Цитаты из книги «Карта и территория»

единственной привилегией возраста, единственной и безрадостной привилегией, было заслуженное право рассчитывать, что от вас наконец отстанут;

В водовороте тотального физического крушения, к которому сводится старость, лишь голос и взгляд остаются болезненными, но неопровержимыми свидетельствами стойкости характера, стремлений, желаний и всего того, из чего состоит личность человека.

Они никогда не торговались, не важно, шла ли речь о заказе аперитива или об аренде внедорожника, и тратили деньги щедро, с размахом, храня верность экономике по типу потлача[76], играючи пережившей всевозможные государственные режимы.

сельдерей под соусом ремулад – он обожал

Честертон отдал должное Уильяму Моррису в “Возвращении Дон Кихота”. Занятный роман, в нем описывается вымышленная революция, произошедшая в результате возвращения к ремеслам и средневековому христианству,

от Женевьевы до Ольги, включая Франца, Мишеля Уэльбека, отца и всех, в сущности, чьи изображения оказались у него под рукой. Он закреплял их на непромокаемом холсте нейтрального серого цвета, натянутом на металлическую раму, и снимал, выставив прямо перед домом, отдав их на сей раз на растерзание естественному разложению. Подвергаясь поочередно действию дождя и солнечного света, снимки вспучивались, подгнивали тут и там, потом расслаивались на отдельные фрагменты и за несколько недель исчезали без следа. И что еще любопытнее, он приобрел игрушечные фигурки, весьма схематично изображающие человеческие существа, и подверг их тому же испытанию. Человечки оказались более стойкими, и, чтобы ускорить процесс их вымирания, ему пришлось снова прибегнуть к помощи серной кислоты. Теперь Джед не ел ничего, кроме жидкой пищи, а по вечерам к нему приходила медсестра делать уколы морфия. Утром ему становилось лучше, так что он был в состоянии работать до последнего дня, часа по два-три.

Приблизительно в то же время он начал снимать на видео фотографии людей, которых знал когда-то

Включив “Франс-Интер”, он напал на передачу, разбирающую по косточкам новости культуры этой недели; ведущие громко прыскали со смеху, их дежурные повизгивания и хохот отличались редкой вульгарностью. По “Франс-Мюзик” давали итальянскую оперу, но напыщенная и вымученная виртуозность быстро утомила его; он выключил радио. Джед, никогда не любивший музыку, любил ее сейчас еще меньше, чем раньше; любопытно, мельком подумал он, что же все-таки побудило его заняться художественным изображением мира или даже просто решить, что художественное изображение мира вообще возможно, мир – это все что угодно, только не повод для творческого импульса, мир представлялся ему абсолютно рациональным устройством, лишенным магии да, впрочем, и особого интереса. Он переключился на “Автостраду FM”, они хотя бы сообщали конкретные сведения: у Фонтенбло и Немура произошли дорожные аварии, движение останется замедленным скорее всего

О чем невозможно говорить, о том следует молчать”[74].

абсолютное зло в человеке – редкость.