее время торчали из-за плеч Эйсфо, в свое время попробовали «на вкус» много чужой дурной кровушки.

Помимо походов и битв Эйсфо, любил крепкий эль, терпкое вино, скабрезные баллады и девиц с, как говорится, пониженной социальной ответственностью (к возрасту и внешности женского пола у него особых требований не было). И если бы не его страсть к приключениям, как он сам говаривал, то карлик давно стал бы шутом или менестрелем при дворе какого-нибудь знатного господина, где всегда хватало и вина, и девиц, и сплетен. Еще он утверждал, что является прямым потомком таинственных горных гномов, поэтому за милю чует, где припрятано золотишко и драгоценные каменья. Несмотря на эту сомнительную особенность, непутевый Эйсфо всегда был на мели и зачастую столовался у закадычного друга Рогбира, что, впрочем, не мешало ему при необходимости всегда отыскать в карманах пару серебряных монет на подарки знакомым девицам.

То ли дело прагматичный и толковитый сэр Рогбир. В юности он был старательным учеником кузнеца, что сулило ему в будущем стать одним из лучших мастеров в самом востребованном ремесле, и если бы не случайная и судьбоносная встреча с королем, перевернувшая его дальнейшую жизнь, то, наверное, сейчас бы возможно он уже был бы почтенным отцом семейства, со своими слугами и работниками. Иногда, в моменты душевного раздрая, Рогбир ловил себя на шальной мысли, что может и зря там, на водопаде, около мельницы, спас королю жизнь. Прошел бы мимо, сделал вид, что не заметил барахтавшегося на стремнине человека, глядишь, может и не пришлось бы после этого принять «высочайшее благоволение» и стать оруженосцем, а чуть позднее и «диким рыцарем» короля Арлинга Великодушного. И не нянчиться с августейшим патроном впоследствии. Конечно, в глубине души он понимал, что по-другому в тот день поступить не мог, и даже если бы догадывался, что за «честь» его ждет, то все равно поступил бы также.

Да, чего уж там, в глубине души, где-то очень глубоко, Рогбир любил короля, и готов был за него и в огонь и в воду, а то, что предательские мысли такие возникали, так это дело житейское. Иной раз, согласитесь, и любимое чадо хочется розгами приласкать.

К сожалению, у Рогбира своих детей не было, в виду отсутствия второй половины, а единственную дочь короля, принцессу Марэну, он, честно говоря, недолюбливал примерно с такой же силой, с какой уважал её отца. И это чувство нелюбви друг к другу было у них взаимным. Уж слишком гордым и честолюбивым был Рогбир. Уж слишком спесива и чопорна была леди Марэна, которая с окружающими её людьми вела себя не свойственно леди, проще говоря – по-хамски. Даже с благородными господами, которые к тому же были много старше её, принцесса позволяла себе неучтивые выходки. Чего говорить об её отношении к таким безродным «дикарям» как Рогбир. Поэтому, когда сегодня утром няньки обнаружили её в постели без чувств, практически бездыханной, в Рогбире боролись два противоречивых чувства – холодное злорадство и искреннее беспокойство за душевное состояние короля.

Арлинг Великодушный в дочери души не чаял, посему чуть с ума не сошел, когда ему придворные, набравшись храбрости, донесли худую весть. Если бы Рогбир не заступился, король в горестном порыве всех нянек головы лишил бы прямо у кровати дочери.

Даже продвинутый для того времени королевский лекарь Ордивио, человек усердный и башковитый, и тот расписался в собственном бессилии перед свалившейся бедой.

Видя, что Арлинг Великодушный, готов запятнать свое достойное прозвище кровью невинных, Рогбир не выдержал и шепнул королю, дескать, что возможно все не так плохо и кто-нибудь из отшельных кудесников сможет справиться с «хворью» принцессы.

Шепнул и… пожалел.

Король ухватился за спасительную «соломинку» и отрядил инициировавшего начинание Рогбира обстряпать это деликатное дело. Как тот не отнекивался, как не отговаривался, правитель был неумолим. Как говорится – инициатива инициатора губит.

– Ты, Рог, и точка! – ударил по подлокотнику трона Арлинг так, что его усыпанная сверкающими самоцветами корона сползла на лоб, собрав у переносицы суровые складки.

Поняв, что немного перегнул палку в разговоре с верным, но обидчивым рыцарем, престарелый Арлинг примирительно добавил.

– Пойми, Рогги, я не могу доверить такое дело никому из этих благородных чистоплюев, – король поправил, украшенный драгоценными каменьями головной убор, несколько разгладив складки, – Они все загубят на корню. Одно упоминание о Гонзанне вгоняет их в трепет. К тому же, сам знаешь, почти все они спят и видят, как захватить трон. Моя связь с Гонзанной, этим «охотникам на ведьм» только на руку. Вся надежда на тебя, сэр Рогбир, мой верный «дикий рыцарь». Так что не обессудь, отправляйся в путь. Прошу, помоги мне вернуть дочь!

Такие доводы Рогбиру крыть было нечем. Когда начало смеркаться простая крытая телега (карету решено было не отряжать, чтобы не привлекать излишнего внимания), запряженная парой лошадей, которой правил Эйсфо, выехала в сопровождении сэра Рогбира через северные ворота замка.

Уже в полночь, под всевидящим оком полной луны, рыцарь стучал в дверь одинокой халупы, затерявшейся в глуши Проклятого Болота…

***

– Скоро рассвет! Что скажешь, Гонзанна?

Рогбир подошел к занавеске, но заглянуть за неё не осмелился.

– Уже скоро, скоро, Рог! – миролюбиво проговорила старуха. – Я уже вижу её.

– Само собой, еще бы ты её не видела, – хмыкнул рыцарь. – Она лежит прямо перед тобой, во всей своей юной красе.

– Я говорю не о её телесной оболочке, я вижу принцессу в потусторонней тьме.

– Что?!! Где?!!

Рогбира передернуло от её слов. Рыцарь огляделся, пытаясь разглядеть ту самую «потустороннюю тьму», но к своему облегчению увидел только дремавшего у очага карлика.

– Совсем скоро сотня изрыгающих огонь черных лошадей принесет нам нашу девочку, – загадочно промолвила Гонзанна. – Все, Рог, не отвлекай меня, мне надо собраться с мыслями. Сейчас мне нужна полная тишина. Поступи как Эйсфо, вздремни.

Ага, вздремни. Как бы ни так. Уснуть в доме ведьмы – равносильно погибели. Рогбир даже ножны с мечом не отстегнул, ибо неизвестно, кто, или что в следующий миг пожалует в гости к старой ворожее.

Рыцарь отошел к окну и оглядел подступы к дому. Плотный туман, словно огромный удав, подползал с болота, сжимая вокруг дома клубящиеся кольца. В дымке болотных испарений то и дело мелькали чьи-то неверные тени. Из глубины болот послышался волчий заунывный вой. Ему ответил сердитым уханьем филин. В сарае испуганно заржали кони, а за занавеской торжествующе захихикала Гонзанна.

Вот-вот что-то должно было произойти, и это «что-то» рыцарю определенно не нравилось.

Рогбир положил руку на рукоять меча и глянул на мирно дремавшего на плаще товарища. Карлик смешно засучил ногой и, проворчав сквозь сон «чертова ведьма», перевернулся на другой бок. Рыцарь подсел к очагу и подкинул полено в огонь. Языки пламени, прожорливо накинулись на древесную плоть и стали с треском её пожирать.

«В час волка держи ухо востро, а меч обнаженным» – вспомнил рыцарь старую воинскую заповедь.

Рогбир отхлебнул бодрящего вина, настроился на ревностное бдение и… сам не заметил, как опустил голову и провалился в глубокий сон.

– Так-то лучше, – облегченно вздохнув, Гонзанна отвела глаза от занавески и впилась хищным взглядом в полированный шар из черного горного хрусталя, уложенный в изголовье лежанки из звериных шкур, на которых покоилось обнаженное тело принцессы Марэны.

Нежная шелковистая кожа (сейчас сплошь покрытая тайными рунами, написанными кровью целомудренного черного кролика), тонкая талия, бутоны упругой груди, еще не познавшие мужских ласк, вьющиеся рыжие локоны, разметанные по лежанке и очаровательное, даже подернутое мертвенной белизной личико – этот сосуд был достоин, чтобы в него вновь вдохнуть жизнь…

***

– Фиона, Фи… тьфу ты, Марина, ты где? – взмыленный администратор Сергей заглянул в подсобное помещение детского кафе, выделенного для переодевания участников их анимационной группы.

В подсобке, на ящиках из-под фруктов переодевался в «Осла» поверженный «Шреком» «лорд Фаркуад» – Кирилл Львович – единственный пенсионер в «креативном молодом коллективе». Пожилой Кирилл Львович был взят в команду лишь благодаря своему богатому ТЮЗовскому прошлому и чрезвычайно низкому росту, позволявшему ему играть характерных героев соответствующего типажа. Несмотря на почтенный возраст, мужчина был тот еще попрыгун-затейник.

– Львович, а где Маринка? – окликнул бойкого пенсионера администратор. – Куда она запропастилась?

– Ась?

– Где наш «огр» в юбке, спрашиваю?

– А-а, где Мариночка? Мариночка! Ты где? – Львович притворно заглянул за ящики. – А нету Мариночки. Тю-тю! А зачем она тебе?

– Львович, не тупи. Сейчас её выход. Там Саня, наш толстопузый «Шрек» уже с «принцессой» Викой сосутся перед малышней. А это значит, что пора Вике, превратиться в Маринку. Ну, то есть, «принцессе»-красавице стать «принцессой»-«огром».

– А давай я и «Фиону» заодно исполню, – без раздумья предложил свои услуги Львович, прекратив натягивать костюм осла. – Расширю, так сказать, свой репертуар.

– Спасибо, Львович, ты у нас и так и «Лорд Фаркуад», и «Пиноккио», и «Кот в сапогах». А «осел» из тебя прямо такой типичный получается, как настоящий. Так что репертуар тебе добавлять не будем. Так где, Маринка?

– Знамо где, у служебного выхода дымит папиросками, – поделился информацией Кирилл Львович. – Хотела здесь закурить, так я её туда прогнал. У меня же астма, Сереженька. А мне еще в ослиной шкуре по кафешке с детками скакать. Могу и «скопытиться» перед детворой.

– Ладно Львович, дорогой вы наш осел, давайте, натягивайте уши и дуйте в зал, а я за Маринкой.

Администратор Сергей рванул по коридору к служебному ходу…

***

– Дебильное представление! – выпуская сигаретный дым через ноздри, поделилась Маринка наболевшим с рыжим котом, сидевшем на мусорном баке и изучающее разглядывая её. – Надо менять концепцию, киса.

Что именно хотела этим сказать, Марина до конца сама не понимала, но точно знала, что что-то надо кардинально менять. Так дальше нельзя.

Стоя в дверном проеме, в одной руке девушка держала тонкую длинную сигарету с ментоловым табачком, (а никак не папироску, как заявлял Львович), в другой реквизит –поролоновую «голову» принцессы Фионы, той самой, которой мультипликационный персонаж становился с заходом солнца – зеленой ушастой орчихи.

Приехав поступать в театральное училище из захолустья, Марина, как это в большинстве случаев происходит, не сдала вступительные экзамены. Возвращаться в глухомань, где её никто кроме тетки не ждал (да и та, скорее всего, не ждала, надеясь, что племянница найдет себе место в городе), девушка не захотела. Молодая особа решила остаться в городе, чтобы на следующий год вновь попробовать поступить. С работой для девушки без специальности в городе было туговато. Вариантов было два: выходить на трассу или идти продавцом в фаст-фуд. Воспользоваться первым вариантом ей не позволило воспитание, вторым – обезофобия, в простонародье – боязнь растолстеть. Марина с детства любила булочки и «пироженки», благодаря чему имела некоторый излишек веса. Поэтому работа в фаст-фуде с их «обедом за счет работодателя» её пугала едва ли не так же как и первый – панельный – вариант. Так что работу аниматора, которая ей подвернулась, Марина посчитала подарком судьбы. Судите сами, и зарплата достаточная для того, чтобы снять комнату на окраине города и какие-никакие курсы актерского мастерства. Тем более, что ей нравилось возиться с верящей в чудеса мелкотней, видеть их улыбающиеся лица, дарить им сказку. Правда, роли ей доставались все сплошь дурацкие. Если тощей вертихвостке Вике, которая и играть-то толком не умела, путала и забывала слова, доставались роли «Феи», «Белоснежки» или вот, красавицы «Фионы», то упитанной Марине приходилось играть то «Ниндзю-черепашку», то «Губку Боба», а то и «Аркадия Паровозова», в лучшем случае принцессу Фиону (во второй ипостаси, той, которая «огр»). Со временем такое положение дел Марину стало напрягать.

Не раз она разговаривала с администратором Сергеем по поводу своих, мягко выражаясь, ролей. И всякий раз он обещал подумать, между делом ненавязчиво намекая, что не мешало бы немного похудеть потенциальному кандидату в «Рапунцель». Марина и без намеков понимала, что да – худеть надо. И после очередного признания очевидного факта, решала начать новую жизнь, которая должна была включать в себя строгую диету, утренние пробежки и другие не менее значимые процедуры, способствующие существенному сбросу веса. Но утро было не намного мудренее вечера, и все её начинания, как правило, заканчивались на этапе планирования той самой новой жизни. Так что покамест ей приходилось довольствоваться ролью милого «огрессы», в то время когда она мечтала сыграть настоящую принцессу.

– Ах, вот ты где! – вывел её из раздумья голос Сергея. – Кончай перекур, Марин. Напяливай «голову» на голову и бегом в зал. Там Саня с Викой уже на бис перед детьми взасос целуются, а она все никак в людоедку не превратится. Как бы родители жалобу не подали за развращение своих малолетних отпрысков. Давай, давай, бегом моя хорошая! Бросай курить, вставай на лыжи!

«Да, концепцию надо менять», – подумала Марина и, пульнув в урну окурок, припустила по коридору, подгоняемая администратором, спасать выходившую из под контроля ситуацию…

***

– Ладно, всем пока! – бросила Марина, еще раз придирчиво осмотрела свои чересчур пышные формы в зеркале, тяжело вздохнула и покинула офис.