Читать книгу «Кинжал Зигфрида» онлайн полностью📖 — Натальи Солнцевой — MyBook.
image

Наталья Солнцева
Кинжал Зигфрида

Все события вымышлены автором. Любые совпадения случайны.



 
Однообразные мелькают
Все с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.
 
 
Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под ее атласной кожей
Бежит отравленная кровь.
 
Н. Гумилев

Глава 1

Новгородская область. За десять лет до описываемых событий

Грибник насобирал целую корзину груздей, притомился. А уходить не хотелось. Он сел на теплый от осеннего солнца пенек и залюбовался увядающим лесом: золотые кроны деревьев упирались в синее небо, внизу, в поросшем ивняком овраге, журчал ручеек. От всей этой картины веяло тишиной, умиротворением.

Грибник снял кепку, пригладил седые волосы. Не та уже прыть, поясница ноет, ноги в суставах болят. Иной раз так прихватит, хоть криком кричи.

Дед взвалил корзину на спину и побрел к дороге. Он давно жил в этих местах, знал каждую тропинку, каждую просеку. По старой, испещренной выбоинами грунтовке мало кто ездил. В сухую погоду еще кое-как, а в распутицу лучше было сделать большой крюк по асфальтированному шоссе, иначе машина застрянет и до ближайшей деревни несколько километров шагать придется. За трактором.

Грибник рассчитывал поймать попутку, если повезет. Целую неделю стояло бабье лето, в воздухе летали паутинки, лужи подсохли. Только в глубоких колеях осталась черная вода, в ней плавали красные и лимонные листья.

Старик прислушивался: не едет ли машина. Но щебетали сороки, трещали сучья под его сапогами, больше ничего. Наконец лес расступился, и открылась коричневая лента дороги.

Грибник обрадовался: в десяти метрах от него, уткнувшись носом в толстый ствол березы, стоял автомобиль. Дверца со стороны водителя была открыта.

«Тоже по грузди пошел мужик? – подумал дед. – Или по нужде? Ничего, я подожду». Он поставил корзину на землю, приблизился и увидел шофера: тот откинулся на сиденье, свесив голову. Спит, что ли? Судя по одежде, не деревенский житель. Небось в гости едет.

– Эй! – робко произнес грибник. – Ты жив, мил-человек?

Ответа не последовало. Грибник обошел машину спереди. Она выглядела неповрежденной: бампер, капот, фары, решетка – все целое. Значит, аварии не было. Видимо, водитель решил отдохнуть, а его и сморило на свежем воздухе. Человек уже не молодой, вон, виски седые, морщины на лице. Однако странная у него поза какая-то, и слишком он неподвижен – даже грудь не вздымается.

Преодолевая нахлынувшее неприятное волнение, грибник протянул руку и коснулся запястья шофера. Теплое, только пульса не прощупывается.

– Эй… – окликнул он спящего. – Тебе плохо?

Молчание.

Дед наклонился, прислушался: дышит мужик или нет? Тишина. Что за оказия?! Неужто мертвый? Ах ты, боже мой!

Вокруг монотонно шумели березы и ели. Пахло хвоей, разогретой дорожной пылью, бензином. Грибник оглянулся по сторонам – никого. Он потряс водителя за плечо – тот остался безучастным. Голова мотнулась, как тряпичная.

– Мертвый… – прошептал дед. – Не остыл еще. Кто ж это его?

На теле покойного не было ни ран, ни следов от удара – по крайней мере, на первый взгляд. Старик опасливо осмотрел салон машины – пара газет, небольшая дорожная сумка, карта. Казалось, водитель сам остановился, открыл дверцу… да так и не вышел. А может, и не собирался выходить: ждал кого-то. Хотя кого тут ждать, в лесу?

Деду захотелось курить. Он полез в карман за кисетом, дрожащими руками соорудил самокрутку. Едкий табачный дым ударил в глаза…

Подул ветер. С шорохом посыпались листья. Грибник докурил, постоял в задумчивости, перекрестился и потянулся за сумкой шофера. Тому она уже ни к чему…

* * *

Он вздрогнул, встрепенулся и пробудился от невыносимо долгого сна.

Казалось бы, ничего не изменилось вокруг – он все так же неподвижно лежит в полном мраке, рядом со своим хозяином. Вернее, тем, кто ошибочно считал себя его хозяином. На самом деле все далеко не так, как представляется. От человека, который мнил, будто владеет им, почти ничего не осталось. А он все тот же – юный и прекрасный, излучающий силу, несущий смерть. Не имеет значения, сколько прошло лет или веков. Он все так же готов исполнить предначертанное.

Вокруг в самом деле ничего не изменилось. Тишина, темнота, тяжесть, навалившаяся на него. Но откуда-то, невидимый и неслышимый, проник к нему импульс жизни, ожидание, жажда чужой плоти. Чьи-то мысли потянулись к нему, растревожили, искрами вспыхнули в холодном теле, согревая, разжигая блуждающий в нем огонь, предвкушение крови.

Не первый и не последний раз его сковывает сон. Не первый и не последний раз он просыпается, чтобы подчиниться зову судьбы.

Его путь начался так давно, что истоки терялись во мгле прошлого. Иногда ему грезилось, что он вышел из тумана. Иногда казалось, что он родился в огне и грохоте, в дыму, в шипении пара… под произносимые заклинания… Слова слетали с уст и уносились прочь – то ли под высокие своды из почерневшего камня, то ли под темные небеса.

Марс и Сатурн наблюдали за его появлением на свет. Отныне они станут его покровителями. Они стояли на небе, подобно грозным стражам. Красный глаз Марса и яркое око Сатурна – Хроноса, властелина времени и судьбы, – вот что он запомнил, когда его тело обретало форму и бытие.

Хронос разделяет иллюзорное и реальное, его песочные часы отсчитывают мгновения. Но куда они текут, вперед или назад? Зыбкий лик вечности неуловим. Время принадлежит каждому и… никому. Время – мерцающий пульс жизни, ее изменчивый образ.

Хронос не зря стоял у его колыбели: властелин судеб наделил его даром отнимать и дарить время.

Его прекрасное, совершенное тело покрыли ритуальной татуировкой и облачили в дорогой наряд. Над ним совершили три тайных обряда, и он удостоился благословения богов.

Много священных источников иссякло с тех пор, много священных рощ исчезло с лица земли. Его драгоценная одежда затерялась, но никто не смог лишить его силы и могущества. Он расчищал дорогу к власти, мстил за поруганную честь, наказывал предателей и останавливал героев. Его смертоносное жало алкало крови. Только напившись досыта, он снова оживал для славных свершений. Он служил тому, кто брал его в руки… но выскальзывал из слабых пальцев. Завладеть им было легче, чем удержать его.

Он помнил время легенд, драконов и красавиц с сумрачными очами. Он встречался с пророками и оракулами, императорами, полководцами, тиранами, магами и философами. Он пережил столько войн, столько вождей и столько царств, что потерял им счет. Он кочевал по родовым замкам и роскошным дворцам, по шатрам, палаткам, сундукам, корабельным трюмам, глухим подземельям, по сокровищницам, гробницам и домам простых горожан, пересекал пустыни вместе с торговыми караванами.

Он путешествовал по миру, из страны в страну, с континента на континент, из города в город. За ним охотились, его похищали, его хранили как зеницу ока, ради него совершали преступления, к нему бережно прикасались и прижимали к сердцу. Им любовались.

У него пытались отобрать имя. Появилось множество его двойников – самозванцев, которых выдавали за него разные прохвосты и мошенники.

Иногда ему приходилось год за годом проводить в бездействии, во мраке и забвении. Как сейчас…

Но он уже ощущал внутреннюю дрожь, гуляющие в нем токи. И сквозь дрему уже мечтал о том, ради чего был создан…

Глава 2

Подмосковный поселок Витеневка. Наше время

Загородный дом Куприяновых был построен в старинном духе. Помещичья усадьба в миниатюре: центральная часть с колоннами, два коротких полукруглых крыла, ко входу ведет аллея от самых ворот, позади дома разбит молодой сад.

– Ледушка, доченька, зачем нам этот несуразный безвкусный дворец? – вздыхала Римма Николаевна. – Паша осуществил свою прихоть, но теперь его больше нет. А нам такое количество комнат ни к чему. Чтобы содержать этакую махину, нужна куча денег и целый штат прислуги.

Она прослезилась, приложила к красному распухшему носу батистовый платочек. Уже неделю Римму Николаевну мучила простуда – насморк, кашель и, как следствие, скверное настроение.

Дочь подняла на нее тщательно подведенные глаза.

– Что ты предлагаешь?

– Давай продадим дом. Будем жить в московской квартире. Здесь же глушь, до города час езды! Лес шумит за забором. Дуня бегает туда колокольчики собирать.

Дуней госпожа Куприянова называла домработницу – Евдокию Барсукову.

– Видишь, как хорошо. Где ты в городе возьмешь лесные колокольчики?

Римма Николаевна раскашлялась от негодования. Леда такая холодная, жесткая… Ей надо было родиться мальчиком. Отец смог бы передать сыну свой бизнес.

– Владу нравится этот дом, – ледяным тоном произнесла молодая женщина. – Я собираюсь выйти за него замуж, если ты помнишь.

– Ты его любишь?

Дочь выразительно повела плечами и промолчала. Мама умудрилась остаться наивной и непрактичной, до мозга костей пропитанной какими-то комсомольскими идеалами. За неимением сколько-нибудь значимых интересов она смотрела «мыльные» сериалы и читала любовные романы. В ее спальне целый стеллаж был заставлен книгами, на обложках которых мускулистые красавцы на фоне цветущих розовых кустов обнимали миловидных блондинок.

– Семейная жизнь полна подводных камней, – назидательно изрекла Куприянова-старшая. – Этот корабль остается на плаву только под парусами любви.

– Мама, я тебя умоляю! – закатила глаза Леда. – Влад сможет управлять нашей компанией. Он хорош собой, умен, знает два языка, получил образование в Кембридже. Он классный менеджер, понимаешь?

Римма Николаевна нарочитым жестом закрыла лицо руками и просипела:

– Мне стыдно, что я не привила тебе чистоты помыслов. Влад во всех отношениях приятный молодой человек, но… я не вижу огня в ваших глазах, когда вы рядом.

– Оставь, ради бога! Как будто вы с папой сгорали от страсти!

– Мы любили друг друга.

– Ой! – саркастически улыбнулась Леда. – Только вот не надо этих романтических сказок! Отец был прагматиком, карьеристом и презирал «сопли и лирику». Потом от богатства и вседозволенности у него началось разжижение мозгов…

Она прикусила язык. О покойных плохо не говорят.

Лицо матери, и без того покрытое аллергическими пятнами, стало багровым – ее душил приступ кашля. Римма Николаевна никогда, ни при каких обстоятельствах не осуждала мужа. Теперь, после его кончины, ей и вовсе казалось кощунством любое кривое слово о нем. Тем более из уст дочери!

В семье Куприяновых все решения принимал отец, и они не оспаривались. Жена жила за ним, как за каменной стеной, исполняя роль хозяйки дома. Она долго не могла забеременеть, и, когда это наконец случилось, счастью супругов не было границ. Как до, так и после рождения Леды Куприянов все материальные и житейские заботы брал на себя. Его смерть грянула громом не столько для дочери, сколько для Риммы Николаевны – она оказалась совершенно беспомощной перед лавиной обрушившихся проблем, которые требовали немедленного вмешательства.

После мужа осталась недвижимость, крупная сырьевая компания, сеть мелких фирм, счета в банке… Много всего. Вдова растерялась, пришла в отчаяние. Леда – сильная девочка, она пытается взять дела под свой контроль. Возникают сложности, то одно не складывается, то другое. Неудивительно, что она ищет опоры в лице Влада. Пусть поступает, как хочет. Ей виднее.

Откашлявшись и промокнув выступившие слезы, Римма Николаевна примирительно кивнула:

– Я не буду тебя отговаривать. Ты уже взрослая женщина, красивая, рассудительная, и в состоянии сделать правильный шаг. Мои взгляды безнадежно устарели.

Она невольно залюбовалась Ледой – той очень шел домашний костюм из лилового шелка. Девочка умеет со вкусом одеться, причесаться, произвести впечатление. На внешность ей грех жаловаться. Бог не поскупился, всем одарил – и лицом, и фигурой, и умом. Счастья бы еще! Двадцать семь лет – пора замуж. Влад – жених видный и ухаживает за Ледой. Только вот в последнее время почти не приезжает. Будущая теща прикинула – уже месяц она не видела молодого человека.

– Ты пригласи Влада к нам на ужин сегодня.

Леда отвела глаза, с показной веселостью объяснила:

– Он в командировке, в Питере. Решает вопросы по контрактам.

– А когда вернется?

– Пока сложно сказать… Недельки через две.

Влад и раньше пропадал – то на десять дней, то на месяц. Дела компании, по словам Леды, требовали разъездов, длительного пребывания в других городах, а в перспективе – и в других странах. Так что Римма Николаевна не удивлялась. Ее встревожил странный тон дочери. Но она привыкла обходить сложности стороной, не углубляться в проблемы. Отчасти такое свойство характера помогло ей долгие годы мирно прожить в браке с властным, амбициозным и суровым мужем. Ее безропотность и мягкосердечие сглаживали острые углы и в отношениях с дочерью.

Они обе избегали говорить на тему, которая стала в семье запретной. И обе непрестанно возвращались мыслями туда, куда путь был заказан. Так уж устроен человек: чего нельзя, к тому и тянет. Эта двойственность, противоречивость души не поддается анализу, не имеет объяснения.

– Иди приляг, – сказала Леда, глядя на мать. – Ты неважно выглядишь. Нужно отдохнуть. В твоем возрасте простуда иногда дает серьезные осложнения.

Та ушла к себе, а дочка открыла бар, налила в бокал изрядную порцию коньяка, выпила, опустилась в глубокое кресло и закрыла глаза, ожидая облегчения. Вместо успокоительных таблеток она снимала нервное напряжение алкоголем, и это начало входить в привычку.

Леда тщательно скрывала от всех свою тягу к спиртному – особенно от родителей и жениха. Узнай отец о ее пристрастии к выпивке, разразился бы грандиозный скандал. В гневе он бывал отвратительно несдержан не только на слова, но и на руку – мог запросто отвесить пару затрещин. Сей излюбленный воспитательный метод крутого на расправу отца держал Леду в строго определенных рамках.

Правда, маму он за всю жизнь пальцем не тронул, считал ее не от мира сего, убогой и блаженной. А убогих обижать Бог не велит.

– Ты, дочь, моя плоть и кровь! – говаривал он Леде. – А меня папаша, царствие ему небесное, драл нещадно. И человеком вырастил! Мать у нас другая – она агнец невинный. Не в пример нам с тобой.

Только святой мог находиться рядом с Павлом Куприяновым и не доводить его «до греха», то есть до сквернословия и рукоприкладства. Сотрудники, приближенные к его особе, и наемные директора дышать боялись при грозном хозяине. У Куприянова не забалуешь, вмиг на чистую воду выведет и накажет безжалостно.

Зато сейчас распоясались – в глаза лебезят, лукавыми устами улыбаются, а за глаза обманывают кто во что горазд. Натерпелись от хозяина, теперь наверстывают упущенное: плутуют в отчетах, бумаги липовые стряпают, тянут все, что ни попадя. Никому нельзя доверять!

Тысячу раз прав был отец, когда твердил: «У нас друзей нет, одни соперники, завистники да стервятники, которые только и ждут, когда Куприянов споткнется, упадет. Тогда слетятся коршуны, накинутся на лежачего-то, заклюют! Но я им такого удовольствия не доставлю».

Отец внешне походил на богатыря: статный, дородный, осанистый, с густыми вьющимися волосами, красиво подстриженной бородкой. Даже с возрастом, когда поседел и обзавелся брюшком, он оставался привлекательным мужчиной, сильным, пышущим здоровьем. Никто не подозревал об угнездившейся в нем коварной болезни, а сам Павел Анисимович хранил тайну до смерти. Уже после кончины семья узнала о диагнозе, поахали, поохали… А что сделаешь? Зато до последней минуты отец железной рукой управлял делами, вел привычный образ жизни. Никому и в голову не могло прийти, что могучий дуб вот-вот рухнет.

Предвидя неминуемую развязку, Куприянов написал последнее письмо, в котором прощался с семьей, каялся в своем крутом нраве, за вольные или невольные обиды, объяснял свою скрытность. Дескать, не хотел заранее одних огорчать, а другим давать повод для злобного торжества; не хотел показывать слабости, немощи телесной и пожелал уйти из жизни внезапно и красиво, не мучая окружающих и не обременяя заботами о своем бренном теле.

Видимо, узнав о болезни, отец ударился в религию, которой раньше не признавал. Он смолоду не отрицал Бога, но времена были не подходящие для веры, и Куприянов, как все, исповедовал другую идеологию – партийную. Изменились времена, изменились и нравы. Павел Анисимович изредка хаживал в церковь и только в последние годы стал ездить на исповедь в какой-то монастырь, молиться и носить на груди освященный золотой крест. Семья недоумевала.

Теперь, конечно, стало понятно, откуда появилось такое рвение.

– Папа, папа… – прошептала Леда. – Как же ты мог? Почему поступил с нами так? Неужели мы тебе чужие?

Без хозяина компания «Куприянов и партнеры» начала расползаться по швам. Вдова и дочь при Павле Анисимовиче ни во что не вникали: нужды не было, да и тот не приветствовал дамского участия в делах – весь штат его управленцев состоял исключительно из мужчин. Господа эти пренебрегали интересами осиротевших женщин, и финансы компании потекли по тайному руслу на тайные счета. Проконтролировать все действия директоров и менеджеров дамы не имели возможности. Отчаянные попытки Леды навести хоть какой-то порядок в бумагах и банковских операциях разбивались о ее некомпетентность. И она возлагала надежды на Влада Неверова, за которого собиралась выходить замуж.

– Почему отец, зная о своей болезни, не ввел Римму Николаевну и тебя в курс бизнеса? – спрашивал тот. – Не обучил элементарным вещам? Не подготовил преданного человека, способного твердой рукой повести дела?

– С мамой это исключено, – горько улыбалась Леда. – Ей становится дурно от одних только слов баланс, отчет, договор, сделка и прочих в том же духе. Она даже в магазин ходит с Дуней. Указывает, что покупать, а та платит и получает сдачу. А у меня с отцом были напряженные отношения, мы перестали понимать друг друга. Если бы я была хоть чуточку внимательнее, почувствовала, что он болен… Вела бы себя по-другому! Но отец ничем не выдавал своего состояния. Клянусь тебе! Мы с мамой отмечали некоторые, мягко говоря, странности в его рассуждениях, поступках – однако списывали это на возрастные изменения, на переутомление.

– Семьдесят один год – еще не время для склероза и маразма.

– Его головной мозг был поражен, – вздыхала Леда. – Мне врачи потом объяснили. Этим и обуславливалась неадекватность отца… в определенных вещах.

– Судя по тому, как он вел бизнес, его мозг работал безупречно. Не каждый молодой и здоровый так сумеет.

– Папа руководил компанией много лет, у него все навыки отшлифовались до автоматизма.

– Автомат бы не справился, – возражал Влад. – Тут думать надо, извилинами шевелить. Да еще как!

Леда пустила в ход аргумент, который ей меньше всего хотелось приводить:

– Что же ты не нашел с ним общего языка?

Молодой человек замолчал – он слегка побледнел, сжал зубы. Да, у него с Куприяновым сотрудничество не сложилось. Проработал под началом Павла Анисимовича год, и тот с треском выгнал нового управленца. «Характер у хозяина не просто скверный, – нашептывали ему на ушко офисные клерки. – Совершенно невыносимый!» Но компания процветала, платили хорошо, и увольняться по своей воле никто не торопился. Владу не повезло. Ни с того ни с сего Куприянов обратил на него пристальное внимание, начал цепляться по мелочам, испытывая менеджера на выносливость, учинил пару разносов, пригрозил санкциями. Тот стал аккуратнее в высказываниях, тщательно следил за документацией, за надежностью сделок. Но шеф как с цепи сорвался. В конце концов Влад не стерпел, огрызнулся. И все, на этом его карьера в компании завершилась.

– Попал под горячую руку, – мрачно изрек он, не глядя на Леду. – Твой папаша был, не в обиду сказано, грубиян редкостный и вспыхивал, как порох. Без повода не ругался, но уж когда расходился… Спасайся, кто может. А я оскорблений терпеть не намерен – ни от кого.

– Вот видишь. Это была не просто вспыльчивость – болезненная агрессивность. Из-за проблем с нервной системой, угнетенной ожиданием смерти. Или патологией мозга.

– Ладно, его уже нет… Я зла не держу. Какая разница, почему он меня уволил? Теперь это не имеет значения.

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Кинжал Зигфрида», автора Натальи Солнцевой. Данная книга относится к жанру «Современные детективы».. Книга «Кинжал Зигфрида» была написана в 2008 и издана в 2008 году. Приятного чтения!