Когда-нибудь, в один из дней

Все вернется, обязательно опять вернется —

И погода, и надежда, и тепло друзей.

Александр Розенбаум «Утиная охота»

Украина, Донецк. 2013 г.

Я успешный адвокат. Клиенты, небольшой уютный офис. Мне всего двадцать девять лет. К этому времени у меня за плечами пять лет стажа в банке с европейским капиталом. Хорошая карьера, маленький, но успешно развивающийся бизнес. Партнеры, друзья. Я обожаю свой город. Каждую улицу. В детстве с родителями каждый год на летние каникулы я ездил из Тюменской области, из Когалыма (здесь работал мой отец) в Донецк – город, в котором я родился. В девяностые родители были сильно разочарованы властями и в России, и в Украине, я много слышал об этом. В то время бытовал стереотип: все не то и все не так, руководство страны врет, оно только и может, что красиво говорить (ну, так тогда воспринимал мой детский мозг).

Хотя мой отец и был антисоветчиком, его разочарование современными реалиями было огромным. Побило жизнью родителей очень сильно.

На летних каникулах по местному каналу «СКЭТ» показывали любимые мною голливудские фильмы. В перерыве шли новости. Губернатор Донецкой области (неизвестный мне тогда Виктор Федорович Янукович) и новый мэр Владимир Рыбак перед огромным макетом Донецка рассказывали о пятилетнем плане развития города. Под воздействием настроений в семье я сказал себе мысленно: «Это очередное вранье». И как я был удивлён через пару лет, когда увидел, что этот план активно реализуется. Вначале площадь Ленина, позже центральная улица Артема до бульвара Шевченко, затем до проспекта Мира. Новые плитки, дороги, фасады домов, витрины бутиков.

Город развивался. Я видел изменения улицы за улицей. Успех донецкого «Шахтера», концерты, звезды футбола и эстрады в Донецке. Новые четырех-пятизвёздочные отели, «Донбасс Арена», кафе, рестораны.

На открытии «Донбасс Арены» пропускать внутрь начали с задержкой. Мы ждали на улице и разговорились с ребятами.

– Вы откуда? – спросили мы с друзьями.

– Из Москвы.

– Ничего себе! – заговорили в нашей компании.

– И как вам Донецк? – спросил я.

– Мы не первый раз в Донецке. Нам очень нравится ваш город!

– Да ладно, это вы из вежливости, – усомнился я. – Не может после Москвы нравиться Донецк.

– Вы не понимаете. Донецк компактный… – Это я запомнил дословно. – …И уютный город. Все рядом. У вас очень современно и красиво.

Так и было. Это все отстраивалось и обновлялось на моих глазах, я был частью этого. Я был уверен в себе, в завтрашнем дне, хотел меняться и менять все вокруг себя.

Мы собирались открывать филиал в Киеве и строили далеко идущие планы. Наш бизнес состоял из меня, двух партнеров (моих хороших друзей Андрея и Алены) – нам принадлежало пятьдесят процентов уставного фонда, и банкиров, которых завел в фирму Андрей, – у них были вторые пятьдесят процентов. Мы работали как швейцарские часы, идеально спаянный механизм, все понимали друг друга, доверяли, подстраховывали, советовались, поддерживали, помогали.

Помню, в ноябре 2013 года мы разговаривали с Андреем, и я сказал:

– Андрей, мне не нравится то, что происходит в Киеве. Не сильно ли мы уверено двигаемся?

– Миша, все будет нормально, не переживай, я спрашивал у Ю., они там со всеми на связи. Говорят, все будет хорошо. В конце концов, это направление, за которое отвечают наши киевские партнеры. Им виднее. Работаем.

В двадцатых числах января 2014 года мы с Андреем приехали в командировку в Киеве. Забронировали квартиру на улице Городецкого напротив метро Крещатик и министерства юстиции, недалеко от Майдана. Хозяин квартиры, большой европатриот, сказал, что на Городецкого все спокойно, можно смело приезжать. В ночь перед нашим приездом захватили министерство юстиции и установили баррикаду, вплотную примыкающую к подъездной двери. Хозяин сказал, что встретит нас у метро и познакомит с протестующими, чтобы нас пропустили. И предупредил, чтобы мы не говорили, что из Донецка.

У меня тогда сложилось впечатление, что ситуацию в Киеве не контролировал никто. Тогда мы еще не знали, что это были последние дни мирной размеренной жизни. Потом был переворот, бегство Януковича, а дальше начался кромешный ад, война. Мне пришлось, бросив всю свою жизнь, выехать с матерью из Донецка. Оставить все, что нарабатывал годами, – бизнес, репутацию, квартиру. И уехать в никуда, чтобы побираться, одалживать и с нуля вставать на ноги.

Хайфа. Приезд. Наши дни.

Два года назад я приехал в Израиль.

Я женился в Киеве. У нас тогда было двое детей – сын и дочь (сейчас трое). С самого начала мы с женой пытались поставить перед собой правильный посыл. Не приехать с требованием «Ну-ка… Что мне может дать страна, какие плюшки?», а с мыслью, что, перед тем как что-то требовать от государства, нужно самому сначала что-то сделать полезное. Если уж ты меняешь в своей жизни все, начинаешь с чистого листа, зачем тянуть плохое с собой?

Перед приездом в Израиль я заинтересовался идеей сионизма. Как в гражданском смысле, так и в разрезе писания. Как же это интересно – народ, которому Бог пообещал, что он будет существовать вечно, не развалился за две тысячи лет, не растворился в других народах. Сохранил веру. Наверное, только этот народ появился не объединившись вокруг какой-то местности, а возник из семьи – из двенадцати человек, единственных в огромном мире уверовавших в никому не известного тогда единого Бога, в которого сегодня верит около трех миллиардов человек. Не великолепно ли!? Образованный эрудированный народ, претерпевший две тысячи лет гонений, унижений, затем Холокост, начал собираться воедино, чтобы создать страну, в которой жить можно мирно, спокойно и комфортно, жить так, как они этого хотят, молиться так, как считают нужным. Страну для себя и других людей, которые страдают от угнетения в других странах. Страну репатриантов для репатриантов. Страну-семью. Страну, подобной которой больше в мире нет.

Очутившись с супругой (не еврейкой) в аэропорту Бен-Гурион, оба сразу почувствовали, что мы дома. Мы поселились возле Хайфы в пригороде Крайот – дешёвом рабочем городке с четырёхэтажными домами, напоминающими не лучший вариант хрущевок. Практически все районы города, прилегающие к морю, состояли из ровных рядов старых ободранных двухподъездных домов. Обстановка внутри была ничуть не лучше, чем в подъездах девяностых годов в СНГ. Зато пригород радовал тишиной, прекрасным морем, пальмами, огромным количеством городских озеленений и красивой теплой зимой.

С первого дня как мы вышли с «корониального» карантина, все – соседи, люди в магазинах, на набережной – пустились расспрашивать, кто мы и откуда, знакомились, задавали вопросы, что-то советовали. Это сильно контрастировало с общительностью людей из СНГ, где ты можешь жить пять лет и не знать соседей по дому в лицо. Нам что-то подсказывали, предлагали руку помощи. Я до этого не встречал такой отзывчивости и участия. Хотя мы себя ещё никак не проявили здесь – ни с плохой, ни с хорошей стороны, эта страна принимала нас такими, как мы есть. Такого отношения к себе я не знал ни в Украине, ни в России.

Израиль сильно отличался визуально, и не только природой. Очень яркий контраст. Если в СНГ самым распространённым после цвета листвы является серый цвет – тротуары, дома, бордюры, разметки, то Израиль играет всей радугой ярких светлых тонов. Начиная от солнца и цветов и заканчивая вывесками, той же разметкой, яркими крышами, заправками и даже цветом авто, которые в Израиле в большинстве своем белые. Впечатлили сложные развязки и широкие дороги не только в Иерусалиме и Тель-Авиве, но и в маленьких городах. Эстакады в Хайфе были сопоставимы с киевскими. Трассы, петляющие между гор, отличались не только идеальной поверхностью асфальта, но и ровными обочинами, аккуратными заборчиками, освещенностью. Безупречные парки, побережье, огромное количество пальм, цветов и солнца.

Города сильно отличались друг от друга. По-европейски опрятная Наария, скорее напоминающая Грецию, нежели Израиль. Нетания с французскими нотами, восточный Акко. Современный, напоминающий Майами, Тель-Авив. Город Ротшильдов – Зихрон-Яаков.

Особое место занял в наших сердцах еще до переезда в Израиль Иерусалим. Полюбились и узенькие улочки Старого города, и шумные улицы арабского и христианского кварталов с толкающимися группами монахов-католиков в мантиях с капюшонами, с шумными православными паломниками и женщинами в хиджабах. Тихий, размеренный, словно переносящий тебя в девятнадцатый век еврейский квартал. Я любил взять кофе с круассаном, разместиться на лавочке на площади у синагоги Хурва и наблюдать за настроением площади, гуляющими людьми, ортодоксами в шляпах, играющими школьниками. Мне нравилась улица Яффо в новом Иерусалиме, как мне кажется, наиболее во всем Израиле передающая сегодняшний дух еврейства. Ну и, конечно, непередаваемая Хайфа с ее дорогими кварталами на горе, колоритным нижним городом, улицей Бен-Гурион и смотровой площадкой над Бахайскими садами.

Я помню наш первый кофе в Израиле в «Кофиксе» возле станции Кармелит «Даун таун». С одной стороны, расположились красивый современный небоскреб «Кукуруза», напоминающий дубайский «Парус», и старинная башня с часами. А с другой начинаются узенькие улочки нижнего города с пальмами и домами неповторимой восточной архитектуры. Множество кафешек со столиками на тротуаре.

Я, естественно, думал о своей жизни в Израиле. Чем буду заниматься, как буду расти. Понимал, что в 38 лет начать карьеру юриста в Израиле маловероятно. Нет, я не сторонник клише и стереотипов, понимал, что все возможно. И невозможное тоже. Но крайне сложно. Необходимо сдать восемь экзаменов на иврите, а подобное знание языка можно приобрести как минимум года за четыре нахождения в стране. Около 45 лет сдать экзамены, получить лицензию… И стать адвокатом, ни единого дня не имеющего юридической практики в стране…

А возможно, я просто не хотел возвращаться к профессии. Последние годы я не практиковал в суде, ушел в бизнес. Всю мою юридическую карьеру начиная с банка меня тянуло на более бизнесовые темы – сделки, цифры, продажи. В Израиле я хотел заниматься недвижимостью. Я узнал, что риелтор с одной продажи может иметь комиссию, эквивалентную сумме от 10 до 30 тысяч шекелей (это 3–8 тысяч долларов). Для этого необходимо пять-шесть лет. То есть к 44–45 годам я мог выйти на этот уровень.

Мы окунулись в один из лучших периодов нашей жизни. Я, как и все репатрианты, пошёл на курсы изучения иврита, посещал семинары, рассказывающие о медицинской и банковской системе Израиля. Через три месяца я уже мог сам давать такие лекции. За иврит я взялся серьезно, ведь он ключ ко всему. Начал учить ещё на Украине, поэтому в Израиле стартовал со второго уровня, так называемого уровня «бет». А также пошел на курсы риелторов.

Было интересно общаться с людьми. У каждого своя история – кто-то репатриировался давно, кто-то пару лет назад, все с разных концов земли, разных уголков СНГ.