1

В Магаданской области началась весна. Для любого человека, живущего в европейской части России, это значило бы, что начался март, но здесь, на севере, и март, и апрель – это еще зимние месяцы. Весна начинается не раньше середины мая. Только к этому времени снег понемногу стаивает, температура воздуха становится плюсовой, и тундра начинает цвести. Впрочем, Магаданская область – это не только тундра. По размерам она входит в первую пятерку по стране, на ее территории легко уместилась бы парочка Франций, да еще и какая-нибудь Португалия в придачу, и географические зоны на территории области есть разные. На юге Колымского края, там, где он граничит с Хабаровской областью, тундра и лесотундра уступают место лиственничной тайге, в этих местах к середине мая уже совсем тепло – по северным меркам, разумеется. Лиственницы и кустарники покрываются зеленью, а таежные звери обзаводятся потомством. А еще это то самое время, которое издавна называлось на Колыме «зеленым прокурором», временем побегов. Зимой бежать из северного лагеря нельзя. Вернее, бежать-то, конечно, можно, и даже очень легко. Но убежишь недалеко. Прожить зимой в этих местах можно два-три дня, ну, если очень постараться и хорошо подготовиться, то неделю. Голод и холод – два великих врага беглеца убивают надежней пуль охранников. Зимой за беглыми зэками, если такие все-таки найдутся, даже погони не посылают. Кончатся холода – сами отыщутся. В виде «подснежников».

Весна иное дело – под каждым кустом хаза. Ночами, конечно, холодно, но если ложиться спать с умом, правильно выбирая место, то насмерть не замерзнешь. Прокормиться тоже можно, в весенней тайге с голоду помереть – это очень постараться надо. Зэки поэтому планируют побеги только на весну. Правда, не хуже знает все это и лагерная администрация. И в начале мая прокатывается по всем северным зонам волна ужесточения режима.

Два зэка, ехавшие сейчас в арестантском фургоне по дороге из Омчака в сторону Магадана, попали как раз под такую волну. Администрация зоны, на которой они сидели, с началом весны решила закрутить все гайки. В числе прочего взялись и за нарушающих устав блатарей, отказывающихся от работы. В первую очередь начальник зоны взялся, конечно, за тех, от кого, как он прекрасно знал, следовало в первую очередь ожидать неприятных сюрпризов, особенно по весеннему времени. Так что невыход на работу был скорее поводом, а на самом деле Хозяин просто решил избавиться от наиболее опасных блатных, пользующихся большим авторитетом в своей среде, рассудив, что без них всех остальных в узде держать будет значительно проще. Самыми опасными, теми, кого надо удалить в первую очередь, Хозяин счел двоих: Николая Степанова, больше известного в Магаданской области как Коля Колыма, и Андрея Черепанова по кличке Череп. Выездной суд по указке начальника лагеря впаял каждому из них изменение режима на полгода, и теперь их этапировали с зоны в Магадан, на тюрзак, в «крытку».

Внутри «блондинка», – так на блатном жаргоне назывался фургон, в котором транспортировали арестантов, – была разделена частой железной решеткой на два отсека. В том, что ближе к кабине водителя, находились зэки, а во втором охрана. По размерам оба отсека одинаковы, но в конвоирском удобные откидные деревянные лавки вдоль стен, а арестантам такой роскоши, разумеется, не полагалось, и они сидели на корточках, у самой решетки, держась за прутья. Впрочем, сейчас, когда этапируемых было всего двое, ничего особенно страшного в этом не было. Другое дело, когда в тот же отсек набивали зэков десятками – а и такое бывало. В таких случаях часто люди ехали как кильки в банке – в самом прямом смысле. В два слоя, а когда и в три, тогда на плечи сидящих ложились другие, и доехать, не потеряв сознание, было подвигом. Оба зэка, сидящих сейчас в арестантском отсеке, не раз на своей шкуре пробовали такие массовые путешествия, а потому прекрасно понимали, что сейчас они, считай, как на курорте.

Фургон тряхнуло на каком-то ухабе. Один из охранников вяло выругался и полез в карман за сигаретами. Вытащив пачку «Примы», он достал оттуда сигарету, прикурил и глубоко затянулся сизым дымом. Это было нарушением правил, но прапорщик, поставленный старшим над конвоем, ехал вместе с шофером в кабине, а значит, на устав можно было плюнуть.

– Начальник, дай папироску! – обратился к вертухаю сидевший в арестантском отсеке здоровенный парень с рябым от оспин лицом. – Курить хочу, сил нет! – В голосе зэка была характерная для многих блатных смесь жалостности и нахальства.

– Обойдешься, – лениво отозвался охранник, даже не повернувшись к зэку. – Вот в «крытку» приедешь, там тебе все дадут. И покурить, и еще чего, может быть.

Лицо зэка помрачнело. Он прекрасно понял, на что намекает охранник. На том тюрзаке, куда их везли, порядки были «красные», и правильным блатным там наверняка придется несладко. Зэк негромко, но зло выругался сквозь зубы.

– Эй, Череп, – негромко окликнул в этот момент рябого парня второй блатной.

– Чего? – Череп оглянулся на соседа.

– Зря ты у «рексов» курево просишь. Даже если дадут, принимать западло. Правильный пацан не должен у ментов подачки просить.

– Ты что, Колыма, меня понятиям, что ли, учить будешь?! – нехорошо прищурившись, отозвался рябой.

– И поучу. Не возбухай, Череп. Когда учат добром, не грех поучиться.

Парень еще сильнее сощурился и уже открыл было рот, явно собираясь сказать что-то наглое, но тут Колыма, до того сидевший к нему вполоборота, повернулся и глянул соседу в глаза. Череп осекся на полуслове. В светло-серых, волчьих глазах Колымы не было ни злости, ни угрозы, но все же каким-то шестым чувством молодой блатарь почувствовал – лучше и правда не возбухать. Он, конечно, и здоровее в два раза, и «рексы» рядом, но все равно. С Колей лучше не связываться.

– Пайку берем, – уже совершенно другим голосом сказал Колыма. – Пайка – это святое. А сверх нее нам от ментов ничего не надо. Понял?

Череп кивнул, и Колыма снова отвернулся.

Со стороны этот разговор выглядел бы, наверное, странно. Здоровенный парень с совершенно бандитской рожей спасовал перед невысоким сухопарым мужиком, по виду которого не скажешь, что он очень опасен в драке. Но так показалось бы только тому, кто совершенно не знал колымской жизни.

Николай Степанов, он же Коля Колыма, был правой рукой Бати, смотрящего по краю, и место это он занимал по заслугам – с этим согласны даже его враги. За плечами у Колымы было четыре ходки, все от звонка до звонка, все за воровство, все отмотаны в «отрицалове». Колыма никогда не шел ни на какое сотрудничество с администрацией зон, свято чтил блатные понятия и традиции – в общем, был человеком, на примере которого учили жить молодых блатарей. Что же до физической силы и драк, то все знали, что в прошлом году, когда у Колымы возникли непонятки с Батей, он в одиночку, без оружия справился с Цыганом и Парфеном – двумя лучшими боевиками смотрящего. Одно это говорило о многом, а ведь припомнить таких случаев можно было еще немало. Сам Череп, например, слышал рассказ человека, который своими глазами видел, как Колыма один дрался с тремя кавказцами, которые хотели по беспределу опустить совершенно незнакомого ему зэка. По словам очевидца, Колыма хоть и с разбитой головой и поломанными ребрами, но ушел с места драки на своих ногах. А его противников уносили. И еще одним свойством характера, которое делало Колю Колыму одновременно и верным другом, и очень опасным врагом, было то, что он никогда и ничего не забывал. Ни хорошего, ни плохого. За хорошее всегда благодарил, а плохого не прощал.

Сейчас Колыма внимательно наблюдал за охранниками. Один из них, тот, что сидел дальше от решетки, за последние пять минут уже третий раз сменил позу, лицо второго тоже постепенно становилось каким-то напряженным. А когда спустя еще несколько минут в фургоне почувствовался отчетливый запах, говорящий о том, что у кого-то тут барахлит желудок, на лице Колымы промелькнула довольная усмешка. Если бы кто-нибудь из охранников посмотрел на него в этот момент, у него появился бы хороший повод призадуматься. Но ни тот, ни другой «рекс» сейчас не обращали на зэков никакого внимания. Слишком уж они были заняты своими проблемами.

– Ядрена вошь… – проворчал один из конвоиров. – Консервы нам сегодня, что ли, несвежие дали? Санек, у тебя брюхо не болит?

– Болеть не болит, но в сортир хочется охрененно, – отозвался второй вертухай.

– Ага, вот и мне тоже.

Еще пару минут оба «рекса» сидели молча, все больше и больше ерзая на местах, а потом первый снова не выдержал:

– Санек, давай с прапором свяжемся! Пусть тормознет, а то ведь я прямо здесь обосрусь!

– Не положено, сам ведь знаешь.

– Да фигня! Начальства нет, кто узнает? Сам, что ли, не хочешь?! Тормознем на пять минут, сгоняем до кустов – и дальше поедем.

На лице второго охранника отразилась нешуточная внутренняя борьба, но, прежде чем он успел что-то ответить, двигатель автозака неожиданно чихнул, взревел громче, но захлебнулся, на секунду смолк совсем, а потом заработал, но как-то надрывно, с перебоями. Фургон поехал медленнее.

– Что за хрень? – недоуменно проговорил тот вертухай, которого напарник называл Саньком.

– Сломались, кажись, – почти с радостью в голосе отозвался первый. – Слушай, раз такое дело, точно надо смотаться до кустов. Свяжись с прапором – пусть остановит машину, посмотрит с водилой, что с ней такое. А мы пока в кусты сгоняем.

– Ладно… – Охранник достал из нагрудного кармана рацию. – Но выходить будем по одному. И я первый.

– Да что ты… – начал второй охранник, но Санек жестом заставил того замолчать и заговорил в рацию:

– Товарищ прапорщик, разрешите обратиться.

– Что такое? – раздался из динамика хриплый недовольный голос.

– Остановите ненадолго машину, нам с Коробовым в кусты очень надо.

– А что у вас там такое? – донесся из динамика рации хриплый голос.

– Желудки прихватило здорово. Наверное, тушенка несвежая утром попалась. Остановите – вы пока посмотрите, что с двигателем случилось.

Старший конвоя некоторое время молчал, а потом отозвался:

– Ладно. Но в кусты бегать быстро, и по очереди. Одних зэков не оставляйте.

Вообще-то и это было нарушением устава. По правилам, конвоир ни на секунду не должен оставаться один с этапируемыми уголовниками. Отошедшего должен подменить старший конвоя. Но, разумеется, в отсутствие начальства вертухаи придерживались уставных правил не очень строго. Как только прапорщик закончил говорить, Санек сунул рацию на место и мгновенно вылетел из фургона.

– Только быстрей давай, – жалобно проныл ему в спину оставшийся в фургоне «рекс». Ему, видно, было уже совсем невмоготу, он уже не мог стоять на месте, начал кружить по небольшому свободному пространству своего отсека, чуть согнувшись и прижимая руки к животу.

В этот момент Череп краем глаза заметил движение Коли Колымы. Блатной как-то весь подобрался и чуть пошевелил правой рукой. Из рукава у него показался какой-то железный штырь, который Колыма тут же перехватил свободной рукой и взял так, чтобы охраннику его не было видно. Увидев, что Череп заметил его движение, Колыма едва заметно кивнул ему. Череп осторожно наклонил голову в ответ. Он все понял – видимо, Колян решил воспользоваться подходящим моментом и попытаться сделать ноги. Знать бы еще, как он умудрился заточку притырить, шмонали ж вроде перед выездом с зоны. Хотя… Разные есть способы, а уж такой человек, как Колыма, наверняка знает их все.

Колыма с нарочито громким кряхтеньем привстал с корточек и сделал шаг в сторону, словно разминая затекшие мышцы, а на самом дела заняв наиболее удобное положение для атаки. Разделявшая зэков и конвой решетка была серьезной преградой, но у нее был один существенный недостаток – через нее свободно проходила рука. И если потерявший бдительность охранник оказывался достаточно близко, то с определенного места достать его было вполне можно. Именно это место со всей возможной осторожностью и занял сейчас Колыма.

Впрочем, пожалуй, осторожность его была даже лишней. Оставшегося в одиночестве вертухая сейчас интересовал только его живот, окружающего мира он практически не замечал. А зря. Когда «рекс» в очередной раз оказался в опасной зоне, Колыма сделал молниеносное движение, рука с заточкой, сделанной из электрода, высунулась далеко за решетку, и железный конец вошел охраннику точно под правую ключицу. Вертухай вскрикнул, поднял на Колыму мгновенно помутневшие глаза и тут же осел на пол.

– Колян! На фиг?! – выдохнул Череп. – Замок-то все равно…

Договорить он не успел. Колыма, не обращая внимания на его возглас, ловким движением согнул заточку, превратив ее в довольно длинный крюк и, почти улегшись на пол, зашарил ею по одежде упавшего. Через несколько секунд раздалось негромкое звяканье, и Колыма подтащил к себе вытянутые из кармана «рекса» ключи. Движения блатного были ловкими, быстрыми и совершенно несуетливыми, чувствовалось, что прежде, чем действовать, он составил в уме подробный план и теперь строго следовал ему.

– Выходим! – шепотом сказал Колыма Черепу, открывая замок, запиравший дверь в отсек арестантов, и первым выскользнул наружу, подобрав автомат.

– Свяжи этого, – кивнул он Черепу на лежащего конвоира. – Да быстрее! Сейчас второй вернется.

– Зачем вязать? Ты ж его… – недоуменно начал Череп, но Колыма перебил его.

– Живой он! Ранен только, я знал, куда бить. Вяжи! И в рот какую-нибудь тряпку запихни, вдруг очухается не вовремя.

Череп сдернул с «рекса» ремень и ловко скрутил ему руки, а штаны приспустил до колен – это не хуже связывания двигать ногами мешает.

– Тихо! – шепнул Колыма. – Идет! Слева встань, подстрахуй!

Сам Колыма встал справа от входа в фургон, а Череп, повинуясь его жесту, слева. И когда вертухай с довольной улыбкой шагнул внутрь, в солнечное сплетение ему врезался ствол автомата. «Рекс» охнул, согнулся, и Череп тут же врезал ему сверху по основанию шеи сцепленными в замок руками. Вертухай рухнул на пол и больше не шевелился.

– Этого тоже вяжи, – приказал Колыма Черепу. – И ствол бери.

Через минуту оба блатных уже стояли с автоматами на изготовку у двери фургона.

– Прапор с шофером сейчас снаружи, наверняка смотрят, что с машиной случилось, – прошептал Колыма. – Нужно их обоих вырубить. Делаем так – я выпрыгиваю первым и иду направо, ты за мной и налево. Увидишь их – вырубай. Но смотри, не убей, и стрелять не нужно, слышно больно далеко будет.

– Лады, – кивнул Череп.

– Тогда начали, – выдохнул Колыма, толкнул железную дверь плечом и ловко выпрыгнул наружу. Еще до того, как его ноги коснулись земли, блатной увидел шофера фургона, идущего как раз на него. Глаза водилы округлились, рука зашарила по кобуре, а рот приоткрылся, но сделать он так ничего и не успел. Колыма в два прыжка покрыл разделявшее их расстояние и четко врезал шоферу прикладом автомата по голове. Не издав ни звука, водила рухнул на землю. Тем временем за спиной Колымы раздался голос Черепа:

– Стой, падла! Мочкану!

Колыма развернулся и бросился на голос. Обогнув машину, он увидел бледного прапора, которого держал на прицеле Череп.

– Мочкануть его, Колян? – спросил парень. Колыма покачал головой:

– Не нужно. Погодь-ка. – Он подошел к начальнику конвоя и вырубил его таким же ударом, что и шофера.

– Фу-у! – Только теперь Коля Колыма позволил себе облегченно вздохнуть.

– Ну ты даешь, Колян, – восхищенно покачал головой Череп. – Надо же, получилось! Я когда увидел, что ты заточку из рукава тянешь, подумал, что только довесок к сроку заработаем!

– Погоди, мы еще не ушли, – отозвался Колыма. – Помоги-ка лучше мне, нужно всех вертухаев в наш бокс запихать.

Вдвоем они за несколько минут стащили всех четверых конвоиров, ни один из которых пока не пришел в себя, в арестантский отсек фургона.

– Теперь нужно этого перевязать, – Колыма кивнул на раненого им «рекса». – Череп, оторви-ка полоску от какого-нибудь из их бушлатов, перевяжем его.

– Ты что, Колян! – искренне изумился Череп. – Ты менту поганому помогать собрался?! Сам же говорил: западло с ними дело иметь…

– Подачки брать – западло, – кивнул Колыма. – А перевязать его нам сейчас стоит.

– Я думал, ты их всех перемочить собираешься, только хочешь здесь, в фургоне, по-тихому.

– Нет, – решительно покачал головой Колыма. – Если мы хоть одного замочим, нас искать в два раза круче будут. Да и не по понятиям это – беспределом таким заниматься. Убивать нужно, только когда по-другому никак.

– Ну ладно, не мочить так не мочить, но хоть попинать их напоследок надо!

– Не надо, – коротко, но решительно ответил Колыма, начиная перевязывать «рексу» рану.

– Вот уж никогда бы не стал мента перевязывать! – громко и недовольно сказал Череп, глядя на это. – Сдохнет так сдохнет, туда ему и дорога!

– Я ж тебе объяснил, нам самим выгодно, чтобы он выжил, – ответил Колыма.

Череп явно был не согласен, но дальше спорить не решился.

Зато, пока Колыма перевязывал раненого, он все-таки успел по нескольку раз пнуть всех остальных вертухаев. Он бы и на этом не остановился, но Колыма его одернул.

– Череп, сходи лучше посмотри, что в кабине у водилы можно взять полезного. В первую очередь жратву смотри, спички, курево.

Бросив последний злобный взгляд на валявшихся на полу конвоиров, Череп выскочил из фургона. Колыма, закончив перевязку, вышел из арестантского бокса, запер дверь и что было сил швырнул ключ в открытую дверь. После этого он двумя ударами автоматным прикладом превратил рации охранников в кучу обломков и выпрыгнул из фургона.

– Ну, что там есть? – спросил он у Черепа, подходя к кабине.

– Топор есть, чайник, тушенки четыре банки, еще какие-то консервы, спички есть, – отозвался возившийся в кабине Череп.

– А карта есть?

– Нет, кажись.

– Ты, наверное, смотришь не там. – Колыма ловко влез в водительскую кабину и зашарил по спинке кресла. – Здесь должен быть такой карман. Ага, вот он… И не пустой, что-то тут есть… Точно, она!

Блатной с довольным видом развернул подробную карту области.

– Самое то, что надо…

– Слышь, Колыма, а компас нам нужен?

– А здесь что, есть?

– Вот. – Череп протянул Колыме небольшую круглую коробочку.

Колыма осмотрел компас и довольно улыбнулся.

– Работает. Это совсем хорошо. Конечно, и без него бы вышли, по солнышку, но так оно, конечно, лучше.

– А куда мы пойдем-то, Колян? – спросил Череп. – У тебя, наверно, план есть, я смотрю, ты все хорошо продумал?

– На юг двинем, к Хабаровску, – ответил Колыма. – Если оставить стволы здесь…

– Что?! Стволы оставить?! Да лучше уж еды не брать, но трещетки не оставлять! – возмутился Череп.

– Стволы мы оставим здесь, – повторил Колыма негромко, но веско.

– Да почему?!

– Так свалить будет проще. Одно дело, если мы с оружием уйдем, да еще труп за собой оставим. Тогда все УИН на дыбы встанет, землю будут есть, но достанут. Вооруженный побег, как же, им за него ввалят по первое число. А если мы безоружными уйдем, и все «рексы» живы, то разговор другой. Мало ли так пацанов валит, особенно по весеннему времени. Никто на нас особенных сил тратить не будет. Объявят в местный розыск, а мы тем временем уже в Хабаровской области будем. Там УИН свой, нашему не подчинен, пока они все согласуют… Да и не с руки их операм чужих беглецов ловить, у них своих дел хватает.

– Все-таки без пушек как-то стремно.

– Что ты выберешь – три дня побегать с пушками и довесок к сроку получить или свалить по-нормальному? – прищурившись, спросил Колыма. Ответить Черепу было нечего, и он промолчал.

План Колымы и правда был вполне приемлемым. Имея карту и компас, до Хабаровского края добраться довольно легко. Главный ориентир – река Иня, с истоками в Якутии, впадающая в Охотское море. Проблема только с тем, как выжить в тайге, но тут «зеленый прокурор» поможет. Тепло, гнуса еще нет, хаза под каждым кустом, а весенняя тайга всегда прокормит.

– А когда до Хабаровского края доберемся, что тогда? – спросил Череп.

– Есть у меня по дороге к Хабару один надежный пацан, – ответил Коля Колыма. – Он нам поможет первое время перекантоваться. Ксивы, филки, в общем, не пропадем.

– А потом?