Редактор Анна Кирьянова

Дизайнер обложки Натан Джонс

Верстка Тимур Аникеев

© Натан Джонс, 2023

© Натан Джонс, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4498-9151-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дом будущего
Под Берлинской стеной и обратно

We can be heroes just for one day

(David Bowie)

Предисловие

Эта книга – авантюрный роман-игра по методике Умберто Эко, но – о современной истории. Берлин, Стена, семидесятые. Разделенный город: ни телефонных линий, ни транспорта. Мир, написанный Дэвидом Боуи и Брайаном Ино с помощью музыки, как с помощью краски. Что в нем можно найти, если копнуть поглубже?

Берлин, каким его знал тридцатилетний Боуи, был местом необыкновенным. Не только из-за богатой андеграундной культуры и хаотических наслоений истории, за сотню лет трижды перекроившей и без того впечатляющий пейзаж. Этот Берлин был городом героев – тех, кто, рискуя свободой и жизнью, бежал на запад или занимался организацией таких побегов.

Боуи об этом никогда не говорил, но жить в Западном Берлине и ничего не знать о «Fluchthelfer» – «помощниках беглецов» – было попросту невозможно. Дикая, наэлектризованная атмосфера той реальности есть в его альбомах – Heroes, Low и Lodger, которые обычно называют «Берлинской трилогией». Именно ее мне хотелось воссоздать.

Эту книгу можно читать как развлекательную литературу, а можно поиграть в игру: каждая деталь что-то значит. «Дом будущего» – реальная организация, которая занималась побегами в шестидесятых. Прототипы героев – реальные организаторы. Это герой велоспорта из Восточной Германии Харри Зайдель, несколько раз пересекавший границу в одиночку: через колючую проволоку, с велосипедом на плече, вплавь, обернув документы в пластик, в темноте, с женой и младенцем, через разрезанное ограждение. После чего он помог сделать то же самое десяткам людей – по тоннелям и не только. Или Хассо Хершель – студент, который копал ходы прямо под полосой смерти на Бернауэр штрассе и занимался другими проектами. Всего он вывез и вывел через границу порядка тысячи восточных немцев, после чего был арестован.

Кажется, и Стена, и побеги давно остались в прошлом – но на деле эта часть берлинской истории все еще здесь. В старом баре, который выглядит так, словно туда вот-вот зайдет пьяный Игги Поп, бармен может бросить небрежно, разрезая лайм: «В моем доме пару недель назад нашли вход в тоннель. Он ведет на ту сторону».

И после этого, покупая сигареты в обшарпанном автомате, ты невольно ждешь, что нащупаешь в его металлических недрах не пачку папирос, а поддельный швейцарский паспорт.

Каждое место, описанное в романе, реально. Но это не документальная литература: некоторые факты сознательно перемешаны. Боуи называл этот жанр «faction» – [fact/fiction]. Чтобы перевести на язык визуальных образов треки-фотоснимки, треки-ощущения, которые он создавал в Берлине, только такой подход, вероятно, и годится.

Станции и тоннели, бар и театр, квартиры, будка на «Тельманнплатц» – их до сих пор можно найти. Настоящее все… кроме самого фокусника и его проекта.

Но так ведь и должно быть?

Дом будущего

Он так и знал, что Микки опоздает.

Ричард уже давно стоял на этом продуваемом всеми ветрами перекрестке, а он так и не появился. Они договорились встретиться, как только Ричард приедет в Гамбург на утреннем поезде, но с тех пор прошло полчаса, и площадь перед кинотеатром у перехода опустела – начался сеанс. О прикрытии можно было забыть.

– Рич, дружище! – вдруг услышал он и обернулся.

Микки торопливо шагал через площадь.

– Ты рехнулся, по имени меня звать! – прошипел Ричард.

– Прости, Бога ради! – парень хлопнул его по спине. – Пришлось задержаться, жена попросила починить бачок.

– Какой еще бачок?

– Идем в бар, выпьем чего-нибудь! Ты, небось, совсем тут застыл…

Ни в какой бар они, естественно, не пошли. Микки потащил Ричарда к остановке, куда как раз подъехал автобус, и они запрыгнули внутрь. Больше туда никто не сел.

Некоторое время его новый знакомый смотрел в окно, чтобы удостовериться, что за ними нет хвоста, потом отвернулся и уже совсем другим тоном проговорил:

– Извини, что заставил ждать. У меня были подозрения.

– Насчет меня что ли? – спросил Ричард.

– Нет. Но я должен был удостовериться, что за тобой не следит никто.

– Понятно.

– Это наша.

Они вышли из автобуса. Вокруг был жилой район, который сейчас казался пустынным. Микки прошел вперед, потом нырнул в подворотню. Сразу за ней обнаружился спуск в подвал.

– Я косметикой торгую, – заметил он. – Если кто тебя спросит, ты за косметикой ко мне ездил. Для девушки твоей.

– Понял.

В подвале действительно стояли коробки с разными склянками и флаконами. Они в беспорядке громоздились на стеллаже, но когда Микки снял несколько штук, в стене за ними Ричард разглядел неприметную дверцу.

Микки отодвинул стеллаж, отпер тайник и достал оттуда брезентовый сверток.

– Как ты заказывал, – сказал он. – Проверь.

Ричард развернул свою покупку. Внутри лежали патроны и блестящий черный пистолет. Магазин был пуст, поэтому он взвел курок, прицелился в потолок и вхолостую спустил затвор.

– Три тысячи? – спросил Ричард, и Микки кивнул.

Он достал из кармана бумажник и отсчитал нужную сумму. Микки взял деньги, потом отвернулся и принялся копаться в одном из ящиков.

– Дам тебе духи и мыло. Какие она у тебя любит?

– Ты серьезно?

– Конечно! Она что, не рада будет?

– Ева? – Ричард хохотнул. – Ладно. С жасмином найдешь?

Он спрятал пистолет за пояс на спине, а патроны высыпал за подкладку дорожной сумки.

– Зашей, – сказал Микки. – Нитки тебе дать?

Ричард покачал головой – иголка и нитки у него с собой были. Друзья в Западном Берлине снабдили его очень подробной инструкцией.

Они вышли из подвала, миновали подворотню. Микки быстро огляделся, потом протянул руку Ричарду.

– Будь здоров, – сказал он.

– Взаимно.

– Ты же циркач? – вдруг спросил Микки. – Зачем тебе ствол?

– Я фокусник, – ответил Ричард. – Для нового шоу нужно.

– Будешь стрелять в ассистентку? – хмыкнул его собеседник.

– Нет, в кролика. Пока.

Он решил вернуться в Западный Берлин по автобану – на машине, которую взял у проверенного человека, работавшего на Дом будущего в Гамбурге. Пистолет вместе с патронами отправился в тайник под пассажирским сидением. Дыру в подкладке Ричард опять зашил, уединившись со своим нехитрым багажом в туалете какого-то кафе.

На границе, вопреки ожиданиям, трудностей не возникло. Пограничник в роговых очках вяло полистал паспорт Ричарда, приоткрыл мыло, разыскивая спрятанные под оберткой купюры, потом засунул нос в дорожную сумку и в пустой пыльный багажник. После этого машину пропустили.

В город Ричард приехал вечером, когда уже стемнело. При въезде у него только проверили документы. Не теряя времени, он направился в старый театр, где репетировал почти каждый день.

На деле это здание, конечно, заслуживало сноса. Оно торчало посреди заросшего жесткой травой пустыря у самой Стены, как гнилой зуб: казалось, его оставили здесь просто по недосмотру. На пятом этаже, прямо под крышей, зияла огромная дыра, оставшаяся от снаряда. Кладка вокруг осыпалась, и внутри поселились голуби. Высокие стрельчатые окна фасада над главным входом теперь, напротив, были заложены кирпичом. Во время войны от взрывов из них повылетали все стекла, и чтобы птицы не загадили еще и зрительский зал, проемы решили заделать наглухо.

Ричарду все это, впрочем, было только на руку. Во-первых, он мог репетировать здесь в любое время суток не опасаясь, что кто-то станет подглядывать через окно. Во-вторых, потолок над сценой оказался очень прочными. На нем удалось закрепить все конструкции, необходимые для отработки воздушных элементов – даже если ради этого пришлось две недели воевать с Евой, считавшей, что затея небезопасна. А в-третьих…

Через подворотню Ричард загнал машину во внутренний двор, окруженный давно не стриженной живой изгородью, и запер за собой железные ворота. Он аккуратно выудил пистолет из тайника и снова спрятал его за поясом, а патроны высыпал в карман. Потом отпер заднюю дверь и по узкой служебной лестнице, проходившей насквозь через все этажи, взбежал наверх – в зал.

Репетиция была в разгаре, и рампа, установленная над сценой, горела так, что резало глаза.

– Ричард! – услышал он.

Он обернулся, все еще щурясь от яркого света. Ева в своей неизменной бежевой водолазке и узкой твидовой юбке торопливо шагала к нему через зал. Она сдерживалась, чтобы не побежать, и маленькие каблучки так и вколачивались в пол.

– Привет, – Ричард обнял ее. – Как ты тут?

– Волновалась, – шепнула она.

Ричард почувствовал, что она нащупала пистолет у него под курткой, и кивнул. Ева улыбнулась, хотя взгляд так и остался встревоженным.

– Все хорошо? – спросил Ричард.

– Конечно.

Ева была не из тех, кто боится пистолетов, но, будь ее воля, она, конечно, запретила бы Ричарду работать с Домом будущего. С ее точки зрения, сидеть со скованными руками в прозрачном ящике с водой, пока на тебя пялится целый зал, было куда менее рискованно. Она, в конечном итоге, и сама знала, как выбраться оттуда.

Ричард всегда говорил, что родился циркачом. Впервые в манеж его привел брат Лесли – для пятилетнего Ричарда это закончилось тем, что он свалился с тумбы для тигра, выбив себе два передних зуба. Зубы, разумеется, были молочные, но арена после этого выглядела так, будто хищные звери только что растерзали там дрессировщика. Ричард не плакал – не позволяло чувство собственного достоинства – но в скорую помощь все-таки попал. Когда его осмотрел врач, оказалось, что вместе с одним из резцов вылетел кусочек кости. Коренные зубы из-за этого выросли чудовищно кривыми, и Ричард знал, что ближе к пятидесяти ему светит вставная челюсть.

Если он, конечно, доживет до этого прекрасного момента.

– Ну, как поездочка?

Ричард обернулся.

Джек – его друг, звукорежиссер и механик в одном лице – спустился к нему по длинной металлической лестнице, которая вела к рампе. Еще до поездки в Гамбург два прожектора перегорели, но теперь все было в порядке.

– Нормально. Починил?

– Достал новые патроны.

Ричард хохотнул – ему понравилась невольная игра слов.

– Покажешь, чем вы тут без меня занимались? Переодеваться не буду – только погляжу.

Ричард отсмотрел отрепетированную часть номера, покивал, дал несколько указаний. На часах было уже девять вечера, так что вскоре после этого он отпустил артистов по домам.

Когда все ушли в гримерные, в зале остались только Джек и Ева.

– Курить хочу, – сказал Джек.

– И я, – отозвался Ричард.

Ева молча последовала за ними, по пути сдернув с вешалки свое пальто. Курить в зале не разрешалось – владелец театра считал, что табачный дым может испортить бархатный занавес, чудом переживший войну.

Они вышли во двор, в темноту. Было облачно, и окружающий мир освещала только Стена. Утыканная яркими фонарями, словно иголками, полоса отчуждения между внешним и внутренним сегментами служила отличным источником света в этом пустынном и практически необитаемом квартале.

Среди множества одинаковых белых огней виднелся один желтый. Это было окно наблюдательной вышки, но те, кто там работал, казалось, давно перестали следить за театром. Ричард обработал их на славу: в первые пару месяцев он часто развлекался тем, что выкрикивал приветствия на разных языках, стоя в распахнутом окне, или подавал сигналы фонариком, направленным прямо на вышку. Стрелять через границу было строго запрещено, так что эти забавы ничем ему не грозили, – зато теперь пограничники, скорее всего, считали его конченым фриком. От агентов «Штази» работавших на западе, они, разумеется, знали, кто квартирует в старом доме с дырой.

– Привез? – поинтересовался Джек, и Ричард кивнул.

– Все было чисто? – спросила Ева.

– Вполне. Я сказал, это для шоу.

– Он у тебя что, не вызвал доверия?

– Нет, – Ричард покачал головой. – Скользкий тип.

– Ну, это предсказуемо… – вздохнул Джек. – Ты же не думаешь, что он только таких, как мы, обеспечивает всеми этими вещами?

– Может, сменим парней? – предложил Ричард. – Уже поздно, мы и так задержались.

Они затушили сигареты и нырнули обратно в заднюю дверь. Ричард спустился по лестнице еще на один пролет – в подвал – и негромко постучал. Это была особая комбинация ударов, которую знали только те, кто должен был знать.

Послышались шаги, потом заскрежетала щеколда, и дверь приоткрылась.

– Это мы, – сказал Ричард.

Им открыл Дитрих – невысокий смуглый юноша, одетый в облепленную землей спецовку и грязные джинсы, давно утратившие первоначальный цвет.

– Все в порядке? – спросил он, пропустив их внутрь и закрыв за ними дверь. – Вас долго не было.

– Я в Гамбург ездил, – отозвался Ричард.

– Купил?

– Ага.

– Один купил?

– Больше было бы подозрительно.

Это место меньше всего напоминало подвал театра. Здесь не было реквизита и старых портьер – зато была огромная гора земли, сваленной в углу. На другом конце виднелось жилое помещение – топчан с матрасом, газовая горелка, водопроводная труба с наспех приделанным к ней старомодным краном. В углу висели на веревке куртки и брюки – такие же мокрые и грязные, как и одежда Дитриха. Сухая одежда лежала в большом деревянном ящике неподалеку.

– Я тогда поеду, – сказал Дитрих. – Только Харди позову.

Он двинулся в дальнюю часть подвала, а Ричард подошел к ящику и принялся раздеваться. Оставшись в одном белье, он вытащил из кучи вещей комбинезон – весь в заскорузлой глине – и влез в него.

Джек последовал его примеру. Закончив, он отвернулся, чтобы Ева тоже могла переодеться.

– Я кое-что тебе привез, – сказал Ричард, пока она застегивала свой комбинезон.

– Одну из тех скляночек, которыми торгует Микки? – улыбнулась она.

– Все она знает… – пробормотал Ричард. – Нет, не ее.

Он разжал ладонь и протянул Еве маленькую жемчужную подвеску, которую до сих пор прятал между большим и указательным пальцем. Ричард купил ее в Гамбурге и провез через границу точно так же – в руке.

– Какая прелесть, – проговорила она. – Спасибо, мне очень нравится.

Ричард наклонился, чтобы ее поцеловать, и одновременно с этим застегнул подвеску у Евы на шее.

Она протестующе прижала ладонь к украшению.

– Не нужно! Вдруг потеряю…

– Не потеряешь. Там очень крепкий замочек.

Ева обвила руками его шею, потом вдруг спросила:

– А где пистолет?

– Он в ящике.

– Ты его зарядил?

– Нет, милая.

– Хорошо…

Послышались шаги, и в комнату вошел Дитрих, а вслед за ним – Харди. Этот угрюмый бледный баварец, казалось, совершенно не подходил на роль шахтера, но на деле был очень сильным и выносливым.

Ричард обменялся дружеским рукопожатием с обоими.

– Доброй ночи, – сказал Дитрих. – Не забывай про полосу.

– Да, – сказал Ричард. – Не забуду.

Он всегда хотел стать акробатом, но не сложилось – привычка кривляться взяла верх. Мать, Беттани, недолюбливала его за это: тощий пронырливый Ричард без конца приставал к порядочным людям со своими простецкими фокусами. Совсем не то, что ее старший сын – статный красавец Лесли, который, как она тем не менее считала, угробил свою жизнь, когда пошел в цирк.

Его отец тоже там работал – и оставил Беттани с маленьким мальчиком, для которого пришлось искать приемного папу, чтобы вокруг не шептались. Новый брак, однако, принес и нового ребенка: хотела Беттани того или нет, нужно было чем-то скрепить замужество. Так что Ричард оказался желанным пополнением в семействе только для отца – и для Лесли, который души не чаял в младшем брате и всему его научил.

Ричарду удалось использовать его уроки в своей карьере иллюзиониста. Лесли хотел, чтобы он занимался акробатикой, и Ричард в конечном итоге исполнил это желание – только по-своему. В этом году под откидным дном грузовика он привез в Западный Берлин миллиметровые невидимые нити – последнее изобретение ученых из Калифорнии. Каждая такая нить была рассчитана на центнер, так что Ричард мог порхать по воздуху, удерживая Еву на руках. Конечно, чтобы система работала, пришлось попотеть: Джек построил ему подвижную конструкцию под потолком прямо здесь, на острове посреди ГДР, неизвестно откуда достав запчасти. Ричард очень им гордился.

И это была далеко не единственная заслуга Джека.

Ричард переобулся в рабочие ботинки и прошел в основное помещение, которое располагалось под репетиционным залом, только на два этажа ниже. Здесь в стене зияла дыра – низкий земляной ход, уходивший вперед, в темноту. Над ним был закреплен примитивный механизм, позволявший вытягивать вырытую почву в тележке. По полу, словно два исполинских дождевых червя, змеились два кабеля – электрический и телефонный. Сам телефон стоял тут же. Это был старый советский полевой аппарат, который работал на честном слове.

– Я пойду или сначала ты? – спросил Джек.

– Сначала я, – ответил Ричард.

– Тогда давай.

Краем глаза он увидел, что Ева устроилась на своем табурете неподалеку. Она собирала гибкий воздуховод, который в скором времени должны были пустить в тоннель. Ричард послал ей воздушный поцелуй и нырнул в дыру.

Несмотря на лампочки, подвешенные под потолком, здесь царил полумрак. Было холодно, пахло землей и досками. Ричард, пригнувшись, двинулся вперед, опираясь на все четыре конечности. Несколько минут – и он оказался у стены, в которую упирался ход. Там он подхватил кирку, и, скрючившись по-паучьи, принялся методично долбить глину.

Дышать тут было куда труднее, чем наверху. Спертый воздух словно бы с неохотой проталкивался в горло, застревая где-то в районе ключиц. Но останавливаться было нельзя – они уже слишком глубоко прогрызли дно города, чтобы теперь все бросить из-за недостатка кислорода.

Ричард целился в фундамент старого прусского дворца развлечений «Хаус Фатерланд». Теперь на месте этого здания, где до войны размещались роскошные кафе и кинотеатр, была длинная, покрытая пылью площадка, еще не успевшая толком зарасти. В сорок пятом «Фатерланд», как и весь квартал вокруг Потсдамского вокзала, сильно пострадал. Он много лет стоял разрушенным, словно мрачное каменное привидение, зияя дырами в фасаде. Руины снесли лишь пару лет назад. Но отпечаток остался – и теперь служил отличным ориентиром.