© Никита Сивачев, 2022

ISBN 978-5-0051-2984-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По страницам воспоминаний

Новый день предстал глазам Анны. Лучи утреннего теплого света пробивались в окна и грели лицо. Она дунула, чтобы убрать щекочущие нос рыжие волосы, перевернулась на спину и стала изучать потолок. Не то чтобы там находилось, что-то интересное и приятное глазу, нет, там не было ничего кроме голого камня. Зато отсутствия чего любо занимательного открывало большой простор для воображения. Анна позволила себе помечтать и насладиться приятным чувством погружения в перину, как в безмятежные воды из шуршавшей ткани. Через пять минут разглядывания потолка и размышлений, она крайне неохотно откинула одеяло, приподнялась, развела руки, потянулась, зевнула в кулак.

– С добрым утром Анна, – сказала она себе. С этих слов началось исполнение ее уже устоявшейся утренней традиции. Анна направилась к зеркалу, чтобы посмотреть каким «чудовищем» она проснулась сегодня.

– Ну, привет, красавица! – поприветствовала она свое отражение.

Из зеркала на нее смотрело все тоже молодое лицо девушки с гордо приподнятым, маленьким, ровным, носиком, голубыми глазами, чистыми, как вода в лагуне, блестящими, глубокими. На голове пылала пожар рыжих волос. Анна нахмурилась: ее локоны сейчас больше похожие на разбросанные, по макушке, в совершенно хаотичном порядке, перепутанные оранжевые соломинки. Она поспешила исправить этот хаос, при помощи своей давней подруги – расчески: со всей любовью и знанием дела, она уложила мягкие пряди волос, превратив бардак в прекрасный переливающийся красно-рыжим блеском, огненный водопад, и бросила оценивающий, гордый взгляд на свое отражение. Анна села перед зеркалом, не только прихорошиться, еще, и это самое главное, чтобы ее день начался с улыбки, улыбки самой себе. Потому что если день не начинается с улыбки, он просто обречен быть скучным и слишком обычным, не запоминающимся. Тонкие губы, в бледно коралловом тандеме образовали ласковую улыбку.

Анна подошла к окну и высунула голову на улицу, вдохнула теплый летний воздух. Проказник ветер подул, заиграл в волосах. Рыжие локоны заблестели, загорелись на солнце, как огонь на маяке.

За ночь чуда не случилось и окно все еще принадлежало предпоследнему этажу башни большой библиотеки Дроутена. Уже привычный пейзаж, сегодня особенно спокоен. Петухи еще не пропели, солнце уже поднялось из-за горы, на улочках среди маленьких деревянных и каменных домов людей почти не было, только самые отпетые жаворонки вышли на ристалище поупражняться, пока солнце не начало греть сильнее.

Стало скучно. Скука подкралась не только что. Анне былой скучно и вчера перед сном и днем и утром и позавчера, скучно было и неделю назад, так что скука скорее вернулась, навестила Анну как добрая подруга. Вместе со скукой уже несколько дней приходят волнения, и переживания они кормят и отравляют светлую голову Анны не хорошими мыслями, сомнениями и ей становится не по себе от их компании. Она тяжело вздохнула и по привычки устремила взор в сторону дороги из Дроутена к Охотничьему пределу.

– Где же ты? – еле слышно шепнула Анна, и голос ее задрожал.

Хризольда – личная эранбелия, так похожая на сокола с хохолками над каждым из голубых глаз, встрепенулась на жердочке среди тонких стальных прутиков клетки, чем отвлекла свою хозяйку. Анна доверяла Хризольде как подруге, поэтому клетка всегда была открыта. Убедившись, что внимание привлечено птица, спрыгнула с жерди, подошла к краю клетки, расправила белые крылья, будто потягивается, вдруг взмахнула и мигом перелетела с клетки на стол, что напротив кровати. Хризольда перешагнула через книгу «Алхимические рецепты» и остановилась рядом с чернильницей.

Хризольда не умела говорить по-человечески, зато умела показывать жестами, взглядом и щебетанием то, что хотела бы сказать, будь она человеком. Вот и сейчас Хризольда чувствуя, как не спокойно и от того нехорошо, хозяйке, пыталась что-то сказать взглядом. В голубых глазах птицы было какое-то послание. Анна, как всегда, уловила его и смогла прочесть.

– Написать ему письмо? – спросила она, обнажая плечи и тело от ночной рубахи.

Хризольда кивнула.

Анна достала из сундука рядом с зеркалом, стопку аккуратно сложенной одежды и положила ее на кровать.

– Может ты и права, – Она любовалась своей стройностью в зеркало. – Я ему давно не писала.

Анна взяла из стопки одежды белую рубаху, и нырнула в нее без труда, высунув голову из воротника.

– Надо узнать как у него дела… За одно и себя успокоить, Да? – Она обернулась к птице, ожидая реакции, хотя и сама прекрасно знала, что надо написать, что надо себя успокоить.

Анна достала из стопки черное платье с красной вышивкой на воротнике. Она сунула одну руку за другой в рукава и накинула платье на себя. Платье облегало тело Анны и не скрывали изящества форм и плавность изгибов ее фигуры, лишь юбка внизу с достойной скромностью, прятала ее стройные ноги. Она выпрямилась, разгладила мягкую ткань на талии.

Конечно же, собирайся она в бой, как раньше, одела бы другой наряд. Но нет: сегодня ее ждут только раненые вороноборцы, кровь, стоны и множество запахов от эликсиров и трупов. Ждут ее, как и ждали вчера и позавчера и каждый день до сегодня. А как бы ей хотелось взять коня и уехать к Клейнару, снов ездить с ним, просто быть с ним и лечить его, как поклялась когда-то, а не всех подряд в орденской лечебнице и не мучатся в ожидании и переживаниях. И она уехала бы, но нельзя Клейнар ей не позволяет, говорит, что в Дроутене безопаснее и глава ордена накажет, если лекарь просто так уедет, без достойной причины и вряд ли волнение за друга, очень близкого друга достойная причина. Иногда Анна ощущает себя пленницей.

Анна села за стол потянулась к стопке бумаги на краю, положила чистый лист перед собой, обмакнула перо в чернила, и поставила точку на белом листе. За мгновение точка превратилась в букву «М», потом в слово «Мой», а еще через несколько секунд в обращение: «Мой дорогой Клейнар» Перо в легкой руке скользило по бумаге, там появлялись новые буквы, слова и предложения. В письме Клейнару Анна жаловалась что скучает, говорила, что волнуется и боится за него, просила ответить. Пока хозяйка писала письмо, Хризольда ходила по столу, кося взгляд на лист, постепенно заполняющийся красивыми ровными черными буквами. Один раз птица не удержалась и с любопытными глазами заглянула в письмо.

– Хризольда, не подглядывай, – улыбчиво сказала ей Анна.

Дописав последнюю букву, Анна отложила перо и осторожно подняла лист. Она еще раз пробежала по черным буквам глазами: «…Пожалуйста, Клейнар возвращайся скорее. Я скучаю. Удачной охоты и береги себя.

Твоя любимая подруга Анна»

Анна свернула письмо, связала его ниточкой и поставила печать.

– Хризольда, а почему это ты еще не готова?

Птица взмахнула крыльями, метнулась в клетку, взяла в клюв кожаный ошейник и вернулась к хозяйке. Анна помогла птице одеть ремешок, подогнав его под шею эранбелии.

– Не туго?

Хризольда мотнула головой. К ошейнику был пришит еще один ремешок, он служил креплением для писем. Анна просунула туда свернутый лист и сильно затянула, так что письмо под креплением сплющилось. Анна подставила предплечье. Птица запрыгнула на руку хозяйки и смиренно подождала, когда ее поднесут к открытому окну.

Город за окном стал живее. Местный пекарь уже затопил печь, а со стороны кузницы доносились удары молота. Людей на улице стало больше. С башни они казались маленькими, их лиц было не различить, отличались они только одеждой и прическами. Маленькие человечки ходили между каменных и деревянных домов. Отовсюду доносились и перемешивались между собой в непонятную мешанину голосов разговаривающих людей.

Анна посмотрела на Хризольду, птица гордо выпрямилась.

– Ну, подружка, ты знаешь куда лететь и кому доставить. – Анна пальцем повторила мягкие изгибы птичьей головы и шеи, касаясь переливающихся перьев.

Хризольда кивнула.

– Когда найдешь его, передай ему привет и пусть обязательно напишет мне.

Хризольда вновь кивнула с пониманием в глазах.

Анна вытянула руку с птицей из окна. Хризольда махнула крыльями и взлетела. Она набрала высоту и уже парила над городом, направляясь к горам.

– Удачного тебе полета! – Анна провожала взглядом птицу и не спускала с нее глаз. Через минуту птица стала лишь точкой на горизонте, а через две и вовсе исчезла за горами, что окружали поле и город со всех сторон.

Анна вернулась в комнату. На дверной ручке в ножнах весел меч, а по правую сторону от самой двери стаяли кожаные сапожки черного цвета. Анна одела один сапог за другим и вышла из комнаты. Впереди Анну ждали завтрак, а потом целый день, выслушивания историй о боевых подвигах и бесстрашии от мужчин, которые пришли к ней перевязать раны. И некоторые из них почему-то считаю своим долгом заигрывать с молодой медичкой обрабатывающей рану, от чего становиться неловко. Это ждало ее впереди, но сперва завтрак.

Анна жила не одна с ней проживала матушка Юлия – пожилая женщина и давняя знакомая родного дяди Анны Веренда, ныне руководящая орденской библиотекой. После приезда Анны в орден Юлия стала ей наставницей и относилась к ней как к дочери. Юлия могла упрекнуть, могла поругать или наказать, но всегда была готова выслушать и помочь советом. Анна могла доверить ей свои секреты и поделится переживания, не стеснялась выплакаться ей, точно зная, что Юлия успокоит и утешит, а когда надо подбодрит. Они доверяли друг другу, как мать и дочь.

Когда Анна прошла на кухню, Юлии уже не было. Зато кухонный стол был накрыт: печеный картофель, и кусок жареного мяса лежали в одной тарелке, еле заметный пар, пахнущий кориандром, плавно извивался над тарелкой. В печи над тлеющими красно-оранжевыми углями висел маленький котелок, должно быть там грелся травяной чай из свежих листков смородины и мяты. Юлия похлопотала и успела приготовить завтрак и себе, и Анне.

«По пути в лечебницу, надо будет заглянуть к Юлии в библиотеку и поблагодарить ее за завтрак», – подумала Анна и села за стол.

Анна завтракала в одиночестве и тишине. В такие моменты, когда она одна и не может отвлечься, ей невольно приходиться слушать свои мысли или путешествовать по самым разным воспоминаниям. В этот раз поток мыслей, нес ее в прошлое к месту, в котором она оказывается каждый день, уже давно, к родному дому, в юность, туда, где она впервые услышала о Клейнаре…