Глава 1

– Вот ты говоришь “Боги”, – сказал молодой парень, четырнадцати лет отроду, по имени Агрон. – А что они дали нам, твои боги?

– Вообще-то я молчал, – удивлённо сказал ему другой, на пару лет младше.

– Нет, Грон, ответь мне, – не обращая внимания на слова своего брата, продолжил старший брат. – Ты постоянно твердишь мне о богах. Наши родители были набожные, и что? Отец погиб пару лет назад на войне, которая ему нужна была, как собаке пятая нога. Воевал против своих же так сказать, хоть им и задурили голову святоши. Мать мы похоронили с тобой два дня назад. И где вот они сейчас по-твоему?

– Эм-м… – неуверенно протянул младший брат. – С богами на небесах?

– Ага, держи карман шире! – уставившись в стену родного дома, злобно рявкнул Агрон. – Отец убивал людей. Какая там первая заповедь у святош? Какой там из старых богов поощряет убийство? М-м-м, да, точно – никто. Мать после смерти отца раздвигала ноги направо и налево…

– Не говори так! – резко перебил его младший.

– А что, не так?! – удивлённо посмотрел на него Агрон. – Ты что думаешь, что все эти мужланы ходили к ней просто так проведать? Или ты думаешь все эти отсрочки бандиты и сборщики на рынке ей тоже по доброте душевной давали, за красивую улыбку?

Грон совсем поник. Он и правда верил, что люди были добры к ним и к их матери после смерти отца. От него им досталась на центральном рынке лавочка, но за неё нужно было платить. Сборщикам пошлины, бандитам, поставщикам, даже стражникам. Отец не был искусным воином, но он делал отличные арбалеты и болты к ним. Агрона он успел научить ладить совсем простенькие и небольшого размера, на что у парня хватало сил. Грон же преуспел в изготовлении болтов к ним. Наконечники приходилось закупать у местных кузнецов, но ничего, как говорила мать – именно младший брат зарабатывает им на хлеб.

– Молчишь? В аду они, братишка, за убийство и прелюбодеяние, – от досады старший пнул лежавшее на полу полено. – И нам туда дорога.

Дерево ударилось о каменную стену. Каменную – потому что братья жили не в какой-то там лачуге в деревне. Они жили в добротном доме в столице Долонии Танерхольме. Дом был совсем небольшим – три кровати да печь с обеденным столом. На стенах висели несколько арбалетов, сделанных их отцом, был герб королевства – двуглавый лев. Отец им очень гордился, ведь ему его подарили за хорошую службу.

– А почему нам тоже в ад-то? – поинтересовался младший. – Я каждый день молюсь, мы не сделали ничего плохого.

– Пф, молится он, – фыркнул Агрон. – Ничего плохого говоришь? А кто отравил травника шесть лет назад?

– Так мы же случайно, мы не знали, что те грибы были ядовитые, – удивился Грон.

– Ты не знал, а я знал, – ухмыльнулся старший.

– Как?! – воскликнул Грон.

– Да вот так. Когда я понял, что старик ни черта отличить уже не может обычный белый гриб от желчного – решил проверить чем это закончится. Я думал его просто стошнит, а он кони двинул, – пожав плечами, ответил Агрон. – А ты, стало быть, в этом участвовал, ведь ты их ему принёс.

– Это… это не считается, я не знал! – тут же замахал руками младший.

– Всё ты знал, маленький ты просто был, уже и не помнишь. А твои боги всё помнят, – лукаво усмехнулся он.

– Боги дали нам крышу над головой и достаток, – возразил Грон. – У меня вон даже башмаки есть!

– А не хватавшие деньги на них ты где взял? – брат указал на потрёпанные кожаные ботинки, что стояли у кровати. – Ах да, точно! Украл ведь в соседней лавке, когда купец Ва́нек отвернулся. Какому богу ты там молишься вечно, Элладану? Ну и как, справедливо это по-твоему?

– За кражу пары серебряников в ад не бросают… – угрюмо ответил ему младший.

– Бросают, не бросают… Дорога нам один чёрт туда. Я не собираюсь прожить всю свою жизнь стоя на коленях и расшибая лоб в молитвах богам, что бросили нас тысячи лет назад. И тебе не позволю! – грозно сказал Агрон.

– Ты это чём? – удивлённо спросил его брат. – Что ты задумал?

– Задумал я, братец мой, что раз уж всё равно нам не избежать попадания к демонам, так нужно нам туда прийти не с пустыми руками, – злобно оскалился старший. – Что я и понял из всей этой религии, так это то, что чем страшнее твои грехи были при жизни, тем почетнее будет твоё место в аду.

– Вообще-то нет, тем страшнее будут твои мучения, – возразил ему Грон.

– Мучения так и эдак будут. А ты вспомни, что рассказывали нам жрецы в храме Амендиля, – Агрон задумчиво почёсывал подборок. – С тех пор их слова не давали мне покоя. Я хорошо запомнил две вещи – чем страшнее мучения, тем в более сильного демона превращается душа. А чем страшнее грехи на земле – тем сильнее мучения. Из их примеров самых известных злодеев, что помнила история, мне хорошенько запали в голову те, кто был при жизни настолько грешен, что, попав в ад, их там ждали с распростёртыми объятиями и они тут же становились властными демонами.

– Брат мой, ты меня пугаешь, – с расширенными от ужаса глазами, сказал младший.

– Таким образом, братишка, родилась у меня вчера идея, – не обращая внимания на слова собеседника, продолжил Агрон. – Безгрешной мирской жизнью мы жить не сможем, уже и так нагрешили. Сколько раз мы воровали? Травника убили… А врали сколько раз, прикрывая друг друга? Нет, братец, остановись щас моё или твоё сердце – не видать нам небес да богов.

– Грехи можно искупить! – завопил было Грон.

– Цыц! – прервал его старший. – Можно искупить говоришь. А цену этого искупления кто знает, а? То-то и оно, что нет. А вот что мы можем действительно сделать – узнать про ад как можно больше. Я не знаю как, но об этом точно должны знать маги. Просто так они не расскажут, но деньги развязывают языки всем. Продадим лавку, будем воровать, убивать если придётся. Разбогатеем, заплатим магам за их знания. И тогда будем знать, что нам делать.

– Ты… придумал это вчера? – с неподдельной грустью спросил Грон. – На следующий день после похорон матери? Я весь день молился за её душу, а ты придумал ЭТО?

– Знаешь, если ты так веришь в своих богов, тогда быть может, проведем простой опыт? До утра осталось пара часов, давай в одну руку ты будешь молиться, а в другую срать. Посмотрим какая быстрее наполнится, и если вторая – то поступим по-моему.

– Что? Это так не работает! – воскликнул младший.

– В нашем мире это работает именно так! – схватив за рубаху брата, громко, прямо в лицо сказал ему Агрон. – Утром жители этого города молятся во всех храмах, а вечером – бухают и жарятся в борделях без какого-либо зазрения совести! Посмотри сколько жиртрестов среди жрецов, особенно у этих святош из Богограда! Посмотри, как украшены их храмы! Это всё от безгрешной жизни? Наша мать вынуждена была ублажать кого ни попадя, лишь бы у нас была еда и крыша над головой, сильно помогли ей твои молитвы? Она умерла от болезни, от которой мрут только шлюхи!

Агрон отпустил рубаху брата. Тот угрюмо сидел на своей кровати. Спустя несколько минут сквозь слёзы он сказал:

– Она страда последние недели. Ей так было больно…

– Да, было. И пока ты молился по вечерам, я трижды ходил воровать для неё лекарства. Один раз даже поймали, – Агрон поднял рубаху, на животе и рёбрах было несколько ссадин и синяков.

– Так вот где ты пропадал. – только и сказал младший.

– Сколько в лавке нашей не стой, много не заработаешь. Без авторитета отца и материнских… услуг, мы едва на пошлину соберём. Делать мы ничего не умеем, и эти ботинки – он снова указал на кожаные сапоги у кровати, – последнее, что ты покупал в своей жизни на заработанные более-менее честным трудом деньги. И если ты там подумываешь пойти служкой в храм, то я так бездарно тратить свою жизнь не намерен. И тебе не позволю!

– И что ты предлагаешь, жить ворами и грабить честной народ? – презрительно скривился Грон.

– Кое-что… интереснее. Сегодня увидишь. Лавку открывать через три часа, давай поспим немного.

Братья легли спать. В печи ещё потрескивал огонь. Грон обдумывал слова брата, хоть они ему и не нравились. Что действительно дали им боги? Отец с матерью дали братьям жизнь, но боги отняли их. И война, на которой погиб отец, была с руки той же церкви человеческого бога. Почему тогда старые боги не защитили его? Как и Грон, отец больше всех чтил Элладана, бога справедливости. “Но в чём здесь справедливость” – не мог понять младший из братьев. Быть может, Агрон прав? Не стоит тратить свою жизнь на служение тем, кому на тебя плевать.

Старший же из братьев думал о том, что должно случиться сегодня днём. Ведь это не обычный день – сегодня бандиты должны были явиться за деньгами несмотря на то, что всего два дня назад братья похоронили мать. Грон не знал этого, так как меньше всех участвовал в семейной торговле. А денег у братьев осталось не так, чтобы много.

*      *      *      *      *

Как бы братьям не хотелось спать, но городской колокол был безжалостен. Как и каждое утро, в него трезвонили что было мочи, давая простому народу знать, что пора вставать и вкалывать до последних сил. Парни умылись, поделили краюху хлеба, да выдвинулись на рынок. Они не особо спешили, желающих нынче пополнить запасы болтов или тем более купить сколь недорогой, столь и не самый добротный арбалет, было не так много. А теперь, когда за прилавком не стоит кокетливая продавщица, лавочку и вовсе можно было прикрывать.

Идя по улице, Грон всматривался в лицо каждого человека, что встречался ему по пути. Он стал смотреть на людей иначе. По их лицам, он пытался определить, кто из них как вчера провёл вечер. Глядя на очередное лицо, он с надеждой желал увидеть банальную усталость от тяжёлой работы, недосып, обыденную грусть, или же наоборот радость. Но большинство людей, что повстречались ему на улице, были или ещё пьяны, или уже пьяны, или опухшие после попойки. Но обиднее всего ему было, что все эти люди шли молиться в район храмов. Как же он раньше не обращал на это внимания? Он ведь сам старался не пропускать ни одной службы, и каждый день видел этих людей. Как так можно жить? Это то, что ждёт и его, если он не последует за старшим братом? Утренняя молитва и вечерний кутёж? Неудивительно, что боги отвернулись от лицемерных людей.

Агрон же на людей не смотрел и вовсе. Он предвкушал сегодняшнюю встречу. Думал, как лучше поступить, снова и снова. Он не раз видел, как мать платила деньги бандитам. Ничего сложного, когда деньги эти есть. Да, у братьев была кубышка прямо в лавке, в которую мать откладывала деньги на чёрный день. День, который случился два дня назад. И хоть после трат на похороны, дабы мать не бросили гнить в канаве, их заначка изрядно оскудела, денег там хватило бы откупиться разок-другой от бандитов, даже страже заплатить. Но что делать дальше? Такой расклад старшему из братьев не нравился. С этими кошмарными поборами пора было кончать.

Несмотря на утреннюю службу, на рынке было довольно много людей. Вот только никому из них не были интересны ни арбалеты, ни болты к ним. Братья открыли свою лавку и начали ждать прихода бандитов. В том, что те придут, Агрон не сомневался. Так как ребята были в оружейной части рынка, справа от них находилась лавка продавца щитов. Они давно были знакомы, но не особо общались. А вот слева от них располагалась лавка того самого Ва́нека, у которого в своё время Грон прикарманил несколько недостающих монет на ботинки. Владелец продавал луки и стрелы к ним, и уже долгое время мечтал, чтобы его главные конкуренты закрылись. Несмотря на то, что лук и арбалет являлись кардинально разным оружием и имели своё собственное предназначение для использования – Ва́нек был уверен, что если бы он изжил своего конкурента, то дела сразу бы пошли у него в гору. Вот и сейчас, несмотря на то что братья на днях потеряли мать, он не скрывал своей радости и сказал парням:

– Ну что, молодежь, – потирал он свои ручки, – остались вы вдвоём. А я говорил вашей мамашке, продай ты мне лавку. Теперь лишь подождать мне немного надо, да прикроетесь вы. А я уж расширюсь, да разбогатею. В знак нашей дружбы могу вас служками к себе нанять, а, как вам идейка?

– Мы никогда с тобой не дружили, маленький толстяк, – даже не поворачивая головы, сквозь зубы ответил ему Агрон. – И уж не знаю, что ждёт нашу лавку, но я сделаю всё, чтобы она досталась кому угодно, но только ни тебе!

– Какие мы грозные! – усмехнулся купец. – Когда вы подохнете от голода, куплю ваш дом и открою в нём бордель. Там будут драть шлюх по самой низкой цене, как все драли вашу мать.

Агрон было потянулся за заряженным арбалетом, но младший брат схватил его за руку и посоветовал не обращать на толстяка внимания. Ва́нек рассмеялся и вернулся в свою лавку. Старший брат думал о том, есть ли у него шанс пробраться ночью на хорошо охраняемый рынок и спалить обидчику лавку, или же лучше и вовсе убить его ночью около дома. Грон же размышлял о том, сколько же злых людей в этом мире, и быть может, его брат прав и пора завязывать с бесполезными молитвами.

Не прошло и часа, как появились те самые бандиты, которых так ждал Агрон. По рынку ходил довольно высокий и очень толстый мужлан в окружении пары шалопаев помельче. Он собирал дань ежедневно, и вне зависимости от того, платили ему деньги или нет, он непременно брюзжал слюной и угрожал всякому, кто удумает на следующий день не заплатить. Так очередь дошла и до наших ребят.

– Чё, опарыши, сдохла мамка? – оскалившись, спросил бандит. – Я вам пару дней дал сопли попускать, теперь возвращаемся в график и гоним монету. Нет монеты – есть люля, нет монеты на следующий день – есть большие люля, нет монеты на третий день…

– Да-да, очень большие люля, мы поняли, ты жирный кусок дерьма, – вдруг сказал ему Агрон.

От такой наглости толстяк вошёл в ступор, а у его спутников глаза на лоб полезли. Даже Ва́нек, слышавший разговор, встал с отвисшей челюстью. Спустя мгновение жиртрест начал приходить потихоньку в себя и потянулся было за своей шипастой дубиной, но Агрон ловко выхватил из-под лавки заряженный арбалет и наставил прямо на собеседника. Грону же ничего не пришло в голову лучше, чем схватить лежавшие на стойке по острому болту в каждую руку. Хоть выглядел он совсем не грозно, но его лицо было полным решимости броситься на врага и защитить своего брата. Агрон обратился к своему обидчику:

– Жир на твоём мамоне может и смягчит выстрел, но этот арбалет делал мой отец – войдёт по самое оперенье, – грозно сказал старший. – Так что, если хочешь уйти отседова в добром здравии – самое время тебе валить. И передай своим, если они хотят денег, то я хочу говорить с их главным, а не мелкой падалью, вроде тебя.

– Ты… ты… – толстяк не находил слов и лишь источал смрад из своего рта, полного слюны от злости, – да я тебя на куски…

– Что здесь происходит!? – вдруг послышался чей-то мощный голос.

Голос принадлежал главному патрульному стражу. Он и пятеро вооружённых до зубов товарищей внезапно выросли за спинами головорезов. Центральный рынок – экономическая артерия столицы, и охраняла его королевская гвардия. Их украшенные двуглавым львом доспехи сияли на солнце, их алебарды были остры настолько, что, казалось бы, разрезают сам воздух. Хоть этого, конечно же, видно не было, но многие в это верили.

– Пока ничего страшного, добрый господин, – опуская арбалет, с доброжелательной улыбкой сказал Агрон. – Вот этот вот товарищ заказал целый колчан особых болтов, мы неделю над ним трудились, а теперь он отказывается платить.

– Ч-чего?! – только и вылупился толстяк.

– А это, господин, работа на целых два серебряника! – старший потряс одним из колчанов перед носом толстяка.

– Это правда? – грозно спросил капитан. – Коли так, гони мальцам монету, не то брошу в темницу, где тебе и самое место!

Капитан прекрасно знал этого толстяка и чем он со своими головорезами занимается, поэтому с удовольствием искал повод чтобы действительно посадить за решётку кошмарившего весь рынок головореза. Обладатель излишнего жира на своём теле это прекрасно понимал, и не нашёл ничего лучше, чем достать кошелек и заплатить целую гору медяков, ведь серебра у него не было. Он отсчитывал каждый медяк медленно, смотря с дикой ненавистью Агрону прямо в глаза.

– Пошевеливайся давай, я тут не собираюсь стоять до пришествия богов! – гаркнул капитан и пнул древком алебарды в толстяка.

Тот взвыл от боли и вывалил все медяки прямо на лавку. Не желая злить капитана дальше, он лишь промямлил что-то о том, что монет просыпалось больше, а лишнее пусть мальцы забирают, у них и так мать недавно померла. И тут же вместе со своей так называемой свитой быстрым шагом, что удивительно для его телосложения, упёр в неизвестность.

– Мальцы, вы чего удумали? Жить в этой лавке собрались, что ли? – нахмурившись, спросил ребят капитан. – Запрещено.

– Нет, что вы добрый господин! – замахал руками Агрон. – У нас и дом есть, добротный каменный, от отца да матери достался.

– Знаю я, кто был ваш отец, и как померла ваша мать, – не меняясь в лице, рявкнул страж. – И кто эта мразота я знаю тоже. Стоит вам выйти за пределы рынка, домой уже не дойдёте.

– Не боимся мы его, – насупился Грон и сжал кулаки.

– А надо бы! – гаркнул капитан. – И вы тут если думаете, что мы по доброте душевной вам помогли, то ошибаетесь. Мир слабаков не поощряет, а мои люди тоже хотят есть. Раз в неделю платите за охрану, иначе в следующий раз мы можем пройти мимо. И не вздумайте пихать мне эти сраные медяки! Серебро. Раз в неделю. Ясно!?

– Ясно, “господин”, – Агрон сделал полный неуважения и презрения акцент, отвечая капитану.

Последний не обратил никакого внимания и продолжил патрулирование. На Агрона издалека полный изумления смотрел Ва́нек и не менее удивлённо на него же смотрел и младший брат.

– Что это было? Нас же теперь порешат! – схватил за рубаху его Грон.

– Цыц, малявка! – шёпотом прикрикнул на него старший. – Ты серьёзно думаешь, что мы тут банчить стоять до конца жизни будем? Завтра придёт их главарь, я хочу загнать им лавку в обмен на членство в банде.

– Ты что, с ума сошёл? – от удивления глаза Грона стали размером с монету. – С чего ты взял, что вообще кто-то придёт? Правильно страж говорит, пришибут нас ночью и всё делов-то.

– Не пришибут! – гаркнул Агрон. – Придёт, выбора не будет. Им действительно либо убивать нас, либо договариваться. Ночевать сегодня будем не дома, а в храме, туда всех бездомных пущают, от одной ночи не помрёшь без кровати. Там нас убивать не будут. А лавочку прикроем сейчас, вот им и интересно станет, чаво мы удумали. Собирайся, зайти ещё надо кой-куда.

– Это куда же? – поинтересовался младший.

– Увидишь, – бросил ему Агрон и полез под лавку.

Оттуда он достал их заначку. Там было всего несколько серебряников да горсть медяков. Окинув взглядом лежащие на витрине медяки, одобрительно что-то пробормотав, он начал запихивать их в мешочек, служивший им кошельком. Закончив укладывать деньги, он снова юркнул под лавку и чего-то там долго копошился. Наконец, когда он вылез, в его руках было два свертка. Это были походные плащи, в которых отец ходил в походы. А в них – два небольших арбалета, которые удобно было прятать под этими самими плащами.