© Мария Ленц (Солозобова), 2022

ISBN 978-5-0056-6484-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«До черных дней…»

 
До черных дней
Мы были еще дети.
Нас ветер целовал,
Бессмертный и шальной.
Мы слушали,
Как небо ночью бредит,
Как звезд его металл
Дрожит над головой.
 
 
До черных дней
В ушах шумело море,
И синь его как сон
Под веки залилась;
А если буре
Хочется повздорить,
То темных крон листве —
Навеселиться всласть.
 
 
До черных дней
Не говорили дважды,
Не тратили добра
На суеты венец.
Нас было двое.
Знаешь, помню даже:
Из твоего ребра
Создал меня
Творец.
 

«Пыль оседает на сухих страницах…»

 
Пыль оседает на сухих страницах
И покрывает темный переплет,
Как будто слов и знаков вереница
Спокойно спит и пробужденья ждет.
 
 
Быть может, лучше так все и оставить,
К чему тревожить взглядом старину?
Но хочется все эти строчки сплавить,
Возможно, в бесконечную одну.
 
 
Нас шорох этот лечит и калечит —
Глядишь, и снова наломаем дров.
А за спиной стоит седая Вечность,
Что на страницах обретает кров.
 
 
Лежит на полке книга – не мешает,
Не та пора, чтоб снова жечь костры,
Но у суровой памяти под шалью
Худые плечи старчески остры.
 

«Люби меня, как стихи, как вечерний чай…»

 
Люби меня, как стихи, как вечерний чай,
С той силой, с какой ненавижу писать «прощай».
 
 
Люби меня, как по нотам, но не в бреду,
За то, что покой так часто я твой краду.
 
 
Люби меня без надрыва, без сотен фраз,
Пока наш светильник в темноте не угас…
 
 
Вокруг него вальсируют мотыльки.
Люби меня и лечи меня от тоски.
 

«Какие синие снега!..»

 
Какие синие снега!
Звенит, как серебро, дорога.
Летят снежинки сквозь века,
Ложась на месяца рога,
И падая в ладони Бога.
 
 
Не тщись судьбу предугадать:
Какие б не мешались краски,
Ложись, ложись спокойно спать,
Оставь метели завывать
В своей прекрасной, буйной пляске.
 
 
Какие злые холода!
Но, обгоняя ночь земную,
С тобой бежим по кромке льда
В белеющее никуда,
И вьюга щеки нам целует.
 

«В душе твоей – ветра, прибой и пена…»

Посвящено Человеку.

 
В душе твоей – ветра, прибой и пена,
Туман ночной и утренние росы
Звенят или молчат попеременно;
Ты целый мир в своих ладонях носишь.
 
 
И летних дней тепло, и снег средь ночи,
И запах книг, и шорох винограда
В глазах твоих искрятся. Между прочим
Они все зеленей, когда ты рада.
 
 
Когда-то был и космос упомянут —
В сравнение он лег, как в лодку весла.
Когда метели за порогом грянут,
Ты знай: неважно, кто из нас стал взрослым.
 
 
Есть то, что непреложно и бессменно,
Тогда, теперь, вовеки и отныне.
В душе твоей – ветра, прибой и пена.
Пусть голос их гремит под небом синим!
 
 
Как звезд лучистых синие осколки
Звенели и сливались воедино,
Засеребрилось на устах надолго
Серебряное имя – Валентина.
 

«Земля заросла земляникой…»

 
Земля заросла земляникой
На месте пустых городов,
И стало все сладким и диким,
Одним из запутанных снов.
 
 
Повсюду развешаны флаги,
Но белое стало алей,
И с неба спускается Ангел,
Становится он у дверей.
 
 
Стучится, стучится, стучится.
Напрасно – кому открывать?
И белая-белая птица
Садится на чью-то тетрадь.
 
 
Чужие молитвы читает,
Роняет слезу за слезой,
А Ангел неслышно вздыхает,
И вздохом тревожит покой,
И рвет землянику рукой.
 

«Я верчусь как лисица с обожженным хвостом…»

 
Я верчусь как лисица с обожженным хвостом,
А ночами мне снится то, что будет потом.
И, вдыхая туманы своего декабря,
Примыкаю к шаманам, тонкий плащ серебря.
 
 
Это так безрассудно – на краю не стоять,
Молча пить чашу будней, слишком рано вставать,
А ночами – в свой омут с головой, до утра,
Босиком и чуть сонной танцевать у костра.
 
 
До весны километры – одному не дойти.
Я иду по приметам, напевая в пути.
Мне судьба моя снится. Среди трав и костей
Я – ночная лисица с угольком на хвосте.
 

«Можно мне чашу без дна…»

 
Можно мне чашу без дна,
Полную чистой воды?
Это совсем не моя вина,
Что здесь не цветут сады,
 
 
Что на деревьях сухих
В ветках запутался стих.
Ведь про такие сады нельзя
Вычитать что-то из книг.
 
 
Можно мне чашу без дна,
Полную звездных лучей?
Я не могу засыпать одна,
Слушая звон мечей,
 
 
Слушая тяжкий стон,
Слушая враний крик.
Ведь про такие бои нельзя
Вычитать что-то из книг.
 
 
Можно мне чашу без дна,
Полную веры в любовь?
Я на кровати лежу без сна,
Путая кружево слов.
 
 
Хочется вспыхнуть огнем
Хоть на один только миг.
Жаль, о таких вещах нельзя
Вычитать что-то из книг.
 

«Именем моим не назовут ветра …»

 
Именем моим не назовут ветра —
Я тебе сейчас завидую, сестра.
Солнце обо мне легенду не споет,
Буря от меня вестей не принесет.
 
 
Я не стану ни шаманом, ни вождем,
Не прольюсь на землю снегом и дождем.
Птицы в честь меня рябины не склюют.
Именем моим лишь камень назовут.
 
 
Я не стану сказкой для своих детей
И не сберегу ни перьев, ни костей.
Даже само эхо доброе в горах
Замолчит, почуяв холод на губах.
 
 
Зимней ночью вьюжной я спрошу, скорбя:
Есть ли еще место в сердце у тебя?
Спрячь туда мой запах и черты лица,
Чтобы мне собой остаться до конца.
 

«Все мы станем опавшими листьями…»

 
Все мы станем опавшими листьями,
Слишком поздно получим амнистию,
И прольемся дождями весенними,
И травой по обочинам вырастем.
 
 
Все мы станем сгоревшими звездами,
Виноградными теплыми гроздьями,
По крупице по миру рассеемся,
Расцветем полудикими розами.
 
 
Все мы станем слезами счастливыми,
Островами, морями, заливами,
И в руках золотыми ракушками,
И в садах переспевшими сливами.
 
 
Все мы станем звучащими струнами
И ночами – хмельными и лунными,
Все мы станем воскресшими душами.
Все мы станем живыми и юными.
 

«Солнце падает в воды неспешно, лениво…»

 
Солнце падает в воды неспешно, лениво,
И закат наливается соком, как слива.
Это самое лучшее время для песни,
Только жаль, что с небес не спускают нам лестниц.
 
 
Я по лестнице этой бы – в гущу заката,
Где встречается жар и ночная прохлада.
Я по лестнице этой бы – к ангелам в гости,
Где – от облака к облаку – радуги мостик.
 
 
Не расскажут нам те, кто оттуда вернулись:
Как там дело с мощением ангельских улиц?
Сколько звезд умещается в верхнем оконце?
Чем счищают пылинки с усталого солнца?
 
 
Столько разных вопросов, но где же ответы?
Как же жаль: никого не расспросишь об этом.
Солнце падает в море с улыбкой беспечной.
И смеется душа. И молчит бесконечность.
 

«Так нечестно: всегда я любила сильней…»

 
Так нечестно: всегда я любила сильней.
Оттого ли, что сердце горячее слишком?
Оттого ль, что не тех выбирала людей?
Оттого ль, что хотела терзаться как в книжках?
 
 
Я не знаю. Но это, конечно же, так:
Я всегда отдавала себя без остатка
За улыбку, за взгляд… да за сущий пустяк!
А потом – а потом приходилось несладко.
 
 
Научиться бы жить и любить без затей —
Откровенно, открыто, надежно и прямо.
Так нечестно: всегда я любила сильней
И цеплялась за это несчастье упрямо.
 
 
А теперь вот – наелась полыни сполна,
Отвечаю на все восклицанья усмешкой:
Мне не нужен никто. Да и я не нужна.
И в душе моей – снег, а в стихах моих – нежность.
 

«У меня тебя нет. И не будет, пожалуй…»

 
У меня тебя нет. И не будет, пожалуй.
Тоже мне, основанье для слез или жалоб!
Я свободная птица и гордая птица —
Как известно, она ничего не боится.
 
 
Мне тебя не оплакать в холодную зиму.
Я тяну свои дни так, как тянут резину.
Мне тебя не обнять золотою весною.
Я живу без тебя. И враждую с собою.
 
 
У меня тебя нет. И не будет, быть может.
Меня что-то внутри изъедает и гложет.
Я смотрю из окна на случайных прохожих
И гадаю: похожи? Совсем не похожи!
 
 
Вообще, как ты это устроил со мною?
Мне мерещится: ты у меня за спиною,
За фонарным столбом, на подножке трамвая…
Мне тебя, черт возьми, каждый день не хватает!
 
 
Все родные смеются: бульварная драма!
Я везде тебя вижу: на старой рекламе,
На изнанке зеркал, на пластинке с иглою.
Черт возьми, без тебя я хоть что-нибудь стою?!
 
 
Что мне делать! Пройдет, обойдусь, переплачу.
Осознаю: я тоже хоть что-то, да значу.
А однажды проснусь, и окажется – рада:
«У меня тебя нет.
Ну и ладно!
Не надо…»
 

«Такой нелепый и такой простой…»

Памяти Винсента Ван Гога

 
Такой нелепый и такой простой,
Ты сам был кипарисом и звездой,
Подсолнухом, луной и виноградом,
Морской водой, рассветом и закатом,
Натруженной