Я познакомилась с ним в небольшом уютном ресторанчике. Он инициировал это знакомство сам. Без доли колебания подсел за мой столик.

Помню, какой юношеский задор излучали его глаза, стоило ему совсем немного приспустить свои солнцезащитные очки на переносице. Он выделялся среди других мужчин. Вроде бы и самая обычная внешность, но было в ней что-то, что заставляло задерживать взгляд. А уж стоило ему заговорить…

Голоса других посетителей начали растворяться на фоне его собственного. Они перестали быть даже фоновым шумом. От природы своей я всегда была отличной слушательницей. А он, несмотря на свой оглушительный успех и огромную историю за спиной, оставленную на страницах книг, всегда мечтал быть услышанным.

Глава 1

Томоя прижал горящую после оплеухи щеку ладонью. В ушах все еще раздавалось эхо от шлепка. В доме нависла давящая тишина. Мать стояла в ужасе, прижимая к себе кухонное полотенце, затравленно наблюдая в сторонке за тем, что происходит. А за ней прятался напуганный младший брат Томои – Хару. Принимала участие и подруга детства, неравнодушная к Томое все это время, а сейчас особенно переживающая за него. Хотелось кинуться к нему. Обнять и утешить. И лишь разгневанный отец не поддавался жалости, игнорируя чувства всех наблюдающих. Все, что ему сейчас хотелось, так это растоптать собственного сына.

– Не прощу. Слышишь? Никогда не прощу этого кощунства! Мой первенец и превратил себя в не пойми что… Что это за мода такая?

Ая зажала ладонью рот, усиленно стараясь сдержать желание разрыдаться на глазах у всей семьи Сакураги.

– Что я сделал такого ужасного, что ты не можешь смириться? – спросил пока еще спокойно парень.

– Что ты сделал ужасного? – истерично усмехнулся отец.

Мужчина подошел к сыну вплотную и, сдерживая очередной порыв ударить Томою, со всей присущей ему в данный момент злостью, процедил сквозь зубы:

– Мой сын похож на одного из этих! Кто не по чести живет! Как еще я могу это назвать? И как я могу спокойно к этому относиться? Элтона Джона переслушал? Тоже решил вписаться в это все?

– Что? – недоумевая переспросил парень, смотря на отца так, будто тот последний на всем белом свете предатель.

– А как еще называть можно того, кто прокалывает себе ухо?

Развернувшись, мужчина направился в сторону кухни, дабы испить саке для самоуспокоения. Глава семьи не был тем, кто злоупотреблял привычкой заглушать накатившие бурей эмоции алкоголем, но иного выхода во всей этой истории он не нашел. Мужчина уселся за котацу, спиной ко всем членам семьи, будто игнорируя всех и вся и принялся неспешно разливать горячительный напиток в крошечную посуду.

– Ненавижу… От всей души ненавижу тебя… Лучше бы кто-то другой был моим сыном, но не ты, – бухтел обиженно старший Сакураги, не поворачивая головы.

Это было слишком. Пожалуй даже очень для молодого парня. Томоя многое мог по жизни стерпеть, прикусив язык. Тем более, если дело касалось самых родных и близких ему людей. Но такие слова он просто априори не сможет простить. Даже собственному отцу.

– Что ж. Тогда мне остается только уйти, чтобы не омрачать тебя своим присутствием.

– Томоя! – тут же закричала мать, кидаясь в сторону сына.

– Стоять! – раскатистым басом раздался грозный голос главы семьи. – Пусть катится, если решил. Лучше без него, чем с позором, который он нам принесет.

Ничего более не желая слушать, старший сын направился в свою комнату. Ая за ним.

– Томоя-кун, пожалуйста, остынь. Он просто шокирован. Дай ему время, пожалуйста. Он все поймет, – лепетала девушка, растерянно наблюдая за тем, как он начал собирать сумки.

Парень будто не слышал ее. Сейчас его больше волновало, сколько у него осталось из отложенных денег, что он успел заработать на временных подработках. Сакураги откупорил коробочку, некогда предназначавшуюся для печенья, и начал пересчитывать заработанные «потом и кровью» купюры.

– Томоя-кун… Ну поговори же со мной, пожалуйста, – взмолилась она, падая на колени возле него.

Ая обхватила парня за ногу, но Томою даже это не остановило, что уж говорить про женские слезы. Он продолжил шерстить по ящикам, абсолютно игнорируя подругу детства, что продолжала умолять его о чем-то. Мать тоже пыталась что-то тихо говорить за дверью, но ее тут же прерывал отец, продолжая громко возмущаться.

Сакураги осмотрел все ящики и заметил уже давненько завалявшиеся без дела английский разговорник и словарь, чудом сохранившиеся еще со школьных времен. Тут в его голову и подоспело готовое решение. Он не просто уйдет из этого дома. Он навсегда покинет эту страну. Ведь переездом в другой город Томоя свои проблемы не решит. А родители обязательно найдут его. Или же будут жить с уверенностью, что он не осилит самостоятельную жизнь и вернется к ним при первой же реальной трудности, преградившей ему путь к отдельному от них существованию. Такого он просто себе позволить не мог. Только не его гордость.

– Отпусти, пожалуйста, – попросил девушку спокойно он.

Ае ничего не оставалось, кроме как разомкнуть замок из собственных пальцев. Томоя в гневе страшен. И кричит так, что посуда в доме дрожит. И ей очень не хотелось быть одной из тех, на кого он «выльет» все свое раздражение. Поэтому Ая лишь беспомощно продолжала сидеть на полу и наблюдать за сборами своего Томои, который так и не узнал, насколько он был ей дорог все это время. Это признание так и не сорвалось с ее уст и оно навсегда останется неозвученным. А она все плакала, понимая, что, возможно, потеряет его навсегда. Ведь настроен Сакураги был решительно.

Вошедшая в комнату мать сделала попытку воспрепятствовать, ухватившись за плечи сына.

– Томоя! Одумайся, пожалуйста! Скажи, что все то, что ты сейчас сказал – это шутка.

Уж что-что, а Томоя унаследовал от отца это чистое мужское качество – никогда не вестись на жалость. Даже сейчас он смотрел на мать так, будто бы его абсолютно не волновало, что они будут делать дальше после его отъезда. К матери он всегда питал нежные чувства, несмотря на то, что та никогда не препятствовала нравоучениям в его сторону отца. Его даже не задел тот факт, что она не встала на его сторону. В любой другой момент он бы обнял ее и успокоил. Но не в этот. Сана тряслась, смотря покрасневшими от слез глазами на сына. Для нее, как для матери, было страшным ударом, что ее ребенок так неожиданно решил оторваться от нее. Радостью это было лишь тогда, когда он покинул ее утробу. А вот сейчас ее угнетало осознание, что он потерял их доверие навсегда.

– Мама, – ласково проговорил Томоя, спокойно убирая нежные материнские руки с себя.

Характером Томоя ни в кого не пошел, а вот внешне был копией своей матери. Это же досталось и его младшему брату. Соседи в шутку называли их матрешками.

– Не плачь, пожалуйста. Рано или поздно я бы все равно ушел, – доходчиво объяснял матери парень, стараясь не разочаровать еще сильнее, что было сложно в этот момент.

– Но это слишком рано. Ты еще ребенок, Томоя. Мы простим тебе этот пирсинг! Даю тебе слово! Простим! Только не уходи! – рыдала взахлеб разбитая горем женщина, чуть ли не повиснув на сыне в очередной раз.

– Мам, не надо. Ничего не надо больше. Спасибо за все. За все, что дала мне ты и этот дом. Я никогда тебя не забуду.

Отпрянув, Томоя взял руки матери в свои и перевел взгляд на подругу своего детства.

– Ая-чан, тебе тоже спасибо. У меня никогда не было более преданного друга, чем ты. Прости за все, что я когда-то наговорил или сделал. Понимаю, что для тебя это просто слова, но…Мне правда жаль. Я всегда знал, что ты будешь на моей стороне. Ты столько мне прощала. Даже то, что прощать не стоило. Я не имею права просить тебя о чем-то после всего, верно? Но я…Я был бы признателен, если бы ты иногда приглядывала за матерью и Хару. Ведь им будет одиноко первое время.

«Друга». Это слово Аю всегда очень сильно печалило. Между ними ведь был секс. Довольно рано. И хотя он был всего лишь однажды, но ее чувства к Томое лишь окрепли с тех пор. Отношения их были непростые, но она никогда не держала на него злости. Не стала она сопротивляться и тогда, когда Томоя откровенно признался, что хочет лишиться девственности. Но кем-то больше он ее не мог воспринимать. Кем-то больше, чем просто подругу детства или же младшую сестру на худой конец. Хотя в раннем детстве всегда относился к ней хорошо, защищал ее. Она действительно была ему дорога и много значила для него. Вот, что он четко осознавал, когда приступы подросткового гнева покидали его. Томоя еще никогда не думал о серьезных отношениях. Желание «повзрослеть» было лишь типичным выбросом из лавы бурлящих гормонов, которые захватили его в свой плен. Не более того. Тинейджерам всегда важно делать глупые вещи «для галочки». Мозг их в такие моменты будто намеренно отключается.

– Что же я буду делать без тебя? – вопрошала страдающая мать, стараясь удержать его в своих объятиях.

– У вас есть Хару. Вложите в него все, что хотели. Пусть он поступит в самый престижный университет. Как все хорошие дети заботливых родителей.

Брата Томоя любил. Правда не всегда брал его с собой на гулянки с подругой. У них были свои секреты, а Хару по натуре своей мальчик наивный. Мог что-то взболтнуть случайно, безо всякой задней мысли, выдавая тем самым авантюры старшего брата. При упоминании младшего, на лице Томои даже возникла улыбка.

Шокированная решительностью сына Сана стояла, будто истукан. Этим воспользовался парень, продолжая свои сборы. Пока женская часть беспомощно проливала слезы, Томоя в темпе закидывал вещи в сумки. К сожалению, всего нужного с собой не возьмешь. Столько вещей хотелось бы увезти на память, но раз уж он избрал путь взрослой жизни, то это значит, что настало время стать практичным.

Закинув одну спортивную сумку на плечо, вторую он держал в руке. Осмотрев в последний раз свою комнату, он одарил взглядом Аю и мать. Ничего не говоря, Томоя отдал им поклон и покинул свою спальню. Упавшая на колени мать разрыдалась, что было из сил. Хару стоял и беззвучно плакал, наблюдая за удаляющимся братом из-за угла. Томоя уселся на небольшой приступок, начиная обуваться. Тяжело было игнорировать ту тяжесть и чувство вины, что нависли над ним. Но сейчас это решение было единственным верным, что пришло ему в голову.

– Никогда. Слышал меня? Чтобы никогда не возвращался в этот дом больше. Ты мне никто, – раздался равнодушный, но в то же время полный ненависти голос отца со стороны кухни.

Завязывая на кроссовках шнурки, Томоя приостановился, потупив пустой взгляд куда-то сквозь дверь будто бы.

– Не волнуйся. Я не из тех мальчиков, кто готов пожертвовать своей гордостью. Ты ведь понимаешь это, как никто другой, отец. Спасибо за то, что вложил в меня. Не сомневайся, все это пригодится мне в жизни. Твое доброе имя точно никогда не будет в грязи.