ПОВЕСТИ

БЛИЖЕ К ПОЛУДНЮ

I

Окен проснулся, зная, что вот уже теперь, утром, должно произойти очень важное.

– Перекочуем – вот что! – сказал он себе и выбрался из постели.

Вчера он никак не мог заснуть, да и боялся: а вдруг проспишь все на свете.

В доме тихо и никого.

Может быть, сами перекочевали, а его, Окена, забыли?

Окен выскакивает на улицу. И вот оно – счастье.

Белогривый его жеребенок оседлан.

Дремлет на привязи.

На тороке – курджун, переметная сума.

Из курджуна торчит голова ягненка. Уши развесил, звездочка на лбу.

На передней луке седла – узелок и сетка.

В сетке красные яблоки. В узелке продукты на дорогу.

Нет, не забыли Окена.

И тут мальчик видит отца. Бежит к нему со всех ног.

– Тише, упадешь! – предупреждает отец.

Но Окен знает, что не упадет: отец не даст ему упасть. И вот земля улетает из-под ног: отец подбросил к небу.

Не забыли, оседлали белогривого.

Перекочевка!

Окен обхватывает шею отца руками и сжимает изо всех сил.

Ах, как он его любит!

Ах, как он любит всех!

Скорей бы в путь.

Отец приносит Окена в юрту, осматривается: не забыто ли чего?

А тетка Окена уже снимает узук с юрты. Узук – войлочная кошма, стена в юрте.

И стена исчезла. И как вовремя!

Из-за горного хребта выплыло солнце.

Сразу тепло, воздух и тот, кажется, развеселился.

В долине тихо-тихо.

Овцы тоже подремывают, они знают – сегодня перекочевка, и берегут силы перед дорогой.

Тетушка пытается накормить Окена, но есть не хочется, слишком велико волнение.

Попил квашеного молока – джурата – и не приставайте больше.

Опять побежал к отцу.

Тот возле лошадей: последняя проверка упряжки.

Окен принимается отвязывать белогривого.

Уже можно садиться и ехать?

На язык вспрыгивает веселая песенка.

Окен радостно мурлычет и вдруг говорит:

– Хорошо бы прямо вот сейчас мама приехала.

Отец не откликается. Мать Окена в большом городе.

Ее из дома на машине увезли. В большом городе большое собрание.

С горного перевала прискакал Бакыт.

Спрыгнул с лошади и спешит снять с седла бурдюк из просмоленной козлиной шкуры.

Знает, что не снимет, а старается.

Отец Окена подходит к нему, снимает чанач, а Бакыта ласкает, по голове гладит, хвалит.

Бакыт баском говорит:

– Мама сказала, чтоб пили, когда почувствуете жажду.

Окен в упор с враждой смотрит на Бакыта.

Бакыт – сын табунщика, чуть старше Окена, а мать его очень молодая и очень красивая. Однажды она поймала Окена и поцеловала.

Теперь Окен не подходит к ней близко, но она сама пристает: угощает леденцами и мучит, спрашивая: «Хочешь быть моим сыном?»

Мать Окена не любит красивую женщину, а вот отец никак с ней наговориться не может. И, когда они говорят, им весело и громко смеются.

Окен тоже не любит красивую женщину. И сына ее не любит.

От Бакыта пахнет кумысом, которым красивая женщина угощает отца Окена.

– На, сынок, выпей перед дорогой. – Отец наливает Окену из бурдюка кумыса.

А тетушка пускается расхваливать Бакыта.

– Как ты вырос! Вот уже взрослый помощник – привез кумыса.

Настоящим человеком стал.

Окен, что же ты не пьешь кумыса?

– Этот кумыс плохой! – говорит тот и смотрит на Бакыта изо всех сил, самым свирепым взглядом.

– «Этот кумыс плохой!» – передразнивая сына, так же, как он – в нос, говорит отец и выпивает единым духом большую пиалу. – Хоррошшо!

Наконец тронулись.

Окен на своем белогривом помогает отцу подгонять овец.

На голове у Окена белый колпак, который сшила ему мать.

Белогривый легок на ногу, слушается повода, но радость ушла из Окена.

Склонясь головой к седлу, равнодушно следует он за отцом.

Но вот большой отрог, а в ложбине аил, где живет Бакыт и его мать.

Отец отпускает отару пастись и отправляется в гости.

Их встречает красивая женщина.

Она рада гостям.

– Заходите в дом, – говорит она отцу и забирает у него поводья.

Окен зло молчит.

Он не отвечает на вопросы, и за него приходится отвечать отцу.

Но сердись не сердись, а ты всего-навсего маленький мальчик.

Отец сказал, и пришлось войти в нелюбимый дом, сесть на ковре.

Бакыт листает книгу с рисунками. Что это?

Старик с лохматой, небритой головой.

С головой, похожий на куургуч¹ .

Таких стариков в аиле нет.

Над стариком нависла синяя волна.

На волне – красная рыбка.

Но волна была не просто синяя, а будто бы зеленая и что-то в ней еще было, потому что, когда снова тронулись в путь, Окен вспомнил ее и горько пожалел, что всего только разок заглянул через плечо Бакыта в книгу.

Окен даже глаза закрывает, чтоб получше вспомнить цвет волны, а отец, наверное, думает, что это сон смаривает сына, и ласково тормошит его, задает какие-то ненужные вопросы.

Ягненок из курджуна заблеял.

Жалобно – есть захотел. Потерпеть придется. До места уже недалеко.

Мать ягненка подохла.

Окену до сих пор мерещится эта овца. Он ее видел.

Она лежала на боку, в неудобной окаменелой позе, словно замороженная…

Но вот и стойбище.

Окен спрыгнул с лошади, и ягненок понял: дорога кончилась.

Опять заблеял громко, настойчиво.

Тетушка в сердцах стукнула его по носу.

«Зачем она его обижает? – думает Окен. – Может, он плачет по матери? А может, и вправду проголодался или обиделся на людей? Положили в курджун и повезли. И не спросили даже, удобно ему или нет».

Кереге – деревянный решетчатый остов юрты уже поставлен.

Пора тюндук² поднимать.

И правда , отец заходит в юрту, берет тюндук , а тетушка вставляет жерди – уук.

Окен без присмотра.

Он отыскивает узел с хлебом, отламывает кусок и спешит к своему ягненку.

Его уже привязали веревкой за колышек.

Ягненок ткнулся мордочкой в хлеб, но есть не стал.

Заблеял еще жалобней.

Окен знает, ягненку нужно дать молока, но где возьмешь?

Тетушка перед дорогой положила в него закваску.

Айран ягненок пить не станет.

Окен подходит к узлам и стоит в задумчивости.

Ягненок тянется к нему, веревку натянул.

А потом вдруг отвернулся, заблеял

«Никому я не нужен», – вот, наверное, что он сказал.

Окен решительно берет бурдюк с кумысом, тот самый, что привез от красивой женщины Бакыт.

И тащит к ягненку.

Ягненок попробовал, сморщился, чихнул!

Тетушка как увидела все это, руками всплеснула.

– Эй, родной мой, это что такое? Отец узнает…

Но отец уже узнал, он берет Окена за руку и ведет в юрту.

– Ты сделал это, чтоб рассердить меня?

– Я хотел напоить ягненка. Разве я знал, что ты любишь кумыс, который привозит Бакыт от своей матери…

– Так, значит, ты нарочно испортил кумыс?

Отшлепали Окена. Не больно, но обидно.

– Что я тебе сделал? – бормочет мальчик и сквозь слезы говорит. – Сам злишься, а я виноват? Ты никогда меня не бил… даже когда я лошадь испугал, и ты упал – не бил.

Отец будто не слышит.

Юрта поставлена, утварь домашняя заняла свои места. Окен устал плакать. Лежит на кошме, посапывает.

– Оке-ен! – Голос у отца оттаял.

Мальчик медлит, не отзывается, а как хочется

– Окен-та-ай!

Мальчик, нахмурясь, оборачивается.

Отец распахнула руки.

– Иди ко мне, Окентай, помиримся.

И Окен на руках.

Жесткие усы отца покалывают щёку, щекочут шею.

Окен брыкается, хохочет.

– Да, – говорит отец, – а поработать тебе все-таки придется. Сумел испортить кумыс, сумей теперь отнести его к ручью и вылить.

Ну, это уж не наказание, а, скорей, поощрение.

Окен с удовольствием тащит бурдюк к ручью и забеливает воду: ешьте, рыбы!

Вода уносит кумыс, родник чист.

II

– А разве ты не слышал, как дядя Айдаркул звал тебя? – тетушка огорчена.

А Окен знай поглаживает своего ягненка.

Тетушка повышает голос:

– Окен! Ты меня слышишь? Или у тебя уши болят?

Мальчик вздыхает.

– С дядей Айдаркулом скучно… С ним целый день едешь, а он целый день молчит.

Подходит отец:

– Собирайся, сынок. Поможешь дяде Айдаркулу пасти

овец. И помни: кто работает, тому скучать недосуг… Ну, а чтоб дядя Айдаркул не молчал всю дорогу, попроси его что-нибудь рассказать.

Окен неохотно идет одеваться.

Тетушка помогает ему.

Растягивая время, Окен все делает медленно и так же медленно выходит во двор.

Дядя Айдаркул уже сидит на лошади.

Лицо у него скучное, недоброе.

Полы светло-серого кементая³ спускались, закрывают лошадиные бока и живот.

Закрывают они и заднюю луку седла.

Со стороны кажется, что дядя приклеен к лошади.

Борода у него седая, виски седые.

Правый рукав пуст до самого плеча.

Повод дяде Айдаркулу приходится держать левой рукой.

Лицо у него – кожа да кости, а под глазами тяжелые мешочки.

Они, наверное, полны слезами, потому что глаза дяди всегда слезятся.

На лошади, однако, Айдаркул сидит, как джигит, а сойдет с седла: тощий, согнутый, кривоногий. И такой старый-старый!

Окен сел на белогривого жеребенка.

Дядя Айдаркул скрепляет поводки: свой и мальчика.

Жеребенок, не поспевая за лошадью, скачет.

Окен едет, слегка привскакивая, как торба, в которую положили мяч.

– Ну-ка, батыр, ты вчера со мной не поехал, так отчитайся, какую работу дома сделал?

Окен не любит рассказывать.

Чтобы хорошо рассказывать, нужно сначала собрать все дела дня в один ворох, а потом, как бусинки, нанизывать их на ниточку рассказа.

Что же было вчера?

Вчера Окен поднялся спозаранок.

Хотел умыться – опрокинул ведро с водой. Отругали.

Потом пили чай, и Окен стянул пару кусков лепешки.

Нужно было думать о ягненгке.

Потом тетушка заставляла его пить айран, а он айрана не хотел, а хотел молока: ведь ягненок айран не пьет.

После завтрака Окену пришла мысль облегчить жизнь тетушки.

У нее на косах тяжелая чолпу⁴.

При каждом шаге они ударяют тетушку по спине и звенят.

Окен подкрался ку тетушке с ножницами, срезал чолпу и спрятал.

Но тетушка скоро хватилась своих колокольцев, принялась искать и нашла под шырдаком – войлоком, шитым в два слоя и украшенным орнаментом.

Сама чолпа под шырдак попасть не могла.

Если бы не отец, плохо бы пришлось.

Вот и рассказывай дяде про дела.

Хочешь сделать хорошее, а получается плохое.

Разве это дурно – накормить ягненка?

Привел Окен своего любимца в юрту, дал молока, дал ему молока, хлеба, а он насыпал помёту.

Опять попало.

Виноват ягненок, а тетушка ругала Окена.

Но все это обыкновенные дела.

А вчера было и новое дело.

Отец обрил Окену голову.

Когда Окен увидал блестящую бритву, медный чайник, из которого тетушка наливала воду в большой медный таз, Окен заранее испугался и даже почувствовал боль в корнях волос.

Но отец не стал слушать возражений.

Зажал в коленях и обрил, хотя Окен кричал, как ягненок.

Зато потом было приятно.

Тетушка купала его в тазу. Мыло душистое, вода теплая, Окен перестал плакать. Мылся сам.

Потом тетушка завернула его в простыню, посадила на постель, вытерла насухо.

А отец принес Окену яблоки и мак.

Отец знает, что любит сын.

Нет, обо всем этом рассказывать долго и не очень интересно.

Окен так ничего и не ответил дяде Айдаркулу, а тот вдруг сам разговорился.

Отец, что ли, попросил старика быть с мальчиком поразговорчивей?

Дядя Айдаркул рассказывал о войне.

О том, как в большом сражении шли наши танки, а он, Айдаркул, вместе с другими солдатами, укрываясь за танками от пуль, наступал и ворвался в город.

Бой был тяжелым. Было много убитых и раненых…

А один герой, когда враг перешел в контрнаступление, спрятался за углом дома и стрелял до тех пор, пока кончились патроны, а когда патроны вышли, он бил врагов прикладом винтовки…

Дядя Айдаркул рассказывал долго.

Они приехали к хребту, пустили лошадей, сели на кементай дяди Айдаркула, а он все рассказывал о героях и о себе.

– А какой танк? – спросил Окен. – Большой?

Разгоряченный рассказом, старик проворно поднимается на ноги и, на ленясь, подходит к огромному черному камню.

– Вот такой!

Окену жалко дядю Айдаркула, если бы он не потерял руку и еще бы повоевал, то непременно получил бы Звезду Героя.

Ведь он такой отважный, оказывается.

Старик возвращается, садится возле Окена и вдруг снова вскакивает.

– Что это у тебя в руке?

– Змейка. Ползла по камню, и я поймал, – отвечает Окен. – Я уже ловил таких змеек. Они не кусаются.

– Брось ее! – приказывает дядя Айдаркул и желтое лицо его становится белым.

Окену весело. Тихий мальчик кончился, озорник – вот он.

Озорник пускает змейку по руке.

Она обвилась вокруг запястья, норовит заползти в рукав.

Озорник перехватывает ее и взмахивает, словно собирается бросить в сторону дяди Айдаркула.

Тот проворно отбегает за камни.

– Немедленно брось! Уши нарву!

“А еще воевал”, – усмехается Окен.

Он берет змейку за голову и пускает свою живую игрушку в траву.

Дядя Айдаркул выжидает, потом возвращается, поднимает с земли кементай.

Он сердит, на лице его красные пятна.

Они молчат до самого вечара, все дела делают молча, возвращаются на стойбище молча.

Окен боится, что старик расскажет о его проделки отцу.

Но старик молчит. Обиделся.

III

Утром Окен поранил о камень ладонь.

Тетушка месила тесто. Вышла глянуть, чем мальчик занят, а у мальчика рука в крови.

Тетушка принялась ругать его, а Окен, чтобы задобрить ее, признался:

– Я своего ягненка к комолой козе припускал.

Тетушка вдруг перестала сердиться и засмеялась.

А что же тут смешного? Молоко скисло, ягненок опять остался голодным. Надо же было его накормить. Тем более, что тетушка отмахнулась от Окена и его просьб.

– Ничего. Твой ягненок начал щипать траву. Зеленью сыт будет.

Ей ничего, а ягненок опять кричит.

Не мог Окен оставить своего друга в беде.

Покормил хлебом, на хорошей траве попасти решил.

Так уж получается у Окена – все самостоятельные дела делаются у него от взрослых украдкой.

Но спроситься было не у кого, да и как взрослым объяснишь все.

Ягненок, наверное, думает, что Окен – это и есть его мать.

Стоит Окену выйти на улицу, ягненок мчится к нему и ходит за ним по пятам.

Окен повел ягненка на луг.

Здесь он увидел комолую козу.

И обрадовался. Может быть, ягненка удастся накормить.

Коза была красивая.

«Она похожа на мать Бакыта», – решил Окен.

Шерсть у козы гладкая, уши шаловливые, торчат, как рожки. А рогов нет.

Окен сразу напал, как нужно действовать.

Достал из кармана кусок лепешки, разломал его на части, кусочек положил на ладонь и стал осторожно подходить комолой козе.

Коза благосклонно взяла губами хлеб, съела и тихонько заблеяла.

Окену показалось, что она его благодарит.

Он дал козе еще и стал рассказывать о бедном ягненке.

Коза ела и слушала. И Окен понял: она согласна.

Он торопливо стал подталкивать ягненка к козе, а тот, вместо того чтобы сосать молоко, щипал траву.

Ягненок, конечно, не виноват. Он не умеет сосать.

Он пил молоко из чугунка.

Окен не сдался. Схватил ягненка за голову стал тыкать мордочкой в вымя.

– Соси, коза дает тебе молоко!

Ягненок пятился. Окен сердился.

– Не хочешь сосать, тогда не кричи! А то от твоего «бее-е!» в голове трещит.

Ягненок вырвался из рук, запрыгал вокруг Окена.

И тут коза ринулась к ягненку и прижала лбом к земле. Комолая, а бодается.

Окен бросился спасать друга. Стукнул козу по голове.

Она ягненка отпустила, а тот бежать и не думает. Стоит, смотрит на козу, удивляется.

Чем это он провинился?

Окен встал между ними. Коза успокоилась.

Мальчик снова принялся подталкивать ягненка к вымени, а тот, дурачок, в руки тычется.

Окен сунул сосок ему в рот.

И – о чудо! – ягненок понял, что от него хотят.

Он принялся сосать молоко, но теперь взбеленилась коза. На дыбы поднялась.

Окен повис у нее на шее. Схватил за голову, повернул в другую сторону.

– Соси, ягненок.

Ягненок сосет жадно, быстро. Коза рвется. Она сильная. Окен еле удерживает ее и – хлоп!

Так ловко поддела мальчишку, что он летит от козы кубарем, а ягненок под ее острыми копытцами, но увертывается и бежит к Окену.

Оба стоят и смотрят на пригорок, где все еще сердится комолая коза. На одежде у Окена грязь, из ладони, разрезанной о камень, сочится кровь…

Так было дело. Чего здесь смешного?

Руку больно, зато ягненок успел попить молочка.

Тетушка засмеялась и погладила Окена по голове.

– Чудачок! Это же стельная коза. Мы ее оставили дома, потому что ждем от нее приплода. Разве она подпустит к себе чужака. Она молоко для своего козленка бережет.

IV

О, сегодня очень хорошо!

Караковая лошадь отца под седлом. Значит, куда-то едет. Может, и Окена возьмет…

Оказывается, зовут в гости.

Приехал Саяк-аке, пригласил отца:

– Отведай со стола моего дома!

– Возьмите Окена с собой, – говорит мужчинам тетушка.

– У нас свои дела, свои разговоры, а ему из-за куска мяса столько на лошади трястись!

– Пусть дома побегает, – возражает отец.

Все пропало. Но милая тетушка спорит:

– Он поедет семенящим шагом, не растрясется. В детстве что бывает лучше дороги?

– Я поеду на белогривом. Мы не будем отставать, – умоляет Окен.

Саяк-аке, отец и тетушка смеются.

Значит все прекрасно – возьмути!

Окена одевают в самую нарядную одежду, на голову – белый колпак.

Вот они в дороге.

Окен, как старый наездник, одной рукой оперся о луку седла, другой шевелит уздечкой.