© Михаил Курсеев, 2017

ISBN 978-5-4483-6492-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Три Галины и Марина
Повесть

От автора

Повесть о юных годах, первой любви. Любить в жизни можно только один раз, вся же остальная жизнь с её неоднократной влюблённостью – лишь попытка вернуть то былое и навсегда утраченное чувство. Чувство первого поцелуя и первого трепета при осознании, что ты влюблён невосполнимо.

Расхожая фраза, что любви все возрасты покорны, верна только для того, кто ранее не любил ещё. Это так же верно, как то, что дважды в одну реку войти невозможно. Поэтому вопрос о том, а кто же был первой твоей любовью? – для многих остаётся загадкой до конца дней своих.

Глава 1

Школьная любовь

Впервые Михаил влюбился в девочку в первом классе, с которой сидел за одной партой, её звали Галина. Светловолосая девочка всегда в школу приходила с двумя огромными белыми бантами, глаза у неё были цвета неба. Именно цвета неба, которое меняло свою окраску в зависимости от времени года. Казалось, что и цвет глаз Галины был от туманно-серого зимой, до ярко-голубого весной. Михаилу в ней нравилось всё: от её аккуратных повседневных школьных фартучков и платьиц, до всегда блестящих туфелек, от её алых бантиком губок до косичек в шикарных бантиках. Неведомая сила тянула его к ней и влекла, в школу он каждый день не бежал, а летел как на крыльях с одной мыслей: скорее увидеть её. Галина со временем стала его идеалом и тайной мечтой.

Они оба были отличники, все четыре года, что проучились вместе, всегда дружили и ни разу не поссорились, сидели за одной партой. Миша старался изо всех сил быть во всём лучшим в классе, что бы нравиться ей. Он рисовал самые красивые картинки, тайно писал стихи, начал ходить в секцию плавания. Он хотел быть уверен в том, что если понадобится, то он сможет спасти свою любовь, если она будет тонуть. При своём небольшом росте стал самым бесстрашным драчуном в классе, что его многие побаивались. Не дай бог, если кто-то пытался обидеть Галину, то кровь и сопли у того сразу текли рекой.

На выпускном вечере по случаю окончания начальной школы, они вдвоём весь вечер танцевали все медленные танцы, а потом именно они вдвоём провожали свою первую учительницу Валентину Устиновну до самого дома. Миша с трудом тащил огромную коробку полную красивейших роз, какие растут только в Узбекистане. Валентина Устиновна была чудеснейшей женщиной, прекраснейшим педагогом, именно она привила детям любовь ко всему прекрасному, вырастила самый дружный в мире класс. Она никогда не считалась с личным временем, водила класс на экскурсии в музей, в кино, театр, просто на природу в маленькие походы.

Проводив учительницу, они с Галиной оба со слезами на глазах побрели домой. Оба чувствовали и осознавали, что от них ушла незабываемая частичка их детства, это было расставание с первой любовью, они тогда ещё этого не знали, но им обоим было очень грустно, до дома Галины дошли без слов. Галинка огромными серыми глазами полными слёз последний раз глянула на Мишу, закрыв лицо руками, убежала домой.

Она жила на той же улице, что и Михаил, только на другом конце, довольно далеко. Домой он брёл как в тумане, не видя ничего вокруг, его не радовали, ни грамота за отличное окончание начальной школы, ни благоухание весны, видно у него уже было предчувствие, что его разлучат с Галиной, с его родной школой и родным классом.

Так и случилось в августе. Расставание с родной школой для Михаила стало трагедией, по настоянию старшей сестры его перевели в физико-математическую школу, как способного ученика отличника. Сколько раз он позже проклинал тот день и час, когда согласился перейти в эту ненавистную ему чужую школу, в чужом и враждебном ему районе, с совершенно чужими одноклассниками из чуждого ему сословия.

Новая школа была в самом центре города. В классах с математическим уклоном учились лучшие ученики со всего города, а так же не столь одарённые детки элитных родителей, но почти все они к шестому, седьмому классу отсеялись, так как освоить программу с математическим уклоном было довольно трудно тем, кто не обладал незаурядными способностями и трудолюбием. Способности у Михаила были, а вот желание учиться, вообще ходить в чужую школу у него не было абсолютно, поэтому он быстро превратился из лучшего ученика класса в середняка, но продолжал там учиться, только благодаря уговорам и слезам матери, которую не хотел расстраивать. Даже, когда она поняла, что для сына эта школа стала не в радость, и была согласна вернуть его в родной класс, то было поздно. Его бывший класс в полном составе учил немецкий язык, а Михаил два года изучал английский. Он готов был наверстать и учить немецкий, но его просто не могли взять обратно по школьным правилам. Вот так и пришлось учиться в ненавистной ему школе до окончания.

Михаил часто убегал с последних уроков и, выйдя из автобуса, стоял в сторонке рядом с остановкой, дожидаясь, когда Галина будет возвращаться из школы, но когда она переходила дорогу, он сразу направлялся в противоположную сторону, боясь подойти к ней, проводить её. С ним происходило, что-то непонятное; он никогда не был трусом, робким и стеснительным, но при виде Галины столбенел и робел. Так, он в течение многих лет продолжал встречать её издалека, и провожать только взглядом, ни разу не приблизившись и не заговорив с нею. Его нещадно изнутри глодало чувство вины, будто это он сам бросил её, и по своей воле ушёл в другую школу. Ему казалось, что она должна ненавидеть его за это. Святая детская наивность, но именно так, рассуждая, сам себя бичевал Михаил.

Каждую осень всех старшеклассников города вывозили на сбор хлопка, в том числе и школу, где учился Михаил, но учившиеся сынки и дочки номенклатурной элиты города, как правило, выезжали на хлопок как на пикник, могли в любое время вернуться домой, потом снова поехать, работали также спустя рукава, никто сильно не напрягался. Жили и работали каждый год в одном и том же колхозе миллионере, который не очень, как было видно, нуждался в посторонней помощи, но так было принято, выезжали все.

Размещались «хлопкоробы» в здании местной школы, в прекрасных тёплых и светлых классах, спали на мягких раскладушках, кормили очень хорошо и вкусно. Каждый год школу даже награждали ценными подарками за огромный вклад по сбору «белого золота», хотя каждый знал, что за то, как они работали, в других школах отчисляли.

В восьмом классе, поработав недельку на сборе хлопка, Миша приехал домой, взял свой мопед и поехал в колхоз, где работала его бывшая родная школа. Он твёрдо решил, что если Галина проявит к нему хоть капельку симпатии, то он непременно расскажет ей о своих чувствах к ней, что хранил в тайне все эти годы.

Он мчался с максимальной скоростью в шестьдесят километров в час, как говорится – выжимал всё из своего верного мопеда, что тот мог позволить выжать из себя. Мчался навстречу своей любви, а точнее, на встречу: надежде, вере, что будет любовь.

Проехав через плотину, разделявшую реку Чирчик на два рукава: поливной канал и основное русло реки, прозрачные воды которой с грохотом неслись через открытые шлюзы вниз по долине, Миша поехал по дороге вдоль реки. Было начало октября, деревья стояли все ещё совершенно зелёные, только кое-где можно было увидеть отдельные жёлтые и красные листочки, но не зримо в воздухе витала уже осень. Она веяла утренней прохладой, парила паутинками неприятно обволакивающими лицо, радовала созревшими полями с богатым урожаем, спелыми гроздями винограда и пьянила пахучим запахом поздних сортов дынь, арбузов на спелой бахче. Проплывающие мимо посёлки пестрили раскраской домов и заборов, прямо вдоль дороги росли яблони, ветви которых под тяжестью плодов кланялись прохожим, пожелтевшая трава была усыпана опавшими яблоками, которые никто не собирал. Между селениями простирались хлопковые поля, там, где ещё не был убран урожай, они были похожи на заснеженные острова правильной прямоугольной формы, омываемые вокруг бесчисленным количеством каналов и арыков вдоль которых росли колючие акации и местами серебристые тополя. Картина была довольно живописная, особенно там, где могучие древние чинары, росшие по обеим сторонам дорог, протягивая навстречу друг другу свои огромные ветви, как лапы, полностью смыкались над дорогой, не пропуская солнечные лучи, образовывали сказочные тоннели в изумрудных животрепещущих горах.

Ребята его бывшего класса жили в каком-то сарае или ангаре в ужасных условиях, спали на деревянных нарах, барак напоминал собою подобие лагерного, что Миша видел только в кино. Колхоз был бедный или жадный, кормили школьников плохо, но при этом были установлены для них такие нормы по сбору хлопка, что у Миши от удивления волосы встали дыбом, когда они ему это сказали.

– Сегодня девяносто пять килограмм собрал, – хвастался, Серёга Маркин.

– Ну, и что, а я девяносто восемь, – парировал Володя Фролов, тут зашёл Марс, гордо заявил: – Сто десять!

Они Мише не поверили, что в его школе, больше тридцати килограмм собирать – позор, норма шестьдесят, но если кто и собирает столько, то это значит, что он не собирается работать вообще ближайшие дня три. Расчёт был лишь в том, что на питание достаточно пятнадцать килограмм в день, и чтобы не брать деньги с родителей, вот эти пятнадцать и старались кое-как с землёй и пылью натягивать.

Другими словами для детей пролетариев было всё по пролетарски, не то, что для детей слуг народа из той элитной школы, где учился Михаил. При этом никто из пролетарских ребят ни на что не жаловался, все были всем довольны, даже хвастались друг перед другом о перевыполнении нормы, прямо стахановцы. А уехать на пару дней домой, то это было у них на уровне преступления, им даже болеть не разрешали.

Мишу встретили одноклассники хорошо, выделили ему на нарах почётное место, закидали вопросами:

– Как, где, почему?

Вечером, когда собрались у костра, что-то жарили на деревянных палочках, разлили портвешка по железным кружкам, травили анекдоты, пели песни. Михаил заметил, что Галина смотрит только в ту сторону, где был Марс Мансуров, и понял, что она к нему не равнодушна, а Мишу совсем не замечает, ему даже казалось, что все другие одноклассники были больше рады его приезду, чем она. Эта мысль давила и угнетала, но у него не было ни повода, ни желания выяснять отношения с Марсом, ни тем более с ней. Он видел, что тот к Галине не проявлял никакого внимания. Просто стало жаль её, – как несправедлива судьба к людям, – подумал он.

Жаль стало Мише и себя, но он понимал, что положение его безнадёжно особенно сейчас, поэтому весь вечер довольствовался только тайным созерцанием милого сердцу образа. Он ни с кем не поделился тайной нежданной цели своего визита в их колхоз, а рано утром, когда ещё все спали, уехал. Вот так в его сердце и догорела столь долго тлевшая первая любовь, нет, не забылась, не исчезла бесследно, зарубцевалась ранка, готовая всегда вскрыться и разболеться.