Дизайнер обложки Вия Трофимовна Малова

© Николай Ефимович Попов, 2019

© Вия Трофимовна Малова, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-0050-8434-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Итак, о рассказах. Некоторые из них были опубликованы в газете «Наше слово». Я благодарен за это тогда ответственному секретарю, теперь покойному Михаилу Филиппову. Царство ему небесное. Ненавязчиво он старался втянуть меня в газетную суету, подсказывал темы для статей, в любое время находил минуту-другую, чтобы побеседовать по делу или просто по душам. Рассказ «Гостья», переделанный немного по просьбе Михаила, был опубликован целиком, несмотря на дефицит газетных полос. Районная газета перешла на книжный формат, стала применяться компьютерная вёрстка, и мне это очень импонировало. Филиппов догадывался об этом, понимал, что автор хочет увидеть напечатанной свою вещь в книжном формате. Я писал мало, как всегда, социальные, культурные и даже религиозные вопросы требовали какой-то оценки, обсуждения. Иногда предлагал кинокритику. Ответственный секретарь мне льстил: «Николай, ты пишешь не часто, но тебя прочтут все». Это чтобы подтолкнуть меня к новым материалам, рассказам.

Из всех помещённых в этой книге рассказов хочу выделить один: «Виртуальная ошибка», памфлет фантастического содержания на общественно-политическую тему. Материалом для рассказа послужила реальная книга Эрика К. Дрекслера, выпускника Массачусетского технологического института, «Двигатели созидания». Выдержки из книги публиковались в научно-популярной серии «Радиоэлектроника и связь». Сама книга вышла в США в 1986 году. В настоящее время Эрик Дрекслер работает в Лаборатории космических систем этого же института. В книге показана широкая и целостная картина величайшего переворота в истории науки и техники, который, по мнению автора, может произойти в первой половине ХХ1 века в результате освоения человечеством альтернативной технологии получения изделий путём сборки их буквально по атомам!

Здесь говорится о так называемой нанотехнологии. Нано…, кто не знает, значит маленький, в переводе с греческого карликовый. Стало быть нанокомпьютеры и наномашины, которые и позволят указанную выше сборку изделия по природным «кирпичикам», т.е. атомам. Что из этого может выйти, читайте в рассказе «Виртуальная ошибка». А кто заинтересуется книгой «Двигатели созидания», могут поискать её в Интернете. В оригинале она называется так: Drexler E.K. Engines of creation Garden City (N.Y.). – Anchor Press. – 298 p.

Человеческое любопытство не знает границ. Мы всё ближе к тайнам природы. Истина где-то рядом. Но вот беда: благими намерениями выстелена дорога в ад. Не стоит забывать мудрую мысль. И в этом смысле наш памфлет «Виртуальная ошибка» можно назвать предупреждением человечеству, поскольку чудесные Двигатели Созидания могут легко превратиться в Двигатели Разрушения, смотря в чьи руки Они попадут. Думал ли над этим учёный из штата Массачусетс? Мы не знаем. За последние пятнадцать лет я мало что слышал о нанотехнологии, равно как об ассемблерах, репликаторах и прочих аксессуарах новейшего формообразования. Вполне возможно, что технология уже отработана и апробирована. Во всяком случае, это достаточно опасно, ибо ядерное оружие померкнет перед новой грозной силой.

И чтобы не заканчивать на пессимистической ноте, хочу добавить: в конце концов, это всего лишь фантастика, виртуальный мир.

Мы хорошо знаем, что всё преходяще, а Любовь вечна. Взгляните

в окно: там наверняка хорошая погода или не хорошая, идёт дождь или снег, светит Солнце, а может быть, романтическая Луна, покровительница влюблённых. На дворе, скажем, март или апрель. По утрам, схваченный лёгким морозцем, ещё скрипит снег. А днём на подогретых островках земли тянется к свету зелёная трава, птицы заливаются брачными песнями, и сердце сладко сжимается в груди в ожидании радостных предчувствий.

Мичуринск

12 июня 2019 г.

Альтернатива

Многие вещи нам непонятны не потому,

что наши понятия слабы: но потому, что

сии вещи не входят в круг наших понятий.

(Козьма Прутков)

Мир стал иным. Едва шагнув за ступеньку вагона, он рухнул в пустоту. Все прежние мысли и ощущения остались в поезде. Звенящая тишина опустилась на плечи. Придавила к земле. Засыпала землёй. В конце длинного коридора угасали последние звуки: глухие, набатные удары, стоны, незнакомая речь. Последнее, что послышалось ему: «КгапkепЬаhге»…i

Шёл третий час глубокой непроглядной ночи. Весь вечер и эти последние часы он жил в двух измерениях: реальном, где чёрная эсэсовская форма была символом власти и безопасности, и в другом – враждебном, где ему, бригаденфюреру СС, генералу фон Райху не было места. Чувство времени оставило его. Мысли смешались в голове, всё перепуталось и разделилось на две части, каждая из которых, цепляясь поочередно за истинное и нереальное, тянула к себе, а затем, утратив силы, обе части сдвигались с места, как два бильярдных шара, катящихся по зелёному сукну в разные стороны.

Франц Райх устал. Устал думать, вспоминать, анализировать. То, что лежало сейчас перед ним на столе, сводило с ума, не укладывалось и не могло уложиться в сознании нормального человека из любой воюющей в настоящее время армии. Словно в кривом зеркале отразилось непонятно что, которое, быть может, шло к нему долгие годы и наконец настигло на дорогах войны в этом богом забытом украинском городке, лишило покоя и сна, заставило думать и гадать, переосмысливая всё заново. Он достал платок, промокнул вспотевший лоб, другой рукой снял телефонную трубку.

– Слушаю, герр генерал, – тотчас же отозвались на другом конце прямого провода из лагерного лазарета.

– Что с пленным? – спросил бригаденфюрер.

– Он не приходит в себя, несмотря на все наши усилия, – ответил доктор.

– Я хочу посмотреть его ещё раз.

– Пожалуйста, господин Райх.

На улице моросил дождь. В темноте едва просматривалась колючая проволока, которой здесь было обнесено каждое здание. Вышки, пулеметы, – всё, как положено в городе с лагерем для военнопленных. Лазарет располагался в приземистом двухэтажном домике. Здесь проводились допросы пленных комсостава. Каждый день или два к дому подъезжала машина, забирала людей и увозила за город. Там, у глубокого оврага вскоре слышались выстрелы. И снова всё затихало дня на два-три.

Окна лазарета были освещены. Часовой в дверях, щёлкнув каблуками, сделал шаг в сторону, пропуская посетителя за дверь. Со вчерашнего вечера, как только привезли этого русского, бригаденфюрер распорядился поставить у лазарета постоянную охрану. Доктор вышел навстречу.

– Проходите, господин Райх. Пленный находится в отдельной палате, как вы просили.

В палате было чисто и душно, несмотря на открытую форточку. На кровати на белой простыне лежал молодой человек лет двадцати пяти. Худое лицо его было бледным и гладким, без щетины. Заострённый нос, плотно сжатые челюсти, в ушах запёкшиеся капельки крови. Вытянутые ноги не умещались на кровати и были просунуты между прутьями. Одеяло отсутствовало. На левом боку нательного белья выделялся искусно вышитый символический кармашек глубиною не более трёх пальцев.

Генерал наклонился над лежащим человеком, пытаясь ощутить его дыхание, однако через несколько секунд вопросительно посмотрел на доктора.

– Он жив, господин Райх, – поспешил заверить генерала доктор, – находится в коматозном состоянии. Полное отсутствие реакций организма на внешние раздражения. Очевидно, это после бомбёжки. Я перепробовал на нём все средства, вплоть до электричества.

Бригаденфюрер скользнул взглядом по лицу лежащего, после чего брезгливо, двумя пальцами, осторожно сдавил кисть молодого человека, пытаясь прощупать пульс. Рука оказалась холодной, как у мертвеца. Слегка припухший безымянный палец стягивало тонкое золотое колечко.

– Пульс слабый, – снова заговорил доктор, – и редкий. Как у спортсмена-гребца, – добавил он.

Генерал достал из кармана платок, вытер руки.

– Это не спортсмен, – сказал он после паузы. – Это журналист.

Обойдя вокруг кровати, Райх подошёл к стулу, на спинке которого висел новенький китель пленного.

После того, как русские самолёты, направлявшиеся на запад, завернули обратно, и, наспех побросав бомбы, ушли восвояси, похоронная команда на станции Шепетовка, собирая немногочисленных убитых у железнодорожного полотна, подобрала наполовину присыпанного землёй военного в необычной униформе. При нём, кроме документов, были обнаружены планшет и фотоаппарат. В тот же вечер «странного» русского, так и не пришедшего в сознание, доставили в лагерь для военнопленных.

За два месяца войны в России, с июня по август 41-го года и ранее Франц Райх не видел у русских такой формы. На правой стороне кителя, прямо над карманом сверкала большая красная звезда. Но не этот орден привлёк внимание бригаденфюрера СС. Вместо привычной гимнастёрки с ромбами на петлицах на обоих плечиках кителя были пришиты погоны. Райх провёл ладонью по одному из них, словно желая смахнуть с него четыре маленькие звёздочки.

– В карманах больше ничего не было? – наконец спросил он.

– Никак нет, герр генерал, – последовал ответ доктора.

– Слушайте, доктор, это очень важно. – Генерал повернулся, в упор посмотрел на своего подчинённого. – Если до утра пленный не придёт в себя, мы отправим его в Берлин. Я напишу письмо рейхсфюреру. Вы будете сопровождать пленного.

– Так точно, герр генерал. – Доктор невольно подтянулся на носках и стал выше ростом.

– И ещё одно. – Райх достал из кармана фотокассету. – Это надо проявить до утра и сделать хотя бы несколько снимков.

– Я думаю, господин Райх…

– Думайте быстрее, доктор. – Генерал направился к выходу, но доктор, спохватившись, взволнованно выкрикнул ему в спину: «Хайль Гитлер!», отчего лицо бригаденфюрера нервно дёрнулось, и он через плечо с досадой бросил:

– Хайль!

«Красноармейскую книжку иметь всегда при себе. Не имеющих книжек – задерживать. Темников Федот Георгиевич», – в который раз читал генерал документы пленного, – «1917 г. рождения, в РККА с 1939 г. Звание – капитан. Должность – спец. корреспондент газеты «Правда». И далее домашний адрес, фамилия жены, вещевое и техническое имущество.

Франц Райх вновь остался наедине со своими мыслями. Дождь за окном усилился. Капли дождя звонко стукали по стеклу, нарушая тишину просторного кабинета. На широком диване за ширмой лежала мягкая подушка. Надо бы поспать хотя бы пару часов. Но спать не хотелось. Кто этот человек? Как он оказался на станции? Кругом солдаты, патрули, а он одет в чистую форму с иголочки. На чём он приехал, ведь железнодорожный узел не работает? Может, десант? Но он журналист. Неужели русские самолёты летели за сотни километров бомбить Шепетовку? Тогда должен быть парашют. И потом эта форма. И не только она. Бред какой-то. Райх потянулся к планшету, снова выложил на стол всё его содержимое, которое он несколько часов назад с недоумением, сменявшимся беспокойством и страхом, перечитывал по нескольку раз, словно собственный смертный приговор. Сверху лежала карта Берлина. Бригаденфюрер начал её разворачивать – из неё выпала какая-то карточка. В прошлый раз этой карточки он не заметил. Генерал подобрал её с пола и приблизил к глазам. На карточке по-немецки и по-русски было напечатано: «Военная администрация Германии. Временная регистрационная карточка». И текст: «Владелец этой карточки должным образом зарегистрирован как житель города..» Далее, очевидно, должен быть вписан какой-то город. Справа маленький квадрат. Надо полагать, для отпечатка пальца.

– Чёрт знает что! – в сердцах выругался Райх и швырнул карточку на стол. Он зашагал по длинному кабинету, затем резко повернулся обратно, склонился над картой, разложенной на столе. Шея его хищно изогнулась. Генерал впился глазами в знакомые очертания кварталов города, где прошла его нелёгкая юность, где, начиная с 1927 года как активный член нацистской организации, за шесть лет он сумел подняться по партийной лестнице и обратить на себя внимание Гиммлера, возглавлявшего тогда полицию Баварии. Франц получил звание бригаденфюрера СС, на него была возложена ответственность за организацию и инспекцию концлагерей. «Какая низость, какое кощунство!» – шептали его губы.

– Это провокация! Бесстыдная, беспрецедентная провокация! – вслух произнёс он. Рассудок отказывался что-либо понимать. Перед ним, судя по всему, была штабная трёхцветная карта осаждённого Берлина. Красными стрелками обозначены передвижения русских войск, зелёный цвет указывал на кварталы и отдельные здания, находящиеся под контролем противника. Синим цветом отмечался ход боёв, по-видимому, в тоннелях метрополитена: Это провокация, этому вообще нет никакого названия. Мальчишество. Уловка местных партизан. Но откуда у партизан такая карта? Да и где они? Их нигде нет. А капитан, вон он, в лазарете. Кто он? Провокатор из третьего стратегического эшелона Сталина? Смертник? Где-то на краю сознания, словно в фоторастворе, возникала чудовищная картинка: огромный участок фронта с гигантским котлом оккупированной территории. Танки и самолёты противника. Райх инстинктивно схватился за трубку второго телефона – ни звука. После вчерашней бомбёжки связь не восстановлена. Ложь. Всё ложь.

Он взял себя в руки, достал из сейфа бутылку водки, плеснул в рюмку и залпом выпил. Теперь он начал терзаться оттого, что вот он, бригаденфюрер СС, генерал, одного слова которого достаточно, чтобы расстрелять здесь кого угодно, вдруг испугался чёрт знает чего. Скорее бы утро. Только бы капитан пришёл в себя. Бригаденфюрер начал думать, какую казнь он придумал бы для русского. Нет, просто так он умереть ему не даст. Хотя бы вот из-за этого почти свежего номера «Тэглихе Рундашау». Эту газету Франц помнил с детства. Каждое утро она появлялась на столе в кабинете отца. Где, в каких русских типографиях печатали такую извращённую ересь? С омерзением Райх прочитал ещё раз: «Гитлер разрушил Берлин… Красная Армия взяла Берлин с боями. Она спасла город от полного уничтожения». И заголовки: «Как нас обманули!», «Истина против лжи». «Зловонный туман нацистской лжи на протяжении многих лет скрывал от немцев истину…»

Генерал сложил газету, взглянул на дату: 29 августа 1941 года. А сегодня какое число? Да. 8 сентября. Он усмехнулся – совсем свежий номер. Райх знал, что между страницами газеты есть ещё один документ, но он не хотел его читать вновь, не хотел видеть чисто исполненные подписи, печати. Он помнил этот документ наизусть:

Для освещения в прессе событий Берлинской операции включить в состав зарубежной корреспондентской группы специального корреспондента газеты «Правда»

Темникова Ф. Г.

С.А.Лозовский

заместитель наркома иностранных дел

Райх наполнил вторую рюмку, выпил и наполнил вновь. Он поднес рюмку к губам, но пить не стал. Шлёпнул её донышком на стол так, что водка брызнула на «шапку» газеты, набранную остроконечным готическим шрифтом. Бригаденфюрер ослабил ворот мундира, затем подошёл к окну и кулаком выбил форточку наружу, которая почему-то здесь была без петель и еле держалась на раме окна. Послышался звон разбитого стекла, прохладный ветер и залетевшие в окно капли дождя освежили разгорячённую голову генерала.

Светало, однако вместе с холодным дождём на город опустился туман. Он наполнял улицы, льнул к кустам и деревьям. Время тянулось, словно безнадёжно застряло в воронке песочных часов. Райх пододвинул кресло к окну, взял со стола рюмку, поставил её на подлокотник, сам устроился в кресле, надеясь забыться хоть на несколько минут.

Он увидел своего отца или просто вспоминал о нём, закрыв глаза, видел себя в пивной вместе с ним. Отец разговаривал с кем-то

о кайзере, о величии германской империи, а Франц ел сосиски и, как взрослый, пил пиво. То было трудное время. В стране бушевала инфляция, безработица стала обычным явлением. В крупных городах Германии, а затем повсеместно появились чёрные рынки. Франц стал спекулянтом. По стране прокатились демонстрации. Демонстранты требовали передачу власти Гитлеру. Однажды на открытом митинге он увидел фюрера, услышал его гневную речь и понял, что ему надо делать. Фюрер говорил о задачах, стоящих перед немецкой нацией: уничтожить коммунистов, социал-демократов и евреев, расширить жизненное пространство Германии. Франц понял – вместо прогнившей республики нужна диктатура национал-социализма. С этого дня он стал считать себя членом нацистской организации.