Посвящается Андрею Баташеву – человеку, научившему меня читать

Прав не тот, кто прав, а тот, у кого больше прав.

Неизвестный автор

© М. Чернявский, текст

© ООО «Издательство АСТ»

Вступление

История, описанная ниже, является вымышленной. Все совпадения с реальными людьми и событиями – случайны.

Может быть, потому что я никогда не курил, сигара подействовала на меня, как усыпляющий газ на вражескую армию. Мой друг М. пригласил меня в сигарный клуб, и я принял его приглашение с легким сердцем; мне, конечно же, никак не могло прийти в голову, что он расскажет мне историю настолько неправдоподобную, что она окажется чистой правдой. «Знаешь, – начал свой рассказ М., – я оказываю давление на транснациональную корпорацию». Все то время, что мы провели в клубе, М. оказывал давление разве что на кресло, в котором сидел: с каждым съеденным М. шариком мороженого ножки кресла трещали все громче и жалобнее.

Однако мой друг не шутил. И по мере того, как он говорил, я испытывал все больший и больший интерес к его истории. Мы докурили сигары, М. продолжал рассказывать. Делал он это увлеченно, видимо, получая удовольствие от самого процесса «говорения», испытывая особое удовлетворение, когда ему удавалось вставить в свою речь изящный лексический оборот. У М. была необычная манера говорить: он использовал либо весьма лаконичные предложения (парцелляции), либо, наоборот, длинные сложносочиненные, завершая которые М. порой и сам понимал, что слушатель уже не помнит, с чего они начинались.

Все это часто придавало речи М. оттенок театральности, что не мешало ему быть превосходным рассказчиком, умело завладевающим вниманием слушателя. В этот раз, правда, выступление М. (его монологи, длившиеся более пяти минут, воспринимались как некие публичные выступления) отличалось слишком большим пафосом даже по его собственным меркам.

Закончив, он как-то по-старчески откинулся на спинку кресла. Тут я понял, что он очень устал и, по всей вероятности, уже давно пребывает в состоянии этой усталости. На его лице появились морщины, во всем его облике ощущалась какая-то обреченность, однако юморной огонек, всегда разгоравшийся в глазах М., когда он рассказывал анекдот или делал комплимент красотке, ничуть не угас.

Глядя на него, я понимал, что он не лжет. Задав несколько уточняющих вопросов, я получил на каждый из них молниеносный исчерпывающий ответ. Мы перевели разговор на другие темы и больше не касались истории, так сильно повлиявшей на моего друга и начавшей влиять и на меня.

Ложась вечером спать, я вспомнил М. и весьма критически отнесся к его рассказу. «Наверное, – думал я, – в погоне за фактурой для своей истории он где-то преувеличил, а что-то видоизменил. Судя по его словам, основной фигурант той истории обладал отменной репутацией и находился в публичном поле». Мне не верилось, что рассказанное М. может быть правдой…

А вдруг все-таки это правда? Я лег спать, и остатки сигарного дыма, витавшего у меня в голове, заволокли мой мозг. Спал я без снов. Утром сел за письменный стол и положил перед собой чистый лист бумаги. Через полтора часа на нем мелким почерком было написано 42 вопроса. Я набрал номер М.

«Я не могу ни о чем думать, – сказал я. – Мне нужно узнать все детали, постичь всю последовательность действий и, желательно, мотивы участников. Я подготовил вопросы, давай выберем время, и ты мне все разъяснишь».

М. ответил, что, так как он сейчас безработный, времени у него полным-полно. Валяй, спрашивай. После этого М. ответил на все мои 42 вопроса.

Делая заметки, я исписал несколько листов. Мое отношение к его истории резко изменилось. М., очевидно, попал в экстраординарную ситуацию и стал жертвой чудовищной несправедливости, однако его характер не позволял ему смириться с этим, а его решимость и его действия заставили меня проникнуться к нему уважением. Немногие на его месте оказывали бы такое сопротивление, казалось бы, неизбежному. Я испытал даже что-то похожее на чувство вины из-за того, что сам не оказался вместо него в том капкане.

Несколько дней спустя я, отбросив патетику, решил написать историю М. – структурированно и правдиво. Позвонил М. – он был не против. «Только пиши от первого лица, – сказал он. – Будет выразительнее и достовернее».

Глава 1
Как дойти до жизни такой

В течение последних нескольких недель я предоставлен самому себе. Я переделал все бытовые дела, возобновил занятия в спортивном зале, пообщался с психоаналитиком и два раза здорово напился с друзьями. Пробовал читать, но совершенно не могу сосредоточиться на чем-то, что содержит хоть какой-то смысл, а трата времени на бульварные романы или желтую прессу, боюсь, загонит меня в еще большую тоску. Психоаналитик говорит, что я слишком долго находился в состоянии стресса, это привело к травме, а на восстановление нужно время, которое я должен пытаться заполнять чем-то содержательным, но не слишком обременительным. И эту грань следует неукоснительно соблюдать.

Забавно, но я всю жизнь находился на грани между различными крайностями. Пресловутый work-life balance^[1] (точнее, его отсутствие) в консалтинге, профессиональный спорт и физкультура, необходимые расходы на саморазвитие и бессмысленное расточительство – даже в школе, выполняя домашние задания, я понимал: чем больше я буду заниматься алгеброй, тем меньше – русским, а в моем случае слишком значительна корреляция между оценкой и временем, затраченным на подготовку того или иного задания, значит… Тоскливая аналитика.

Сейчас мне не следует загружать себя чем-то обременительным, так мне сказали. Мне нужен отдых, не простой, а конструктивный, ведущий к психической устойчивости и эмоциональному спокойствию. Я должен постоянно что-то делать, чтобы не фиксироваться на циклических мыслях, но при этом не напрягаться. Звучит как невыполнимая задача. И хотя в моем распоряжении «все время, которое мне потребуется», желательно восстановиться как можно быстрее. Согласитесь, трудно расслабиться, когда, не считаясь с тем, что ты вроде бы никому ничего не должен и отдыхаешь, писклявый голос в твоей голове постоянно тебя подгоняет, напоминая, что сумма, которую ты зарабатываешь в день, равна нулю.

Вот что я тогда с самого начала решил: в первое время вынужденного простоя я не буду активно искать работу и конкретных сроков (как раньше – по SMART^[2]) ставить себе не стану. Все эйчары со своим отшлифованным мнением о том, что пускать поиски на самотек нельзя, что «нужно всегда быть в обойме» и использовать каждую минуту на благо своего резюме, могут оставить это мнение при себе. Поиск работы – тоже работа, а я решил отдохнуть (пусть даже это решение приняли за меня). Справедливости ради отмечу, что некоторые полезные пассивные действия я все же осуществил: обновил резюме на нужных сайтах и провел стандартные мелодраматические переговоры с дружественными эйчарами и коллегами, которые, как предполагается, теперь «будут иметь меня в виду». Однако я не склонен считать, что все это приблизит меня к «работе мечты»: я всегда находил работу благодаря своей активности, и вряд ли пассивное ожидание новостей от моих знакомых принесет значимые плоды. Хотя, конечно, правила нетворкинга никто не отменял, и освежить связи обычно и полезно, и приятно.

И вот, зарабатывая ноль рублей в день, усталый и раздраженный, я начал многое забывать. Правда, мне все еще снятся кошмары, и я с содроганием вижу эпизоды произошедшего, но в часы бодрствования ощущаю обыденный ритм жизни. Как будто ничего и не было и все продолжается как ни в чем не бывало. Обычно после беспокойного сна мне требуется час на то, чтобы прийти в себя, – я делаю гимнастические упражнения и слушаю рэп. После этого у меня нормализуется сердцебиение, пропадает желание причитать, глаза перестают слезиться, и я обретаю ясность мысли, пусть пока и не абсолютную. В итоге за несколько недель я улучшил свое состояние.

Но однажды я вдруг понял: я не должен ничего забывать. Мои противники хотели бы лишить меня памяти, их переговорная тактика, которую я опишу ниже, основывалась на ложной парадигме, гласящей, что «ничего же и не было». Но нет, было. И я не могу позволить себе роскошь забвения. Меня загнали в мою нынешнюю эмоциональную яму конкретные люди, осуществлявшие конкретные действия, а не череда бесстрастных обстоятельств. И я намерен вылезти из этой ямы.

Если вдуматься, у каждого из нас не так уж много прав. Гораздо больше обязанностей. Более того, в повседневной жизни многие люди руководствуются еще и «понятийной» установкой: лучше уступить, чтобы избежать проблем. Хотя обычно проблемы того или иного индивидуума рождаются именно из-за того, что он кому-то уступает «по доброй воле» или перестает уступать, сделав ранее одну или несколько уступок. Многие считают, что лучше позволить попрать свои права и взвалить на плечи груз дополнительных обязанностей, чем попробовать отстоять свою, надо сказать, весьма скромную позицию. Мне кажется, подобная мысль укоренилась в сознании большинства, но не берусь утверждать это категорично. При прочих равных условиях большинство работников корпоративного мира скорее согласятся взять на себя дополнительную задачу для выполнения в личное время («отказ отстоять свое право на отдых и согласие расширить поле обязанностей»), чем откажутся выполнять обычную работу в рабочее время («отказ от прямой обязанности и расширение поля прав»). Можно привести разные примеры в пользу этой или противоположной точки зрения; здесь, конечно, важен контекст, но общая тенденция понятна.

Парадокс заключается в том, что человек, даже не защищающий свои права, а просто напоминающий противной стороне об их существовании, считается ею конфликтным. Противная сторона может осуществлять в отношении этого человека любые действия: оскорбляющие его достоинство, уничижительные и даже противоправные, – но как только в ответ на подобные действия он попытается напомнить о своих правах – его посчитают агрессором. Как будто никаких действий и не было, а первый шаг, с которого начался конфликт, был сделан именно им, а не его противником.

Я попал в ситуацию противостояния и был вынужден отстаивать свои права. Я хотел этого не делать, но не смог – из-за страха, особенностей своего характера и обязательств перед семьей. Моим противником стала транснациональная корпорация с безупречной деловой репутацией, представляемая отдельными людьми с репутацией совсем иного уровня. Мне угрожали, объявляли бойкот, перекрывали все положенные средства коммуникации и ставили заведомо невыполнимые задачи. Меня оскорбляли и изолировали в отдельном помещении. На меня клеветали, мое имя пытались очернить. Все эти действия подточили мой внутренний стержень, повлияли на здоровье и психику. Какие-то действия уже нанесли мне вред, какие-то еще аукнутся в будущем. Я не хочу об этом думать, потому что мое решение было принято довольно давно, и оно неизменно. Я свое отбоялся, и мне уже больше не страшно. И я счастлив, что моя линия поведения и защиты, тактика переговоров и терпение, которое подпитывалось близкими людьми, привели к планируемому результату: я победил.

Теперь я хочу, чтобы все произошедшее со мной не превратилось в абстрактное воспоминание, дымка от которого периодически заволакивает мои мысли, придавая им конформистский импульс. Я хочу, как умел это раньше, мыслить прицельно и четко. И я собираюсь упорядочить все детали произошедшего и изложить свою историю точно так, как она произошла в реальной жизни (мои недавние противники уже пытались и еще могут попытаться представить ее в карикатурном виде). Для этого мне потребуется постоянно вспоминать и анализировать свой опыт, а это, мягко говоря, не совсем то, что мне советует сделать психоаналитик. Но я убежден, что, только завершив эту задачу, процедив каждую пагубную мелочь через сито беспристрастного анализа, я сделаю шаг к полному восстановлению. До сегодняшнего дня мои решения, как правило, оказывались верными, хотя зачастую их последствия и не приносили мне радости. Увидим, прав ли я в этот раз.

Ниже – мой рассказ. Приступая к работе над ним, я начал с того, что тщательно собрал всю фактуру: события, их последовательность, мои ожидания и конечный результат. Получилось нечто похожее на служебную записку, не лишенную смысла, но обезличенную, написанную шаблонным языком. Это не соответствовало моей цели. Перефразируя Льва Толстого, можно сказать, что все корпоративные работники счастливы одинаково, а несчастливы – по-разному^[3]. И описание этой моей личной трагедии невозможно без упоминания об эмоциях и переживаниях. По этой причине я не церемонился с самим собой, постаравшись рассказать все именно так, как это было в действительности. Если я испытывал страх – так и писал, если малодушничал – не стеснялся признаться в этом, если делал ошибки – отмечал их. «Если играешь – играй с открытыми картами», – сказал мне один из моих руководителей в консалтинге. Я так и играю. Скрывать мне нечего.

Бесконечные тысячи людей работают в компаниях, больших и маленьких. Сколько человек осознанно позволяют этим компаниям нарушать свои права? А сколько работников даже не знают, что их права нарушают? Такие опросы не проводят, обиженных не считают. Обиженных не любят, в компаниях их всех без разбора считают «конфликтными». Но что значит конфликтный? Это относительно новое, очень удобное в корпоративном мире слово, эвфемизм, который в различных контекстах может означать «отстаивающий свои права», «очерчивающий свои личные границы», «не дающий безнаказанно себя обидеть», «не готовый терпеть оскорбления и надругательства» и пр. Иногда слово «конфликтный» может означать «склонный к конфликтам и любящий их» (прошу прощения за вынужденное рекуррентное определение термина). Должен заметить, что за всю свою сознательную жизнь я не встречал конфликтных в этом смысле людей: стремление человека не дать себя в обиду я никак не мог толковать как «желание создать конфликт»; людей же, пытавшихся, что называется, «прожать» меня в разных обстоятельствах, я определял как «жестких», «имеющих чрезмерно высокие требования к другим» или даже «мошенников» (привет автоподставам). Если считать конфликтом «предельное обострение противоречий двух сторон», то я не знаю примеров, когда кто-либо сознательно стремился бы к этому.

Я горжусь тем, что в корпоративной и личной жизни некоторые считают меня «конфликтным». Это означает, что я не унижаюсь за подачки и настолько верю в свой интеллектуально-аналитический аппарат, что готов отстаивать результат его деятельности – свое личное мнение. Если вы попали в тяжелую ситуацию на работе и вас назвали «конфликтным» – я жму вам руку. Вы не один такой, но, безусловно, вы в меньшинстве.