© Задорнов М.Н., 2017

© «Центрполиграф», 2017

От редактора

Недавно в интервью Михаил Николаевич Задорнов дал очень точное определение понятию свободы слова в России: «Свобода слова – это когда ты свободно можешь говорить всё, что хочешь, а власть может свободно не слушать того, что ты говоришь…» Действительно так.

Но если на одной чаше весов – власть, то на другой – те, кто слушает и слышит: миллионные просмотры его концертов, видеороликов и документальных фильмов в Интернете, гастроли по всей стране и аншлаги на каждом концерте, высокие рейтинги телепередач с его участием и традиционное, в разговорах на улице или в очереди, в любой компании и даже на совещаниях в офисе: «Ты помнишь, как сказал Задорнов…»

В своей новой книге Михаил Задорнов говорит обо всём: о различии в понятиях «родина» и «государство», о чиновниках, об истории и псевдоисториках, о происхождении и истинном значении русского языка, об образовании и подрастающем поколении, о наших правителях и правителях других стран, о гламуре, о церкви. И конечно же о нашем национальном характере, о любви и о душе, о том, что есть в каждом русском человеке, которого невозможно «оцифровать». Здесь собраны новые забавные истории, которые зрители присылают Михаилу Николаевичу на его почту, и короткие «новости», иногда настолько мимолётные, что, если б не шутки Задорнова, вряд ли остались бы в памяти потомков…

Мы желаем вам, дорогие читатели, приятного чтения и… смеха. А власть может продолжать «свободно не слушать…»!

Первая часть
Рассказы и миниатюры

Мы

Мы – удивительные люди. Хотим жить как все, при этом быть непохожими на остальных.

У нас безработица при избытке рабочих мест. Мы сочувствуем умом, а голосуем сердцем. Робкие в быту, герои – на войне. Чтим погибших, недоплачивая выжившим. Мы всегда считаем себя умней других, поэтому постоянно оказываемся в дураках. Мы в любой момент готовы простить тех, кого обидели, и тех, кому должны.

Ленивые, но энергичные. Устаём на отдыхе, отдыхаем на работе. Удивительные люди. Нам легче изобрести вездеход, чем отремонтировать дороги. Мы уважаем только тех, кто с нами согласен. От драки получаем порой больше удовольствия, чем от секса. Плачем на свадьбах, а на поминках поём частушки. Мы нищие, но хорошо одетые. Только мы с утра выходим из дому в вечернем.

Мы вялые, но эмоциональные. Думаем два раза в день, а остальное время переживаем, что надумали за эти два раза. Зато если уж думаем, то мощно, всем организмом. Если наш человек задёргал под столом ногой, значит, он глубоко о чём-то задумался. При этом большинство из нас мучают три извечных российских вопроса: что делать, куда это послать и как похудеть, объедаясь на ночь.

Мы – восхитительные люди: необразованные, но как никто гадаем кроссворды. Только наш человек, не имея даже начального образования, всё равно может угадать, что коня Дон Кихота звали Росинант, при том что сам никогда не читал «Дон Кихота» и уверен, что эту книжку написал сам Дон Кихот.

Мы ненавидим Запад, во всём ему подражая. «Какие у них примитивные фильмы, – возмущаемся мы. – Это ж фильмы не для нас. Это для одноклеточных». При этом сами с упоением смотрим, как в конце фильма главный герой – не просто шкаф, а шкаф с антресолями – после финального побоища на пустом ядерном полигоне целует, чмокая окровавленными губами, героиню-заложницу среди трупов врагов и груды затухающих ядерных боеголовок, разбившихся об его голову, в которой никогда не может случиться сотрясение, тем более – мозга.

Удивительные люди, суетливы, но терпеливы.

Никто, кроме нас, не может так долго терпеть правительство, которое он терпеть не может. Теперь можно уже смело сказать: не правительство, а правительства, которые мешают нам, как крошки в постели. Вот как их ни стряхивай, они всё равно будут тебя изводить под одеялом.

Мы – удивительные люди. Мы чтим Иисуса, забывая, чему он нас учил. Ставим свечку, умоляя о процентах. Верим обрядам, а не проповедям.

Мы верующие и суеверные одновременно. Въезжая в новую квартиру, не знаем, что сделать наперёд: обмыть её или освятить. Или сначала пустить кошку, а потом освятить, после чего обмыть вместе с тем, кто освящал.

Мы – странные люди. Большинство из нас уверено, что встреча с покойником поутру – к счастью, с трубочистом – к деньгам, с хромым – к здоровью, а с хромым и горбатым – к большому здоровью. А если вечером вынести из дому мусорное ведро, то наутро в доме не будет денег. Хотя жизнь неоднократно нас убеждала, что безошибочная примета только одна: если не выносить на ночь из дому мусор, то ночью в доме будет очень плохо пахнуть.

Мы – язычники с православным лоском. Мы готовы плевать через левое плечо, независимо от того, кто идёт слева. При этом крестимся и материмся одновременно:

– Прости, Господи, ёпрст!

Да, свои самые сильные чувства мы выражаем самыми нецензурными словами. Мат необходим нам не столь для оскорбления друг друга, сколь для художественного восприятия жизни. Только наш человек может, стоя на берегу реки, от восхищения материться на солнечную дорожку.

Мы – удивительные люди. Мы так быстро живём, что не успеваем жить. Как будто обещанный конец света через три дня, при этом каждый день у нас второй. И мы торопимся успеть всё. Даже слова «Быстрее! Быстрее!» поясняем руками. Принеси вот эту, ту, которая на той, что за тем, когда там… И только наш человек понимает, что это книжка на тумбочке. А фраза «Когда ты по той, что вниз, смотри, чтоб там не о-ё-ёй» означает «Не навернись со ступенек». И редко кто переспросит: «По той, что тут, или которая там, где здесь?»

Да, мы долго думаем, зато быстро соображаем. Долго думаем, где бы украсть, зато быстро соображаем, как это сделать. Только у нас в языке есть слово «смекалка». Другим это слово, видимо, не нужно, за отсутствием самой смекалки. А у нас есть смекалка, есть тыковка. Почесал тыковку, сработала смекалка. Только наш в дорогом ресторане на Западе, съев суп, может смекнуть бросить в тарелку специально принесённую гайку и устроить скандал официанту за то, что ему принесли суп с гайкой. В результате, не заплатив за суп, получить в подарок пышный десерт в качестве извинения за гайку в супе, после чего, почесав тыковку, бросить в десерт оставшийся болт от гайки. И после очередного скандала запить всё это подаренной от имени ресторана бутылкой бордо. И напоследок обматерить официанта, который всё это время, пока он пил бордо, стоял рядом и смотрел, чтобы он не бросил в бордо ещё какой-нибудь фланец.

Мы – непредсказуемые люди. У нас любовь с синяками, а добро с кулаками. Мы гордимся выпитым и тем, что у нас самые сильные женщины. «Моя, ты представляешь, сама насильника обезвредила… шпалой». – «Подумаешь, а моя голыми руками банки с грибами закатывает». Мы настолько парадоксальны, что по праздникам желаем друг другу счастья в семейной и в личной жизни.

«Женщина, женщина, подождите, женщина!» Только у нас, между прочим, есть обращение по половому признаку. «Мужчина, подождите!» «Женщина с морковкой, женщина, мы проводим опрос общественного мнения: «Что вы можете сказать о любви?» – «Ой. Я не знаю, я мужу никогда не изменяла».

Мы хвалим друг друга словами «страшно красив», «ужасно умён» и «дьявольски здоров». Мы иронизируем над словом «патриот», оскорбляем словом «интеллигент» или ещё хуже – «вшивый интеллигент». И это особенно наше выражение, потому что только у нас интеллигента могли довести до такого состояния, чтобы он стал вшивым.

Но самое главное – мы живём, не замечая всего этого! Зато с мечтой, что когда-нибудь нам обязательно повезёт. И мы всё-таки встретим по дороге на кладбище горбатого хромого трубочиста с полным ведром мусора. Причём встретим обязательно на рассвете, хотя сами встаём в одиннадцать. И только тогда мы будем обязательно счастливы.