Каждый человек носит в глубине своего «я» маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил

Ромен Роллан

Посвящается всем, кто верит в любовь.

* * *

Любовь всегда представлялась мне чем-то абстрактным. Я часто слышала, как люди говорят, что они любят кого-то или влюблены. Л-ю-б-о-в-ь. Слово из шести букв. Оно ничего не значило для меня до тех пор, пока я не встретила его.

Пролог

– Я ни за что не расстанусь с тобой, – губы Серхио нежно целовали мою макушку. – Никогда.

Я знала – он не обманет. Между нами возникло настоящее чувство, не мимолетное, как короткое английское лето. Нет, это была любовь, та, за которую не страшно умереть. Мы еще не произнесли главные слова, но каждый чувствовал это. Потребность друг в друге стала базовой, как, например, есть и дышать. Я рисовала на песке сердце, еще одно…

– Скоро я приеду в Лиссабон, – сказал Серхио. – А дальше мы решим, что нам делать. В любом случае кому-то из нас придется купить билет на самолет.

Его голос звучал решительно, как у человека, твердо знающего, чего он хочет. Серхио был таким. Впервые встав на доску, он объявил, что она теперь часть его жизни. Встретив настоящую любовь, он не отпустит ее, я была уверена в этом.

– Пусть эта ночь никогда не кончается, – я зажмурилась, словно собиралась загадать желание.

– У нас впереди еще много дней и ночей, – произнес Серхио, обнимая меня. – Вот увидишь. Ты моя, Эми, у нас все только начинается…

Часть 1

Глава 1

Сейчас

Три пары глаз смотрят на меня с неприкрытым ожиданием. В воздухе повис невысказанный вопрос: «Ну, как ты?»

Я мысленно считаю до трех, делаю глубокий вдох и начинаю лгать.

– Мне уже лучше, – бодро говорю я. – Кажется, терапия все же помогает.

– Еще ходишь к психологу? – уточняет Джессика.

Я знаю, что она переживает за меня, но сейчас мне хочется стереть с ее лица это обеспокоенное выражение.

– Да. Сеанс в неделю – и больше не хочется застрелиться.

Понимаю, что шутка не удалась, глядя на изменившиеся лица подруг. Делаю глоток совсем остывшего шоколада, стараясь скрыть волнение.

– Ладно вам, я же пошутила!

Я вижу в их глазах жалость. И что-то еще. Возможно, это паранойя, но я уверена, что каждая сейчас подумала: «Хорошо, что это случилось не со мной».

– Здорово, что тебе помогает, – произносит Сара. Она проводит рукой по волосам, и я вспоминаю, что забыла вымыть голову перед встречей.

– Моя мама одно время тоже посещала психоаналитика, после развода с отцом. После его ухода она ничего не ела и постоянно плакала. – Голос Джесс слегка дрожит, и мне хочется обнять ее, чтобы успокоить.

Она до сих пор не простила своему отцу то время. Возможно, поэтому нам с ней легко, и мы всегда понимаем друг друга. Мы обе видели, как рушились наши некогда крепкие семьи.

– Ужасно, – Бетани пытается сочувствовать, но ее голос звучит неискренне. Что ж, она не виновата в том, что в ее жизни не было серьезных потрясений.

– Эм, все образуется, вот увидишь, – добавляет Сара, поворачиваясь ко мне.

– Да, образуется, – повторяю я, изо всех сил сжимая руки под столом.

Стараюсь не думать о том, как я выгляжу. Старая серая толстовка (стащила у Майка), осунувшееся лицо. С трудом верится, что всего год назад моя жизнь была совсем иной. Нелегко узнать во мне человека, которым я была. Сегодня я представляю собой жалкое зрелище – несчастная Эми, едва взглянув на которую хочется отвернуться. К горлу подступил ком, еще мгновение – и я расплачусь.

Соберись. Ты здесь, чтобы показать им, что все нормально.

Джессика внимательно разглядывает меня, пытаясь понять, что же происходит. Она, несомненно, чувствует: что-то не так. Это неудивительно, она всегда была умной. Мы познакомились, когда нам было одиннадцать. Ее семья переехала из Шеффилда в Лондон, и Джесс перевелась в мою школу. Она мне сразу понравилась. Когда учительница представляла ее классу, Джессика стояла, гордо задрав подбородок, но я видела, что ей было страшно. Почему-то я сразу подумала, что мы подружимся. Так и вышло.

Бетани и Сара знакомы с Джесс по университету. Они подружились почти сразу, на первом курсе, с тех пор мы иногда встречаемся вчетвером. Джессика тактично не спрашивает, почему я никогда не зову ее в свою компанию, видимо, догадываясь, что за время обучения в Йоркском университете я так ни с кем и не сблизилась. Поэтому у Джессики теперь три подруги, в то время как я могу назвать этим словом только ее.

– Хорошо, что сейчас каникулы, хочется наконец отдохнуть от зачетов и экзаменов. – Бетани кусает чизкейк. – Ой, – она осекается и с тревогой смотрит на меня.

– Все нормально, – я стараюсь казаться спокойной. – Знаете, я планирую вернуться к учебе, может, даже в следующем году.

– А это возможно? – неуверенно спрашивает Сара.

– Почему бы и нет? – Я неопределенно взмахиваю рукой.

Не могу же я сказать им, что у меня совсем другие планы.

– Просто мне всегда казалось, что это сложно, – продолжает Сара.

– Конечно, она сможет вернуться, – говорит Джесс и посылает Саре многозначительный взгляд, который означает: «Да заткнись ты уже».

– Мы с родителями едем во Францию в конце месяца, – Бетани ловко меняет тему. – Отец говорит, что нужно провести время с семьей. Хотя я бы с удовольствием осталась здесь.

– Я ездила в Париж с мамой в прошлом году, мне там понравилось, – сообщает Сара. – Даже удалось купить кое-что.

Что произойдет, если я скажу, что прямо сейчас думаю о том, как выглядят висельники?

– А ты, Эм? Есть планы? – спрашивает Джесс.

Не сойти с ума.

– Я, возможно, поищу работу, – неуверенно говорю я. – Надоело сидеть дома.

– Серьезно? Это здорово, – все-таки Бетани не умеет притворяться.

– А кем ты хочешь устроиться? – спрашивает Сара.

Вот бы сейчас оказаться в своей комнате или на необитаемом острове, где никому нет до меня дела.

– Пока не знаю. Но я сообщу тебе первой, как только что-нибудь найду.

Джессика стремительно переводит на меня взгляд, но ничего не говорит.

Некоторое время мы все молчим, пока Бетани не бросает спасательный круг:

– Представляете, я тут узнала, что Таня, оказывается, беременна!

* * *

Следующий час кажется мне вечностью. Наконец мы выходим из кафе.

Слава богу, пытка закончилась.

– Ну, пока, – Бетани целует меня в щеку. – Не пропадай.

На самом деле она хочет сказать: «Мы страшно обиделись, что ты не звонила нам полгода».

– Эм, идем с нами в следующую субботу. Мы собираемся у Джастина, приходи, – Сара набрасывает на плечи розовую джинсовку.

– Я подумаю.

Сара прищуривает голубые глаза и вздыхает:

– Окей. Тогда пока.

Девчонки уходят, и мы с Джесс остаемся одни. Молчим, как будто впервые видим друг друга.

Наконец она не выдерживает.

– Ну, – Джесс буравит меня взглядом.

– Что ну? – я прикидываюсь, что не понимаю.

– Мне-то можешь сказать правду. Тебе все еще хреново, да?

– Да, – после небольшого молчания отвечаю я.

И так будет всю жизнь. Эта боль никогда не утихнет.

Джессика обнимает меня. Вдыхаю аромат ее гладких черных волос. Кажется, шампунь с запахом ванили. Я так хочу стать прежней. Той Эми, которую они знали, с которой было весело и легко. Но это невозможно.

– Мне пора, – отстраняюсь от Джессики, испытав неожиданное раздражение.

– Хочешь, пройдемся вместе?

– Нет, – возможно, я произношу это более резко, чем следовало бы. – Слушай, в другой раз, окей? – говорю уже намного мягче.

Я не хочу обижать лучшую подругу, но я страшно устала от этой игры. Приходится контролировать каждое слово, каждый шаг, чтобы ненароком не выдать себя.

– В другой раз, обещаю.

– Хорошо, – вздыхает Джесс. – Как скажешь. Созвонимся?

– Конечно.

Обнимаю ее на прощание, и она уходит. Я смотрю ей вслед до тех пор, пока удаляющийся силуэт не растворяется в толпе.

Как же так получилось, что моя жизнь превратилась в одну большую ложь? Я насквозь пропитана ею. Но что поделать – это единственный выход. Внезапный порыв ветра заставляет вздрогнуть, август в этом году довольно прохладный. Поворачиваю на Оксфорд-стрит, улица, как всегда, многолюдна: кто-то идет быстрым шагом, кто-то не спеша прогуливается. Лето – время туристов, их легко узнать по тому, как они смотрят на привычные для нас улицы и здания.

Он тоже мечтал приехать сюда. Я собиралась показать ему город, но не тот, о котором рассказывают экскурсоводы. Я хотела, чтобы он увидел Лондон моими глазами. Время все изменило, но, кажется, я всегда буду представлять то, что нам не суждено прожить. Рисовать в воображении наши несуществующие прогулки, поцелуи, объятия. Мысленно отвечать на вопросы, которые он мне никогда не задаст. Ускоряю шаг и сливаюсь с толпой. Хорошо, что несчастные люди не подсвечиваются определенным цветом. Будь это так, сколько таких «светлячков» мы увидели бы среди, казалось бы, обычных людей?