Бог выбрал женщину

Пролог

Замок опять не открывался. Ирина дергала ручку, крутила ключ, вытаскивала и вновь вставляла его. Дверь не поддавалась. Прижимая сумку к груди, она зло пнула дверь ногой и позвонила соседу. Он давно жил один, работал, кажется, на рынке, а до этого был большим человеком. Говорили, что на заводе его ценили, не раз награждали и орденами, и путевками на курорты. А вот жизнь эта подлая все переломала, перекорежила и продолжает корежить хороших людей, безжалостно выплевывая их с перекушенными позвонками. Васильев один из них.

Едва увидев Ирину, он тут же вышел в общий коридор и склонился у двери ее квартиры, пытаясь справиться с замком. Ирина просила его о подобной помощи с определенной регулярностью, и оставалось только удивляться, почему она до сих пор не сменила замок.

Глядя на спину соседа, Ирина нетерпеливо переступала с ноги на ногу. Устала. Хотелось быстрей оказаться в уютном полумраке кухни, налить в любимую чашку горячего чая и смаковать обжигающий душистый напиток, отрешенно глядя в окно. А тут замок заело, как назло. И Васильев что-то копается слишком долго.

– Сегодня в церкви был, – словно невзначай произнес сосед, как бы ни к кому не обращаясь. – Как хорошо на душе, будто с Богом поговорил.

Раздраженно дернув плечом, Ирина хмыкнула. Какая церковь? Какой Бог? Ей бы проблемы Васильева. У Ирины вот совершенно нет времени ходить по таким местам.

Ко ли услышав ее недовольное покашливание, то ли почувствовав нервозность Ирины, сосед еще больше ссутулился, пытаясь определенным образом провернуть ключ. Наконец дверь распахнулась.

– Спасибо. С меня причитается. – Ирина произнесла дежурную фразу, вспомнив, что так ни разу не отблагодарила Васильева как следует.

«Завтра куплю ему конфет», – твердо пообещала она себе, направляясь в квартиру.

– Погодите минуту, – немного виновато попросил Васильев и как-то боком, неловко проскользнул в свою дверь.

Затем он вышел и протянул Ирине маленькую картонную иконку.

– Вот в храме батюшка раздавал. А мне почему-то две вручил. Я подумал, может быть, вам, Ирина, пригодится, – сосед улыбнулся быстрой стеснительной улыбкой и шагнул за порог.

Растерянно покрутив картонку в руках, Ирина прошла к себе и уже за чаем, прислонив икону к сахарнице, принялась пристально разглядывать ее. Спаситель, изображенный на бумаге, смотрел на Ирину внимательно и серьезно. И почему-то становилось от этого взгляда тревожно. В семье о вере и вообще религии говорили мало. Иногда только, вздохнув, мама упоминала слова из молитвы. Что-то вроде: «Господи, помоги».

Но Ирина, воспитанная на традициях пионерии и комсомола, отвергающих существование Бога, недовольно отмахивалась или шутила, называя маму «дремучей». Икон в доме не водилось. И этот бумажный образ являлся, по сути, для Ирины первой близкой встречей с неведанным и немного загадочным для нее Господом. В последнее время многие газеты и журналы писали о вере, о чудесах и старцах. Перестройка в политике сыграла свою роль: общество жадно впитывало знания, которые раньше были недоступны. Как правило, Ирина такие публикации в прессе пропускала, но то, что долетало до ее ушей из разговоров сослуживцев, заставляло изумляться, недоумевать и сомневаться.

Сейчас же, чем дольше Ирина всматривалась в лик Спасителя, тем сильнее ей хотелось поговорить с Ним. Потому как многое, что казалось еще вчера благополучием, в этот момент стало неправильным и жалким. Чем объяснить это, Ирина не знала, но сердце подсказывало: это знает Бог.

Тихонько встав, она перенесла икону в спальню и поставила на полку над кроватью. Ей хотелось двигаться неслышно, на цыпочках, она ощущала чье-то незримое присутствие, и сердце стукало и стукало беспокойно. Новое душевное состояние вызывало смятение и даже испуг.

Пытаясь скинуть наваждение, Ирина тряхнула головой.

– Ерунда какая, – сказала громко, зажигая во всех комнатах свет.

Она включила телевизор, полностью погружаясь в сюжет очередного легкомысленного сериала. Даже засмеялась громко над пафосной и неискренней игрой актеров. Потом долго читала перед сном, забыв о глазах Бога и о своем порыве поделиться с Ним сокровенным. Не вспомнила и наутро. Но Ирина не предполагала, что теперь она будет обращаться к Господу как к некоему мерилу своих поступков и начнет чувствовать Его помощь. Не сразу и не вдруг. Спотыкаясь и падая, разбивая коленки в кровь, противясь Божьей воле, пытаясь все сделать по-своему. Но, видимо, не случайно пошел Васильев в тот день в церковь. И не просто так священник дал ему две иконки. А потом сосед выбрал Ирину, чтобы отдать ей одну из них. Нет, не Васильев выбрал. Бог!

Глава 1

Ирина росла удивительно счастливым ребенком. Любящие родители души в ней не чаяли, но не испортили этим девочку. Их любовь и душевная теплота открывали в Ирочке все новые и новые грани: умница, всегда вежливая, воспитанная, увлекающаяся живописью, литературой, имеющая незаурядный музыкальный слух, Ирочка могла легко разговорить собеседника, увлечь своей идеей.

А уж идей у нее было не занимать: веселые игры, домашние постановки, прыжки с крыши деревенского сарая в сугроб. В минуты вдохновения или веселья ее крупное, с большим ртом лицо становилось необычайно привлекательным. Глаза горели, румянец пылал на щеках, а улыбка была такой искренней, что не любить ее было просто невозможно. Светленькой, голубоглазой девчушкой с милыми ямочками на щеках, взлетающей надо лбом волнистой челкой хотелось восторгаться и называть уменьшительно-ласкательным именем. Что, впрочем, многие с превеликим удовольствием и делали.

Ирочка ходила в художественную школу. Преподаватели прочили ей прекрасное будущее. Она замечательно рисовала, ей легко давались наброски с натуры, портреты. Девочка тонко чувствовала цвет, и многие ее работы вызывали восхищение цветовой палитрой и умело схваченным сюжетом.

Несмотря на незаурядный талант и выдержав нешуточное сопротивление родителей, после школы Ирина пошла в университет, на филологический – любовь к литературе перевесила. Правда, рисовать не бросила, но делала это уже не с таким желанием, только под настроение. Очень часто начатая работа по несколько месяцев пылилась на шкафу, ожидая очередного Ирочкиного вдохновения.

В университете Ирина закружилась в вихре общественной работы. Комсорг группы, член литературного кружка, активный участник художественной самодеятельности. Очень скоро Ирочку знали все: от доцента до гардеробщицы.

Училась она легко, в зачетке одни пятерки. Ей нравились и преподаватели, и лекции. Все было ново, интересно. Иногда Ирочка взбрыкивала, как называла это мама, и могла сбежать с лекций. Особенно когда шалая весна кружила голову, а однокурсник Костик без конца писал ей записки-признания, и она находила их в самых неожиданных местах: в капюшоне куртки, в пудренице, в перчатках. Когда они срывались с занятий и, не сговариваясь, ехали в Филевский парк, где до одури качались на качелях, объедались мороженым, целовались в укромных местах, а потом брели домой, уставшие, промокшие и счастливые.

Уже учась на третьем курсе, Ирочка встретила его. Высокий темноволосый юноша стоял в университетском коридоре, окруженный толпой восторженных парней и девчонок. Он о чем-то весело рассказывал им, заразительно смеялся, и только темные, с прищуром, глаза оставались почему-то серьезными.

– Кто это? – поинтересовалась Ирочка у Светки, своей подружки, с которой они дружили с первого курса.

Света отличалась дружелюбным характером, у нее всегда можно было перехватить двадцатку до стипендии. Кроме того, Светка обладала завидной способностью: она всегда все обо всех узнавала первая.

– Ты что? – жарко зашептала она в ухо Ирочке. – Это же Лешка с археологического, брал академку, сейчас вернулся. В него все девчонки влюблены.

– Свободен?

– Да вроде бы встречался с Танькой. Она на историческом учится. Да ты ее знаешь, такая маленькая, симпатичная.

Ирочка вспомнила миниатюрную Татьяну. Про нее говорили, что она с детства профессионально занимается танцами. Оттого походка у Татьяны была на редкость грациозная, как бы летящая. Всегда идеально накрашенная, с модной стрижкой, она вызывала зависть всех девчонок на курсе. А точеная фигурка, идеальные ноги и соблазнительный бюст делали ее популярной среди мужской половины университета.

Ирочка скривила большой рот, стараясь отогнать наплывшую невесть откуда на глаза пелену. Потом решительно раздвинула толпу студентов и задала Алексею на редкость глупый вопрос:

– Ты петь умеешь?

Алексей удивленно уставился на странную девчонку и только хотел открыть рот, чтобы ответить, как она, резко повернувшись, исчезла.

Ирина, закрывшись в туалете, плакала злыми слезами, ругая себя на чем свет стоит: и за свой дурацкий вопрос, и за то, что опозорилась теперь перед ребятами, а главное, за то, что вряд ли теперь она сможет когда-нибудь подойти к этому красавцу.

Ей осталось теперь забиться, как мышке, в норку и не попадаться ему на глаза.

Алексей нашел ее сам. Через неделю, выходя из аудитории, Ирочка увидела его, стоящего у окна. Встретившись с ней глазами, Алексей улыбнулся, махнул Ирине рукой и, подхватив ее сумку с книгами, пропел:

– Милая моя, солнышко лесное…

Ирина засмущалась, не зная, что ответить, а он, не давая ей опомниться, сообщил:

– Бежим, у меня два билета в «Планету». Сеанс через полчаса.

Потом Ирина как ни пыталась, так и не могла вспомнить название фильма. Она сидела рядом с Алексеем, и ее трясло как в лихорадке. Когда погас свет и Алексей взял ее за руку, она явственно ощутила, что потолок надвигается на них. Она закрыла глаза – и все: Ирина отключилась настолько, что ей казалось, будто эти жаркие объятия и поцелуи, и его рука у нее на коленях – все это происходит не с ней, Ирочкой Колесниковой, а с какой-то другой девчонкой, которая и не живет в этом мире вовсе, а прилетела сюда с далекой неизвестной звезды. А Лешка, конечно же, не студент московского вуза, а герой увлекательного красивого романа, который ей давала читать Светка, и они вместе с ней рыдали над страстной трагической любовью романтичных героев.

Жизнь закружила Ирочку в радостном калейдоскопе. Она хохотала без причины, дурачилась, казалось, не ходила, а парила, излучая счастье и любовь. Иногда она ловила устремленный на нее грустный взгляд Костика. Но поделать с собой ничего не могла. Алексей затмил для нее всех.

Они бегали с ним в кино, а чаще всего по студенческим вечеринкам. Ирочка знала всех Лешкиных друзей, а так как веселые посиделки и праздники устраивались довольно часто и подчас затягивались за полночь, Ирина часто оставалась ночевать или в общежитии у подружек, или у Алексея.

Мама, конечно, была недовольна, не раз выговаривала Ирочке, иногда дело доходило даже до скандалов. Несколько раз Ирочка приходила домой под утро и, мягко говоря, не совсем трезвая. Родители пытались урезонить ее, отказываясь узнавать в этой потерявшей себя от счастья и творившей глупости девушке свою дочь.

А Ирочка, действительно, будто переселилась на другую планету, она жила только Алексеем, со страстью отдаваясь своему чувству. По-другому она просто не умела. Ирина с восторгом смотрела на Алексея, все его предложения – от прогулки по парку до очередной вечеринки – принимала безоговорочно. Она привыкла к тому, что каждая такая встреча с друзьями заканчивается попойкой, привыкла и сама выпивать. Сначала понемногу, позволяя себе одну-две рюмки вина, а однажды, подражая Алексею, лихо опрокинула стакан водки. Ей стало плохо, и Алексей трогательно ухаживал за любимой: подавал воды, мочил виски мокрым полотенцем, без конца целуя пульсирующую жилку на шее. Ирина не отпускала Лешкину руку ни на минуту. Ради этого она могла не задумываясь выпить еще хоть целую бутылку водки.

В конце учебного года, когда летняя сессия осталась позади, Алексей был включен в состав археологической экспедиции, которая собиралась отправиться на раскопки в Крым. Ликованию Алексея не было предела. Ирочка, конечно, тоже была рада за него. Однако и грустила, понимая, что им предстоит хотя и недолгая, но разлука.

Алексей устроил грандиозные проводы, они гуляли всю ночь. Пили, танцевали, опять пили. Ирочка не отходила от Лешки ни на шаг.

– Обещай, что будешь писать каждый день, – шептала она, прижимаясь к милому и с надеждой заглядывая в глаза.

– Конечно, – беспечно отвечал Алексей.

Ирочка ждала первое письмо две недели. Она вся извелась, похудела, каждый день с надеждой заглядывая в почтовый ящик.

– Ирочка, возьми себя в руки, – просила мама, с тревогой глядя на дочь. Ирочка молча поднимала на нее свои бездонные глаза, в которых читалась тревога, любовь, неуверенность и надежда.

Когда долгожданное письмо наконец-то пришло, Ирочка долго не могла открыть его – руки тряслись.

Письмо оказалось коротким и деловым. Устроился, копаем, пока не нарыли ничего интересного. Погода хорошая, много купаемся, устаю. Ни слов любви, ни нежности, как будто Алексей писал не любимой девушке, а сухой отчет о проделанной работе. Но Ирина была рада и этому, читала и перечитывала скупые строки, находя объяснение такому сдержанному письму в его усталости и занятости.

– Ирина, очнись, приди в себя наконец, неужели ты не понимаешь, что он не любит тебя, – мама говорила жестко, надеясь, что это встряхнет дочь, заставит ее задуматься.

– Леша меня любит, – на все мамины доводы отвечала Ирочка.

Письма по-прежнему приходили редко и были такими же короткими и неласковыми. Она не знала, что и думать. Но еще больший удар ждал Ирину впереди.

В один из дней Ирочка поняла, что беременна. Вначале эта догадка повергла девушку в шок. Казалось, на нее опрокинули целый ушат ледяной воды. В душу заползали растерянность и жуткий страх. Почти неделю Ирина ходила сама не своя, чем необычайно обеспокоила домашних.

– Что, опять не пишет? – допытывалась мама. – Пора уже привыкнуть к этому и… успокоиться.

Отворачиваясь, чтобы скрыть слезы, Ирина молчала. А ночью, уже не таясь, плакала в подушку. Алексей не писал, и Ирина подумывала, что пора рассказать о своем положении маме, как вдруг спасительная мысль мелькнула у нее в голове. Ирочкино настроение сразу же переменилось.

Она летала по квартире, целовала маму, готова была обнять весь мир.

– Ты с ума сошла, – мама схватилась за сердце, когда Ирина объявила о своей беременности. – Вы не расписаны, и потом, ваши отношения… – Мама просто не находила слов. А Ирочка повторяла без конца:

– Все будет хорошо, теперь все будет хорошо. Вот увидишь.

Она настрочила Алексею длинное письмо и теперь каждый день бегала к почтовому ящику. Ответа не было. Алексей не писал, не звонил, и Ирочка не знала, что делать. Она написала еще несколько писем, в надежде, что Лешка не получал предыдущие.

Ирина совсем растерялась, не зная, кому рассказать о своем положении. С мамой ей говорить не хотелось, все, что она скажет, Ирочка знала наперед. Видеть ехидные Светкины глаза тоже не могла.

Измучившись, Ирочка решила все рассказать Костику. Ей было все равно, что он мужчина, что любит ее без оглядки, а потому Ирочкины признания Костику будет слишком больно слушать. Но безысходность, страстная любовь к Лешке и невыносимое чувство ревности настолько истомили ее, что Ирочка решила наплевать на условности, позвонила Костику, договорилась о встрече и теперь ждала его на скамеечке в парке. От нетерпения пришла на полчаса раньше и вся извелась, пока считала минуты до прихода друга.

Костик примчался с букетиком цветов, осторожно присел рядом с Ирочкой и, не сводя с нее влюбленного взгляда, приготовился слушать.

Все время, пока Ирина говорила, он молчал, изредка поглаживая ее по руке. Когда она высказалась, улыбнулся:

– Рожай, Ирочка.

Ирина гневно зачастила, от волнения проглатывая слова. Да как он может так говорить, ведь Лешенька не знает об Ирининой беременности, от него ничего нет, скорее всего, до него ее письма просто не дошли. Вдруг он не захочет, да и ей одной как же с ребенком. Это же тяжело: плач по ночам, грязные пеленки, а главное, впереди два года учебы.

– У тебя есть мама, она поможет, – возразил Костик и, немного помолчав, смущенно добавил: – И я есть.