«В одной невероятной скачке

Вы прожили свой краткий век…

И ваши кудри, ваши бачки

Засыпал снег»

М. Цветаева

© Николай Селиванов, 2018

ISBN 978-5-4493-3850-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сюжет основан на действительных событиях, участником которых был сам автор. Описаны реальные люди, лишь слегка изменены их фамилии.

Сокращения и сленговые обозначения, используемые в тексте

АГС – автоматический гранатомет станковый

Бешка, БМП – боевая машина пехоты

Бетер, БТР – боевая машина пехоты

ВСС – винтовка снайперская специальная

Двухсотые, Груз 200 – убитые

Трехсотые, Груз 300 – раненые

Зеленка – деревья, кусты

Квакеры, ПНВ – прибор ночного видения

НР – начальник разведки

ПБ – пистолет Макарова бесшумный

ПБС – прибор беспламенной бесшумной стрельбы

ПК – пулемет Калашникова

ПМ – пистолет Макарова

ПН – прицел ночной

Подствольник, ГП-25 – гранатомет подствольный

Муха, Агидель, РПГ – ручные противотанковые гранатометы

Разгрузка – разгрузочный жилет для ношения боеприпасов

СВД – снайперская винтовка Драгунова

Режим «Б» – режим закрытой радиосвязи при помощи ЗАС – засекреченной аппаратуры

связи

Эргедешка, РГД-5 – ручная граната

Эфка, Ф-1 – ручная граната

1

Он шел впереди цепочки разведчиков по густому лесу. Внимательно наблюдал за движениями качающихся от легкого ветра веток. Осторожно ступал в высоких ботинках с мягкой подошвой, старался определить, нет ли впереди ненужных сюрпризов. Могла быть засада чичиков. Но это полбеды, ее можно приблизительно вычислить. Самая неприятная вещь – это «растяжка».

Вообще-то его учили, что этим словом называется противопехотная мина, от взрывателя которой тянется тонкая, едва заметная проволока. Но только здесь, на чеченской воине, он узнал, что существует большое количество таких мин и способов их закладки. Чего стоит коварная «мина-лягушка», которая выпрыгивает буквально из-под земли на высоту около метра и взрывается, чтобы сотней осколков в виде кусочков ржавых гвоздей, проволоки и прочих подобных железок поразить как можно больше живой силы. Да и проволока не такая уж необходимая вещь – достаточно чтобы взрыватель удерживался каким-либо сучком или веткой, неприметной корягой, которую обязательно заденешь, проходя мимо.

Всеми этими и многими другими хитростями, заместитель командира взвода разведроты старший сержант Николаев, овладел недавно. Но они накрепко засели у него даже не в памяти, а в сознании и создавали основу его мыслей и поступков.

Впереди подозрительно шевельнулся темный предмет. Николаев, опустившись на одно колено, вскинул вверх руку. Разведгруппа мгновенно выполнила команду – находясь в колонне, с дистанцией 3—5 метров друг от друга, залегли через одного вправо – влево и изготовились к бою. Николаев, укрывшись в крохотной ложбинке, прополз чуть вперед, увеличивая себе обзор, и застыл, всматриваясь. Мартовский лес, в котором почки только-только начали набухать, просматривался метров на пятьдесят. К нему неслышно подобрался командир взвода лейтенант Смагленко и шепотом спросил:

– Святой, что там?

Николаев молча указал на небольшой холмик. Прислушались. Так и есть – оттуда раздались негромкие голоса.

– Чичики, – полувопросительно сказал он.

Лейтенант был молодым и хорошо подготовленным молодым офицером разведки, поэтому на принятие решения у него ушла доля секунды.

– Бери Макса и сто метров левее – гляньте сверху. Связь – ко мне.

Николаев бесшумно нырнул в заросли, оттуда появился связист разведгруппы с большим плоским ящиком радиостанции Р-153 за спиной. Рация была тяжелая и неудобная. Большие наушники или головные телефоны, как их правильно называть, закрывали полностью уши, поэтому разведчику кроме потрескивания эфира и переговоров других подразделений на этой частоте, практически ничего не было слышно. К тому же тяжелый микрофон свисал с наушников на длинных шнурах и постоянно болтался при ходьбе, перебежках и залеганиях. Сама рация весила больше десяти килограммов. Но это был довольно мощный и простой в обращении аппарат. А, как известно, эти два качества у вооружения ценятся больше всего, но никак не удобство в обращении.

Радист был хорошим разведчиком – радиотелеграфистом и кличку имел незамысловатую – «Связь».

– Передавай: в квадрате «Зубр», по улитке 6, наблюдаю движение. Выясняю.

Через несколько минут вернулись Николаев и Макс.

– Взводный, точно – духи. Пулеметное гнездо и три или четыре автоматчика. Точно не видно. Близко не ходили, чтоб не спугнуть, – на одном дыхании выпалил Николаев, глаза горели огоньком охотничьего азарта, а все тело было готово к немедленному действию.

– Почему здесь? Кого-то ждут или что-то охраняют, задумчиво говорил лейтенант, рассматривая сопочку.

– Тащ льнант! – подполз ближе Макс, – Святой чичиков считал, а я прошел чуть выше, чтобы посмотреть какой у них обзор. В общем, там небольшая просека и дорогу вниз видно. Изгиб, как на ладони. Я думаю, нашу колонну ждут.

– Да, похоже, – согласился Николаев, – у них ни одного окопчика нет. Замаскировались только чтоб с дороги не видно. Пошмаляют по колонне, потом вон по тому овражку откатятся за сопку – и артиллерия не возьмет.

Грамотные, суки, – процедил Связь.

Взводный уже укладывал карту в карман. Приказал:

– Отходим назад 300. Святой – впереди, Макс – замыкающий. Связь, проси у «Байкала» овощей, – в глазах блеснул огонек мальчишеского озорства.

Восемь фигур в камуфлированной одежде и обвешенные оружием и боекомплектом скользили по весеннему лесу так же бесшумно, как пришли сюда. Вернулись назад на 300 метров, залегли в кустарнике. Связь, поднеся микрофон к самым губам, передавал тихим голосом:

– Байкал, Байкал – я Кобра. Квадрат «Зубр», по улитке 6. Прошу прислать 5 огурцов.

Это означало, что командир разведгруппы просит накрыть пятью минами точку с указанными координатами.

Через 3—4 минуты «Бог войны» проснулся и расщедрился на целых 7 «огурцов». Разведчики слышали, как вдалеке хлопали выстрелы минометов. Затем все нарастает гудящий свист стремительно несущихся мин. Звук все громче. И вот уже кажется, что свист у тебя над головой, в голых кронах деревьев. Тон его меняется – он становится все ниже и громче. Ему вторит тонкий писк следующей мины. Затем он немного стихает и в этот миг кто-то огромный, сильный и безжалостный разрывает одним движением полотно неба. Громоподобный треск, крики смертельно раненых людей.

Угрожающий свист.

Тысячекратно усиленный треск рвущейся ткани.

Крик…

Тишина кажется оглушительней обстрела.

Разведчики убирали руки с затылков, поднимали головы от земли и стряхивали присыпавшие их мелкие веточки и комочки земли. Все-таки артиллеристы-минометчики дали маху. Одна из семи мин упала на крохотную полянку в 20—30 метрах от разведки. В ста метрах от того курса, куда ей следовало лететь.

Святой первым поднялся и окинул взглядом своих:

– Все в порядке? – спросил он и ругнулся про себя. Голос звучал словно чужой, все-таки оглушило, ничего, скоро пройдет.

Голова была ясная. Но одна мысль не давала покоя: «Ну почему в кино про войну свист мин и снарядов звучи так похоже, а звук взрыва – совсем другой? И, почему, если свист так похож, то в кино не страшно, а здесь готов врыться с головой. Ладно, хватит «философствовать», потом. Вон уже взводный зовет.

– Порядок построения прежний. Рванули, посмотрим, что получилось, – отдал команду лейтенант.

За 100 метров до засады развернулись цепью и, обхватывая ее полукольцом, приблизились. В радиусе нескольких десятков метров валялись сломанные деревья и срезанные осколками ветки. Прямого попадания не было. Мины рвались в ветвях деревьев, но осколками посыпало обильно. Везде пятна крови. Следы ног в сторону Хиди-хутора. Видно тащили раненых или убитых. Трофеи: АК-74 с разбитым осколком прикладом, 5 выстрелов к РПГ-7, 3 снаряженных магазина к АК-74, и гранаты РГД-5 и одна Ф-1, две запечатанные пачки сигарет «Космос» (тут же перекочевали в карманы разведчиков и в официальный отчет не вошли).

Противника не преследовали, так как получили приказ занять оборону и укрепиться в данной точке до подхода основных сил.

Все это докладывал лейтенант Смагленко командиру разведроты мотострелковой бригады капитану Санникову, уже поздним вечером в командирской палатке сидя на свернутом спальном мешке, возле печки-буржуйки.

– Все ясно, – подытожил ротный. Это был невысокий, темноволосый, очень подвижный человек. Он пользовался абсолютным уважением и авторитетом у всех за умение выслушать каждое предложение и принять хладнокровное решение в любой, даже самой сложной ситуации. – Эта их задумка не удалась, будем ждать следующей пакости. Как там твои? Охранения выдвинул?

– Да. Вниз по откосу над обрывом. Хоть по зеленке не видно, зато слышимость отличная – по круче тихо не пройдешь.

– Давай. До рассвета доклад каждый час.

Разведчики первого взвода сидели возле костерка и блаженно переваривали только что поглощенный сухпай.

– О, взводный! Тащлейнант, тут ваш чаек горячий дожидается, – первым заметил командира балагур Лешка Швец.

– Горячий – это хорошо. Кто на посту?

– Макс и Снайпер – только заступили, – доложил Николаев.

– Они поели?

– Да, первыми.

– Хорошо. Тушим костер – уже темнеет.

Разведчики слаженной командой приготовились к ночевке на околице с виду такого мирного и тихого, но в наступившей темноте грозного и опасного селения Хиди-Хутор. В сотне метров вниз по откосу сооружен секрет в виде окопчика, где они будут охранять сон товарищей. Связь, как всегда, в обнимку с рацией, ведь через каждый час он будет докладывать ротному. Взводный Смагленко и замкомвзвода Николаев поделили ночь пополам, чтобы поменять смены и следить за дорогой.

Ночь была холодной и ветреной. Плотные тяжелые тучи, роняя, время от времени, набухшие снежинки и капли ледяной воды, неслись на север. «Ко мне домой полетели», – подумал Святой, натягивая на голову плащ-палатку. Заткнул концы ее под себя, и еще раз проверил, нет ли щелей, и только после этого чиркнул спичкой, посветил на часы – два часа двадцать пять минут, прикурил сигарету и тут же вынырнул из-под плащ-палатки. На несколько секунд прикрыл глаза, чтобы быстрей привыкли к темноте после света спички. Затем руку, с зажатым в кулаке огоньком сигареты, быстро сунул за пазуху. Наклоняя голову, затягивался и выпускал дым внутрь, под бушлат, чтобы не огонек, не дым не выдали его в кромешной тьме.

Хлопок выстрела в застывшей холодной тьме показался не реальным. Порывистый ветер не дал Николаеву определить направление. Красная сигнальная ракета прошипела в черном небе, сразу застрочила длинная автоматическая очередь.

Наши!

– Тревога!

– Четверо, перебежками – на помощь!

– Остальные – круговая оборона!

– Прикрывать!

– Сигнал о нападении в эфир!

На размышление и выполнение команд десяток секунд. Когда подобрались к секрету, то увидели, что Димка Десант лежал на дне окопчика в неестественной позе. Возле него на коленях стоял Прист с автоматом на изготовку.

– Что…?

– Выстрел, один из зеленки. Пуля попала в плечо. Он еще живой. Я уколол ему промедол, один кубик. Потом шмальнул наугад, по кустам.

– Откуда стреляли?

– Не засек.

– Святой, остаешься.

– Десанта на плащ-палатку, – четкие команды взводного расшевелили разведчиков, оцепенело смотревших на раненого. – Понесли. Спасем!

Святой в это не верил. Он слушал, как стонал Димка, когда его перекладывали. Видел его безжизненно-бледное лицо. Еще он, когда поднимал раненого, рукой наткнулся на кровь на пояснице. Это означало только одно – на вылет. Пуля вошла в плечо – вышла на пояснице, по пути могла задеть сколько угодно жизненно-важных органов.

«Две недели, – думал Николаев, оставшись один и всматриваясь в зловещую темень смертельной зеленки, – Две недели прослужил у нас Димка».

Он вспомнил, как две недели назад в роту пришли новенькие. «Молодое пополнение» в шутку их называли, но абсолютное большинство из них были контрактниками. Димон сам напросился в разведку – понимал, где самое рискованное и ответственное место. Его без колебаний зачислили, ведь он второй раз пришел на чеченскую войну. Первый раз – на срочной службе, в десантных войсках. Принимал участие в первом штурме Грозного в 94-м году. Тогда, совсем еще салага, отслуживший полгода, выжил в этой страшной мясорубке, проявил себя – наградили медалью «За отвагу».

Когда Николаев узнал об этом, он спросил:

– Зачем тебе было сюда возвращаться? Смерти ищешь?

– Нет. Понимаешь, после Грозного часть вывели из Чечни на переформирование, потому что были большие потери. Мы думали скоро вернемся. Все мужики рвались в бой, хотели отомстить, показать себя. Но полк остался в России. Я дембеля еле дождался. Сразу в военкомат и подписал контракт в Чечню. Дома пробыл всего два месяца.

– У тебя что, родных нет?

– Есть. Мать в Твери.

Николаев смотрел и понимал, что этот двадцати одного года от роду парень действительно пришел на войну. Дома времени не терял – выточил нож-финку. С собой взял даже крохотные плоскогубцы, не говоря о фонарике, нитках, шиле, компасе, и куче разной мелочи, которой нет под рукой во время боевого выхода. Весь взвод обращался к нему то за маленьким, но удобным консервным ножом, то за таблеткой анальгина.

Пока Святой вспоминал все это, сидя в промозглом окопе, вернулся Прист. Начитанный здоровяк и острослов из Подмосковья был угрюмым и рассеянным молча устроился на свое место и затих.

– Ну? – не выдержал Николаев.

– Умер. До медиков донесли. Они успели только еще один промедол вколоть и начали раздевать. Он застонал и… Всё. Вот у меня его часы остались. Выживу – отвезу его матери в Тверь. Пусть будет память о сыне.

– Вот, блин. Значит, не он смерти искал, а она его нашла, – пробормотал Святой.

– Чего?

– Да так.

Разведчики надолго замолчали, и, как будто дослушав их до конца, с неба тихо сыпанул густой, разлапистый, мокрый снег. Он быстро и бесшумно покрывал голые, мокрые ветви деревьев, черную, прошлогоднюю траву, головы и плечи бойцов.

– Черт бы побрал эту слякоть, – прервал затянувшееся молчание Прист, кутаясь в бушлат и поправляя под собой кучу сломанных веток, которые составляли прослойку между землей и телом.

– Через полчаса должна быть смена.

– Димку жалко. Опытный же был пацан, черт его дернул закурить.

– Да, четко, гады, сработали – по вспышке.

– Наверняка и нас сейчас пасут.

Помолчали, вглядываясь в зловещую, враждебную и мокрую темень.

– Жрать охота, – обращаясь сам к себе пробубнил Прист.

– Понятно. За день столько отмахали. Да и холод собачий, – поеживаясь, согласился Святой, потом помолчал и добавил, – Старшина сегодня вечером заявил, что у него уже и хлеб кончился. Завтра выдаст, как и сегодня, по две банки кильки в сутки на человека, но теперь уже без хлеба.

– Ух, сволочи! – злобно процедил Прист, – я эту кильку в томате и на гражданке никогда не ел. Разве только на закусон с мужиками, с получки. Теперь точно – если жив останусь, то до конца дней моих скорбных, она мне в рот не полезет.

– Слушай, Святой, – немного помолчав, предложил Прист вполголоса, – куда они нашу тушенку девают? Понятно, говяжью можно чичикам продать, но ведь свинину они не едят.

– Спроси, чего полегче. Сегодня встретил земляка из пехоты. Патроны у меня попросил. Дал ему несколько пачек и пару РГДешек. Слава богу, этого добра у нас в разведке хватает.

Прист неопределенно хмыкнул, то ли, соглашаясь, то ли осуждая кого. Потом, положил руку на живот и проговорил:

– Не знаю, кто как, а я на этой кильке еще дня два выдержу, не больше. Потом.… Потом не знаю.

– Потом старшину съедим.

– Не буду. В нем говна много.

Старшина в роте пользовался стойкой непопулярностью за свою заносчивую спесь, лень и открытую трусость. Когда Николаев уловил момент и, невзирая на субординацию, с откровенным презрением высказал все это прапорщику, тот нисколько не смутился и с подленькой улыбочкой заявил, что ему осталось несколько недель командировки, и он хочет попасть домой живым. «И богатым?» – глядя ему в глаза, добавил Святой. Старшина ничего не ответил, только злобно сверкнул глазами, круто развернулся и пошел к своим ящикам.

Размышления прервали пришедшие Костик и Макс. Святой думал – на смену, оказалось, нет.

– Мы на усиление, по радио передали, что возможно движение духов в нашем направлении. Так что до утра вся рота находиться в окопах, – рассказал Макс, потом весело добавил, – Мы вам еще по одному одеялу притащили.