срочно домой, домой. На чём – на метро?! Стоять в толпе, лицом к лицу с десятками неизвестных людей. Дыхание рот-в-рот! А некоторые люди ещё и целуются! Молекулы воздуха литрами вылетают из чьих-то прокуренных – а вдруг туберкулёзных? – лёгких и всасываются в мою грудь. Вентиляторы поднимают с пола пыль, которая чем-только-не-была в прошлом. И моё дыхание всё покорно приемлет – у него нет другого выхода. «Выхода нет!» – зажигаются в мозгу огненные буквы.
– Мне сейчас будет дурно!
– От этой дурноты некоторые люди закрываются в своей комнате и вообще не выходят на улицу – избегая контакта с чуждой средой. Таких людей называют параноиками. Они похоронили себя заживо в страхе.
– И вы были таким?
– Чуть не стал, но вовремя с обидой понял, что мир не заметит потери, потому что в нём останутся жить другие люди – весёлые и бесшабашные. У них другой взгляд на вещи. Кожа соседа – это белок; микробная флора здоровых людей практически идентична, а микробы не имеют индивидуальности. Один человек похож на другого в гораздо большей степени, чем он хочет в этом признаться даже самому себе. Нужно понять, что все люди – братья, а жизнь полна микроскопических рисков. И я сказал себе: ешь своё ресторанное блюдо, пользуйся метро, посещай театры и целуйся. У тебя есть право струсить, но тогда мир достанется смелым.
– Так, теперь мне захотелось с кем-нибудь поцеловаться, чтобы проверить свою реакцию! Вы хороший рассказчик, Арнольд!
Цитаты из книги «Возвращение астровитянки»
6
Есть такая штука – «монокаузалит», навязчивая тенденция объяснить мир на основании одной причины или видеть всё сквозь одно чувство или какую-то неотгоняемую мысль. Хотите, расскажу о приступе своей паранойи? Вот и узнаете кусочек моего прошлого.
– О, конечно хочу. Люди, особенно мужчины, так редко признаются в своих слабостях.
– В какой-то период жизни меня поразил приступ брезгливости к окружающему миру. Брезгливости в самом простом, физиологическом смысле. Вот прихожу я ужинать в ресторан, и мне приносят блюдо: что-нибудь простое, но эффектное: шипящий кусок мяса с золотистой корочкой и только что сваренная крупная картофелина, посыпанная зеленью и проложенная густой сметаной, и бокал красного вина – или, наоборот, нечто изысканное: запечённое в ракушках мясо моллюсков – с жареными грибами, ветчиной и ещё десятком аппетитнейших ингредиентов. Эта роскошь, приправленная лимонным соком и поданная вместе с белым шабли, приведёт в восторг любого гурмана и сноба.
– Неплохо изложено, даже захотелось вернуться к столу.
– Но эти блюда приготовил на ресторанной кухне какой-нибудь конкретный человек – черноглазая мексиканская сеньорита или рыжий повар-швед. Они, конечно, ходят в белых халатах, носят прозрачные полиэтиленовые перчатки и убирают волосы под поварский колпак, но… жизнь есть жизнь! Любое ресторанное блюдо будет обязательно приправлено микроскопическими капельками слюны и чешуйками кожи чужого человека. Он ведь ходит возле моего блюда без герметичного скафандра, он разговаривает с другими поварами и даже – о ужас! – дышит на мою еду.
– Брр… – вздрогнула принцесса.
– Вот именно! Я готов с негодованием выбежать из ресторана. Но куда пойти дальше? В театр – куда заходят только сливки общества? Я сажусь в кресло, где до этого сидело множество человек. Мои ладони прикасаются к ткани, которую трогали тысячи ладоней. На поручнях масса кожного жира, даже обивка засалилась, и богатый набор микробов и бактерий. А ведь в театр людей пускают без предъявления медицинской справки! Ужас! От ужаса обычно хочется в туалет. Простительная паническая реакция. Вот и театральный туалет: зеркала, бархат, блеск золочёных кранов. Туалет?! Кто только не пользуется этим туалетом! Нет, нет,
Папа, я видел по тивизору открытие вегетарианцами памятника съеденным животным. Там есть корова, козлёнок, курица, кролик, карп и краб. А почему все шестеро животных – на букву К?
– Это загадка! И полагаю, она никогда не будет решена.
– Слишком сложная?
– Мм… не слишком интересная. Спи!
Никки не отрицала этого факта и целенаправленно строила бизнес своей династии вокруг получения и использования нового знания, подготовки и обучения новых специалистов и творческих людей.
Видеть это было очень больно. Раньше Эрнст считал себя важной частью этого города и этой жизни. Он руководил миллионными рекламными проектами, ему были рады в компаниях друзей и девушек, он платил налоги и покровительственно посматривал на полицейских и сенаторов – ведь они получали зарплату из его денег и служили ему.
Но вот Эрнст выпал из системы, а она этого даже не заметила.
Часы, в которых ломается важная шестерёнка, останавливаются.
Но общество не заметило исчезновения микроскопической шестерёнки по имени Эрнст и продолжало функционировать, опустошать продуктовые магазины и смеяться в уютных ресторанах.
О проекте
О подписке