мы не можем осуждать ни одного человека и говорить: «Он пропащий». Никто не пропащий. Может, сегодня он и пропал, а завтра Бог найдет его. Сегодня, может, у него это окаменение, а завтра Бог найдет способ изменить его. За свою жизнь нам довелось видеть сильные перевороты в людях, которые менялись в восемьдесят-восемьдесят пять лет и даже достигали высоких вершин добродетели.
Вспоминаю одного деда, который жестоко мучил свою жену. Когда его супруга умерла, ему был восемьдесят один год. Он причинял ей много страданий; что и говорить, тяжелый был человек, занозистый, когда был в силе. Такая страшная злоба у него была. А жена у него была святая: день и ночь в церкви, – действительно святая женщина. И вот когда приблизились последние дни ее жизни, она его упросила, и он за месяц-другой до того, как ей умереть, сжалился и разрешил ей принять монашество. Она стала монахиней, прежде чем умереть.
Она умерла, и он после ее смерти в свои восемьдесят два года пришел на Святую Гору. Мы, когда его увидели, спросили:
– Ты пришел сюда, дед, в восемьдесят два года?
А он тоже пришел подвизаться, и никто бы не мог сказать ему: «Не надо!»
Он пришел в тот скит, где мы жили, и прожил там два года с половиной. А кончина его действительно была кончиной святого человека, и жил он преподобной жизнью. Когда дети, навещавшие его, пока он был жив, вспоминали и рассказывали нам, каким он был раньше, то мы думали: «Но возможно ли, чтобы этот человек был таким?» И, тем не менее, он был таким: мы слышали это от родственников, друзей, соседей и знакомых, что он был тираном, а вот после восьмидесяти лет изменился и подобрел. Так что у нас есть еще время, если, конечно, мы