Посвящается нашим дедам, которые создали великую державу, и отцам, которые умудрились ее разрушить…

© Михаил Резяпкин, 2024

© Издательский дом BookBox, 2024

Часть первая. Забайкалье

Лучшее воспоминание – это то, которое начинается с самого раннего возраста.

Ричард Хилдрет. Белый раб

Дед

Четырехлетний мальчик внимательно слушал объяснение деда. Дед был огромен, абсолютно лыс и туг на ухо. Два последних качества он приобрел на войне после контузии, что укрепляло его и без того безграничный авторитет. Вопрос внука был прост и обычен для его возраста: откуда берутся дети, котята, грибы и цветы – все, что есть в этом мире. Дед долго не размышлял – ответ, видимо, был у него всегда наготове: «Видишь ли, все маленькое рождается от большого. Маленькие котята и щенки – от котов и собак, дети – от пап и мам, маленькие деревья – от больших деревьев. Вот, например, если мы отломим от этого большого дерева веточку и воткнем ее в землю, то потом из этой веточки вырастет новое дерево». Дед был мудр, но в данный момент немного лукавил – ответ был неполон, хотя на этот момент абсолютно удовлетворил и обрадовал внука. «Все ясно!!! Малое – от большого!!! Как ветка от дерева».

Дед приехал в пограничный военный городок из Поволжского райцентра. Ехал долго – четверо суток – для того, чтобы повидать внука. Контуженый старик заставлял всех разговаривать громче, и окружающие естественным образом быстро привыкали к этому. Даже после его отъезда все продолжали кричать друг на друга, пока кто-нибудь иронично не замечал: «Зачем орать, дед же уехал!»

Сильнее всего внука впечатляли утренние процедуры деда, который заряжал себя и все окружающее энергией. Он вставал рано утром, вместо тапочек наматывал на ноги армейские байковые портянки и каждый раз будил внука странной и непонятной фразой: «Просыпайся и помни, что человека на каждом шагу подстерегает опасность!» После этого он начинал мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик, иногда, если прислушаться, можно было разобрать слова:

 
Грек из Одессы, еврей из Варшавы,
Юный корнет и седой генерал:
Каждый искал с ней любви и забавы
И на плече у нее засыпал…
 

Так напевая, он делал старомодную утреннюю гимнастику, которая была сущей эклектикой и состояла из массажа конечностей, наклонов с пыхтением, боксерского боя с тенью и штыковых выпадов. К этому времени внук уже окончательно просыпался и с замиранием сердца ожидал окончания зарядки, приоткрыв дверь ванной. Дед умывался обильными порциями холодной воды, начиная с самой макушки, как будто мыл большой спелый арбуз. Кульминация наступала, когда дед мощно и звонко шлепал себя ладонями по чистой сверкающей лысине. Он знал, что внук завороженно подглядывает за ним, но притворялся, что не замечает.

Потом они вдвоем завтракали и шли гулять. А вокруг всегда была зима. Дед носил военный китель с большим количеством орденских колодок. Все встречные здоровались с ним, и он подавал им для рукопожатия свою покалеченную на войне огромную пятерню. Но самым главным предметом его гордости были не ордена, а внуки. А этот был самым младшим и любимым. Все говорили про них: «большой да маленький». Вот так и выходит, что большой и маленький гордились друг другом. К тому же теперь я уже знал, что малое родится от большого, и, глядя на деда, мечтал о том, что у меня тоже будут такие же глубокие морщины на лбу и такие ордена на груди: ведь я – та самая маленькая веточка от этого большого дерева!

Больше не буду прятаться за деда и признаюсь, что маленьким был я (да вы и сами, наверное, уже догадались).

– Деда, а откуда берутся морщины на лбу?

– Это от ума! Когда много думаешь и хмуришь лоб, то остаются морщины – вот так, – и дед изображал, как надо правильно хмуриться.

– А почему у меня нет?

– Значит, ты еще маленький и думал мало – у тебя все впереди, не беспокойся!

– А за что ордена дают на войне?

– За храбрость, за терпение, за веру в победу.

– А я буду таким же умным и храбрым, как ты? Я хочу такие же морщины и ордена!

– Будешь, даже лучше! Только если действительно этого хочешь.

– Конечно хочу! А расскажи о войне!

Снег хрустел под подошвами наших валенок, и я завороженно слушал адаптированные для детского ума дедовские истории о финских снайперах-кукушках, об освобождении концлагеря Майданек и о штурме Рейхстага. Я уже знал, что самый лучший в мире танк – это Т-34, на котором дед дошел до Берлина. В то время мы не разбирались в марках легковых автомобилей, я даже и не помню, были ли они тогда вообще…

Дед учил меня быть справедливым, неприхотливым и терпеливым – он считал, что это главные для солдата качества. У меня не было сомений, что я буду солдатом, когда вырасту.

Дед, играя со мной, шутя обучал основным строевым командам: «Смирно!», «Вольно!», «Строевым шагом – марш!», «Кру-гом!», «На пле-чо!».

– Руки вверх! – радостно ткнул я деда в живот деревянным автоматом.

– Направлять оружие на живого человека нельзя ни в коем случае! – хмуро ответил дед, «разоружив» меня.

– Но это же игрушечный! – пытался я оправдаться.

– Иногда и палка стреляет! – резюмировал дед. – Я конфискую автомат до завтра.

– А что такое «конфискую»?

– Отбираю, положу в шкаф – это будет оружейная комната. Сдать оружие!

– Ну, дед! Ну не надо! – я начал реветь.

– Как же ты сможешь стать солдатом, если сопли распускаешь?! Сдать оружие!

– Есть сдать оружие! – И, давя рыдания, я передал игрушку в дедовы руки.

Дед в этих вопросах был неумолим и считал, что к культуре обращения с оружием нужно приучать с самого раннего возраста.

Дисциплинарные взыскания от деда получал не только я, но даже отец. Как-то раз, вернувшись домой с улицы, мы играли в мячик, и тот закатился под диван. Дед полез его доставать, и в этот момент его рука зацепилась за какой-то ремень и извлекла на свет СВД – снайперскую винтовку с оптическим прицелом (отец добывал ей изюбря). По возвращении отца со службы на кухне была проведена «политбеседа». Дед был старше по званию (полковник супротив старшего лейтенанта) и делал отцу выговор за небрежное обращение с оружием в помещении, где живут дети. Знал бы он, что в папке для документов в чулане хранится пистолет ТТ! Его мы брали с собой, чтобы позабавиться, когда все вместе выходили за дом жарить шашлыки. Кроме ТТ, кто-то приносил наган, марголина и макарова – стреляли по консервным банкам. Мама при стрельбе зачем-то визжала перед каждым выстрелом – наверное, это помогало ей попадать, так как стреляла она с закрытыми глазами. Попадала она даже лучше, чем папа, и папа от этого нервничал, потому что он-то как раз знал, как надо стрелять правильно!

После этого у меня появлялись игрушки – стреляные гильзы для игры в солдатиков. Малокалиберные (желтые и черные) гильзы от марголина сходили за молодых солдат, которые постоянно шлялись по нашему двору – их тонкие шеи торчали из х/б, точь-в-точь как гильзы от мелкашки. Желтые револьверные и статные фигуристые автоматные гильзы были бравыми сверхсрочниками, а короткие толстенькие зеленые от макарова – старшими офицерами. Пузатый майор дядя Костя из соседней квартиры – друг и собутыльник отца – был очень похож на такую гильзу. Поднятые по тревоге гильзы быстро усаживались в грузовики – коробки из-под патронов – и ехали куда-то на границу.