Семейная книга

В книгах заключено особое очарование;

книги вызывают в нас наслаждение:

они разговаривают с нами, дают нам добрый совет,

они становятся живыми друзьями для нас.

Ф. Петрарка

Меня напечатали в тысяча девятьсот сорок шестом году в Государственном издательстве художественной литературы, но это не столь важно. Важнее, когда я попала в руки своей хозяйки и стала раскрываться как личность. Мне повезло – я всегда была любима. С хозяйкой мы вместе состарились, но три раза я соприкасалась с детством и юностью, когда родилась ее дочь, потом две внучки, а затем и правнук. Все читали меня, в задумчивости прижимали к сердцу, водили по страницам своими пальчиками, гладили мой коричневый переплет.

Я так их люблю, что готова жизнь отдать. Мне не жалко раскрошиться не от множества лет, а от частого использования. Я рада, что меня так много читают и перечитывают в этой семье.

Спустя семьдесят шесть лет мой корешок порван, уголки переплетной крышки потерты, истерт даже нос Александра Сергеевича на тисненном портрете, а страницы стали темно-желтыми. Но откройте меня, ощутите все еще приятный аромат бумаги, насладитесь чтением гениальных пушкинских строк, рассмотрите иллюстрации Добужинского и Бенуа и узнайте мою счастливую судьбу.

1947

Тоня

I

В конференц-зале библиотеки собралось большинство сотрудников, было много молодежи, чувствовалось оживление, поскольку все знали причину сбора – награждение тех библиотечных работников, служба которых пришлась на военные годы. В качестве награды помимо медалей вручали новые книги издательства ОГИЗ, отпечатанные с матриц Военным Издательством Министерства Вооруженных Сил СССР.

Получила увесистый том избранных сочинений А.С. Пушкина и Тоня Смирнова. Девушка взяла книгу в руки как драгоценность, улыбнулась ей, словно здороваясь, и прижала к груди. Вот это сокровище! Как же хочется поскорее начать читать, но впереди еще половина рабочего дня.

Тоня пришла устраиваться в библиотеку сразу после окончания школы, когда началась война. Двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок первого года она вальсировала в белом платье и гуляла с подружками-одноклассницами по ночной Москве. Следом за ними шли мальчишки-одноклассники, распевая песни под гитару. А на следующий день после сообщения по радио о нападении фашистской Германии на Советский Союз планы и мечты у вчерашних выпускников рухнули. Все мальчики из Тониного класса ушли на фронт и все погибли. Сама Тоня отказалась от поступления в педагогический институт и стала искать работу. Соседка по коммунальной квартире, Варя Макеева, узнав о намерениях Тони, сообщила, что библиотеке, где она сама работала уже пару лет, нужны сотрудники и предложила туда обратиться. Конечно, Тоня, не раздумывая, пошла в главную библиотеку страны, откуда уже были мобилизованы на фронт мужчины, а некоторые из женщин переквалифицировались в медсестры.

Тогда библиотека имени Ленина находилась в историческом здании дома Пашкова – белом, ажурном, как бы парящим над деревьями.

Тоне сразу пришлось не столько вникать в библиотечное дело, сколько, что есть сил, пытаться сохранить саму библиотеку и вообще выжить. Вслед за Варей она вошла в пожарное звено и стала дежурить на крыше.

Каждый раз ее сердце замирало, когда раздавался сигнал воздушной тревоги – по всей столице слышались прерывистые звуки сирены, короткие гудки фабрик, заводов, паровозов и пароходов, помимо них раздавались звуки сирены по радиотрансляционной сети и четкие, твердые слова: «Граждане, воздушная тревога». Кроме того, в корпусах библиотеки трезвонили частые тирольские звонки, во дворе – электросирена. В этом шуме Тоня уже не осознавала, как в первые секунды замирало ее сердце, а затем начинало отчаянно стучать. Но после отбоя воздушной тревоги и радиослов «Угроза воздушного нападения миновала…» еще надо было подождать, пока стук сердца придет в норму.

Месяц спустя после начала войны, когда Тоня в пожарной форме и каске заступила в очередной раз на дежурство, случилась первая не учебная тревога. Библиотека, расположенная в центре Москвы рядом с Кремлем, была в особо опасной зоне. За два июльских дня фашисты сбросили более пятидесяти зажигательных бомб на крыши зданий библиотеки.

Налет начался двадцать первого июля в двадцать два часа и продолжался пять с половиной часов. Тоня и еще несколько человек из пожарного звена и пожарной охраны поначалу замерли, онемев от зрелища: к центру столицы рвались самолеты со свастикой, а советские, родные ястребки вступали с ними в бой, не давая им сбрасывать страшный груз. Небо было расцвечено трассирующими пулями, появилось зарево первых пожаров.

Взрывы подступали все ближе. Тоня с ужасом увидела, как вспыхнуло зарево в той стороне, где был ее дом. Тут она вскрикнула и схватила старшую подругу за руку. Варя в ответ сжала руку Тони.

«Господи, хоть бы не затронуло родителей!», − беззвучно взмолилась Тоня, даже не осознавая, что обращается к Богу.

Но дальше уже не было возможности ни молиться, ни думать – на крышу посыпались зажигательные бомбы. От железного звука, свиста, от огненных искр и вспышек вдруг пропал страх, ушло оцепенение. После судорожного тушения первой бомбы Тоня действовала как робот. В те две ночи девушкам удалось погасить все бомбы.

Поскольку Тоня как член пожарного звена жила на казарменном положении в самой библиотеке, то ей с трудом удалось отпроситься проведать родительский дом.

− Мама, папа, вы только всегда-всегда спускайтесь в метро! – просила Тоня, обнимая родителей. На этот раз многоквартирный дом остался цел, а родители Тони действительно ушли в бомбоубежище при первых звуках сирены.

− Тоня, ты сама будь осторожна, внимательна на крыше. Кто мог знать – пошла вот работать, а словно на боевом посту, − сказала мама, проведя ладонью по голове дочери, еще не видя, что та за прошедшие сутки возмужала.

− Все мы сейчас на боевом посту, − заметил отец. Он, ровесник века, мальчишкой следивший за событиями Первой мировой войны, мечтавший попасть на фронт, попал в ряды Красной Армии и участвовал в Гражданской войне. Теперь решил снова попроситься на фронт, авось пригодится старый вояка. Да какой уж старый – сорок один год.

Но его определили не на фронт, а записали в народное ополчение – Москва готовилась к битве.

Когда Тоня, также бегом, вернулась на службу, то увидела, как во дворе Варя разговаривает с солдатами. Откуда они? Тоня подошла. Оказывается, ребята – зенитчики, и они были в прошлую ночь рядом – зенитная батарея установлена на здании нового книгохранилища, построенного накануне войны. И в следующую ночь, когда снова начался массированный налет, Тоня уже различала среди звона, свиста, рева команду «Огонь!» и слышала залпы зенитной пушки.

Совсем рядом промчалась с воем фугасная бомба, раздался глухой взрыв, прокатилась воздушная волна и сбила с ног дежуривших на крыше. Но осознать случившееся не было времени – одна из зажигательных бомб, упав на крышу, мгновенно расплавила железо и провалилась на чердак. Девушки бросились за ней и быстро потушили.

А потом, после короткого, но уже крепкого (в отличие от вчерашнего) сна, нужно было продолжить обычную работу в библиотеке. От тумана в голове помогали перерывы на черный чай с сахаром. Временами чаепитие проходило с командиром и рядовыми зенитной установки, тогда становилось даже весело.

− Гарни дивчата, ох, гарни дивчата! – восклицал артиллерист Миша Самойленко, прихлебывая чай. И девушки смеялись – они-то сами себя считали обыкновенными. Миша родом был с Украины. Конечно, разговаривал по-русски, но в хорошем настроении и в хорошей обстановке любил ввернуть украинские словечки, и это очень нравилось его собеседницам.

Молодость брала свое, и вот уже через несколько дней Варя вспыхивала при встрече с Мишей. А молодой человек шире улыбался и сыпал шутками-комплиментами, обращенными уже только к ней.

А Тоня, выполняя обязанности помощника библиотекаря отдела обслуживания, в очередной раз принесла стопку книг в читальный зал и заметила среди читателей, ожидавших заказанные книги, связиста Сережу Глебова.

Тоня, не показывая виду, удивилась выбору молодого человека – он заказал том Пушкина. Конечно, этого великого поэта проходили в школе, но у молодежи большей популярностью пользовались современные авторы, которых изучали в последнем, десятом, классе.

Сережа, наверное, почувствовал удивление девушки и шепотом сообщил:

− В школе не дочитал, а у меня мама его любила, многое знала наизусть. Я тоже хочу выучить побольше и… знаешь, чтобы книга была в голове…вспоминать стихи, когда будет время между боями или в дороге.

− Мы скоро должны победить, не на тех напали! – зачем-то в окно посмотрела Тоня, нахмурив брови.

− Должны… Но победим обязательно!

Он задержал взгляд на девушке, но тут на них зашикали – нарушают тишину.

Тоня спохватилась и быстро отошла от собеседника, испугавшись выговора.

Выходя из читального зала, она оглянулась. Даже не верится, что ночью была война, а сейчас люди сидят, погрузившись в самое мирное (потому что тихое) занятие – чтение. И о ночных событиях напоминает только форма Сережи. Красивый, большой и высокий зал Пашкова дома, построенный в тысяча девятьсот пятнадцатом году, с уютными окнами в два ряда, через которые виднелись летнее небо и зелень, − именно в этот момент, словно фотография, навсегда запечатлелся в памяти Тони.

Сережа сидел спиной к выходу, девушка заметила, как он тоже повернул голову к окну. Значит, заучивает, повторяет про себя понравившиеся строки…

Но как же всем надоели фашистские налеты! Библиотеку берегли что есть сил и даже сверх сил. Бурно радовались, когда зенитчикам удавалось сбить немецкий самолет. Но ночью двадцать девятого октября фашисты сбросили вблизи библиотеки несколько фугасных бомб, взрывной волной выбило стекла, повредилась электросеть, и разорвало на две части дом, где жили Тоня и Варя. В это время отец Тони уже был в ополчении под Москвой, а мать – на ночном дежурстве в госпитале, Варя же, будучи сиротой, жила одна. Девушки «просто» лишились своего крова со всеми вещами. И их единственным домом на несколько месяцев стала Ленинская библиотека.

Впереди ждала суровая зима, а война только разгоралась. Тоня от перенапряжения и скудного питания стала худее, чем была в старших классах. Работы прибавилось: помимо основной днем и дежурств по ночам, все были задействованы в перемещении вручную фондов из Дома Пашкова в новое книгохранилище. В отсутствие механизации пришлось создать людской конвейер – длинную цепочку из людей в одну и другую сторону по лестнице. Передавали друг другу по пять-десять книг, а также ящики с алфавитным и систематическим каталогом. Еще летом были эвакуированы в Пермь около миллиона ценных рукописей и книг. Поэтому вручную оставалось перенести около девяти миллионов изданий.

Около двухсот библиотечных сотрудников ушли на фронт, кто-то стал участвовать в строительстве оборонительных сооружений под Москвой, была отправлена бригада на торфоразработки. А с наступлением холодов многим пришлось рубить лес, заготавливать дрова. В рубке леса участвовала и Тоня с Варей, научившись орудовать топором и пилой. А женщины в возрасте, пройдя курсы медсестер, ходили дежурить в подшефный госпиталь, который разместился в гостинице «Киевская». Приносили книги для раненых.

В такой обстановке, лишениях и трудах девушки успевали еще веселиться, петь и плясать. Когда им выдали новенькие полушубки, они сразу побежали к зенитчикам – показать, покрасоваться и услышать вдохновляющие комплименты. Если же устраивались на короткое время, как пауза, танцы, то все уже привыкли к тому, что Миша приглашал Варю, а Сережа – Тоню.

Но вот приближался срок битвы под Москвой. Некоторые из сотрудниц библиотеки, командированные строить оборонительные сооружения, ходили с лопатами на Поклонную гору. А потом рассказывали своим коллегам, оставшимся дежурить в библиотеке, как ложились на землю и прикрывали голову лопатой, услышав воздушную тревогу. В конце октября, в условиях приближения фашистов к Москве, в читальном зале Ленинской библиотеки едва насчитывалось десять-пятнадцать человек. Но все равно это были читатели, все равно библиотека продолжала выполнять свои основные задачи.

В ноябре случился самый пик воздушных налетов на столицу – прозвучало сорок пять воздушных тревог. И это с учетом того, что в московское небо прорывалась лишь двадцатая часть вражеских самолетов.

Тоня получала от отца заветные конвертики, приходившие ей на адрес библиотеки, пока ее мама «кочевала» по квартирам знакомых и дежурила в госпитале. Советские воины сражались так, что оборонительные действия перешли пятого декабря в наступательные. Немецкий план взять Москву в течение первых десяти недель провалился окончательно, а следом за ним и вся операция «Тайфун». Хотя перевес в людях и технике был на стороне фашистов почти в два раза.

Тонин отец сражался под Можайском. Весточки от отца в ноябре перестали приходить, но Тоня до последнего верила, что он жив. Может быть, ранен. Когда до москвичей дошел слух о прорыве обороны под Можайском, о том, что сам город уже оставлен, а в Москве началась эвакуация, то москвичи запаниковали. Но паника продолжалась всего несколько дней. Миша и Сережа рвались на фронт, просили их отпустить. Варя и Тоня решили остаться в библиотеке до конца.

Седьмого ноября прошел военный парад на Красной площади, что воодушевило не только москвичей, но и остальных граждан Советского Союза. Принимал парад маршал Буденный, известный еще со времен Гражданской войны. Тоня жалела только, что в этот день в Москве не было отца, который воевал в его конной армии.

− Эх, знал бы папа!

− Напиши ему, он наверняка с интересом почитает твое письмо, − сказал Сережа.

− Пока не знаю, куда, где он сейчас…

− Он сражается, а я тут… смотрю…

− Ты тоже несешь боевое задание.

− Что это по сравнению с полем боя!

− Это мы сейчас уже привыкли, а как в начале было страшно! Я в первую ночь налета просто остолбенела на какое-то время.

− Девчонка, − по-доброму усмехнулся Сережа.

Ребята стояли на краю крыши книгохранилища, где была размещена зенитная установка. Бушевала метель, Тоня ежилась в новенький полушубок, Сережа поднял овчинный воротник дубленки. Но девушка не смогла досмотреть до конца – ее отпустили лишь на двадцать минут. Когда закончился парад, Сережа продолжал всматриваться вдаль – танки, прошедшие по Красной площади, теперь шли по городским улицам, возвращаясь на фронт. А он так хотел бы вместе с ними!

В конце года пришла похоронка на отца Тони. Девушка держалась во время рабочих часов на людях, но как только оставалась одна днем или ночью на крыше во время дежурства, то плакала. И снова ей помогла Варя, подруга, ставшая сестрой, которая рассказала о смерти своих родителей в тридцатые годы, о своих переживаниях, чувстве одиночества и отчаяния. Но все прошло, улеглось, надо жить дальше. Хотя бы ради памяти родителей.

Новый год скромно отметили в библиотеке. И даже сделали елку для детей сотрудников. Пришел и командир со своими зенитчиками – все же веселее отметить праздник в библиотечной компании, чем в казарме.

Тоня, еще оплакивая отца, не хотела танцевать. Тогда Сережа отвел ее за елку к занавешенному окну.

− Я ведь уезжаю, хотел тебе сообщить.

Тоня еле сдержала возглас, пристально взглянув на юношу. Все-таки, уезжает…

А Сережа разволновался, хотя и старался держаться непринужденно, уверенно.

− Тоня, будем переписываться?

− Конечно!

− Хочу, чтобы ты знала на прощание: помнишь, нашу встречу в читальном зале? Ты принесла мне Пушкина.

− Помню, − Тоня опустила глаза. А Сережа тем временем теребил занавеску, не глядя на девушку.

− Тогда я решил выучить совсем не то стихотворение, которое планировал. Знаешь, какое выучил?

− Какое? – Тоня зарумянилась.

− Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты…