1

Есть ли на свете что-то более ненавистное, чем понедельники? Если вы тоже трудитесь как проклятые пять дней к ряду, а в выходные думаете только о том, куда бы зашвырнуть коммуникатор, чтобы не оказаться на работе по срочному вызову, то, вероятно, скажете, что ненавистнее понедельника может быть только у т р о понедельника. Ну, а я, Ник Мерри, добавлю к этой парочке ещё одного финалиста, которому, пожалуй, отдам первое место.

Сильнее утра понедельника я ненавижу только утро понедельника с похмелья. Не подумайте, что я заядлый алкоголик. Даже несмотря на то, что давным-давно между этим сомнительным хобби и моей профессией кто-то поставил знак равенства. Выпиваю я редко и по особым случаям. Напиваюсь – только в самом крайнем. Вчера как раз был такой. Но кого это волнует? Точно не Хитер.

– Никки! Никки, вставай.

– Ммфхргн… – да, с утра я очень красноречив.

– Ник!

В милом голоске моей прелестной Хитер зазвучали нотки угрозы. Впрочем, в шесть утра мой музыкальный слух даёт слабину.

Я бы хотел сказать, что подскочил как за премией, когда Хитер вылила на меня стакан воды, но нет. Мне было так плохо, что я просто сполз под одеяло на сухой кусок кровати и продолжил спать.

– Ник! – уже громче рявкнула Хитер. – Поднимайся живо!

– Ты мня нзастфвшь.

– Я тебя уволю, – прошипела Хитер.

Да-да, моя крошка Хитер, моё милое, любимое стихийное бедствие, и мой тиран-редактор, второй по значимости человек в нашей обители истины. Энергии в ней хоть отбавляй, иногда мне кажется, что вся редакция запитана на ней, и если Хитер вдруг сойдёт с ума и решит уволиться, журналистика в Уэйстбридже рассыплется на куски.

– Не уволишь, я слишком ценный, – пробормотал я и накрылся одеялом.

– Незаменимых нет, просыпайся, новости не ждут.

Я приоткрыл глаз: Хитер уже была при параде, со своей неизменной кружкой с выцветшим логотипом нашей компании. Я свою такую разбил, честное слово, случайно.

– Ну и пусть катятся, чем их меньше, тем спокойнее живётся.

– Спокойно уже не получится, десять минут назад разнесло магазин подержанной техники, а хозяин спрятался в обломках и…

Хитер усмехнулась, глядя, как я молниеносно отдираю голову от подушки. Я уже говорил, что ненавижу утро?

Не то чтобы я не любил свою работу. Очень даже наоборот. Кстати, я ведь не сказал вам: я репортер. Но вы, наверное, уже и сами догадались, верно? Чем я занимаюсь?

Представьте себе город. Население… десять миллионов. Плюс-минус. Раньше, то есть до Коллапса – явления неопознанной природы, которое уничтожило добрую половину человечества, раскололо материки и создало в нашем мире нечто, что учёные называют энергией крафт-частиц, а далёкие от квантовой физики обыватели – просто магией, я бы сказал о нашем городе «многонациональный». Теперь же к нему больше подходит слово «мультирасовый». Люди, эльфы, лёрки, пиксты, метаморфы, ангики и прочие гуманоидоподобные существа умудряются каким-то чудом не только уживаться рядом и, как это принято говорить, относиться друг к другу толерантно, но и создавать деловые отношения. А теперь подумайте вот о чём: когда на Земле жили одни лишь люди, краеугольным камнем могли стать менталитет и – от случая к случаю – религия. Теперь же приходится лавировать ещё и между особенностями видов. Запретов из-за такого социального рагу у нас больше, чем нужно, так что жить в таком городе как Уэйстбридж далеко не всегда просто. Но зато всегда интересно. За каждым видом, за каждой душой – своя история, своя маленькая жизнь, которая так или иначе влияет на такое огромное и коррумпированное чудовище, как Уэйстбридж.

Вот этим я и занимаюсь – ищу эти истории и записываю их для моих читателей. Не представляю, чем бы мог заниматься в своей жизни кроме как писать. Писать о том, чем существует наше общество, чем оно дышит, чем питается. И почему, собственно, до сих пор живет. Я никогда не хотел быть журналистом, но после первого же репортажа понял: вот она, моя жизнь. И заключается она в том, что я лезу в чужую ради того, чтобы скрасить миллионы других. Или спасти. На последнее я надеюсь больше всего, когда берусь за очередное журналистское расследование.

2

Сегодня я позволил Хитер сесть за руль: мне казалось, что я состою на девяносто девять процентов из головной боли. Остальной процент занимал ещё не выведенный из организма дешёвый алкоголь. Не лучшее состояние, чтобы кататься по городу. И работать. И вообще жить. Но когда мы приехали на место, я разом протрезвел. Хитер выкинула меня из машины со словами: «выясни всё!» и рванула в редакцию. А я поспешил на место ЧП, по дороге переведя запись на коммуникаторе в режим трансляции. Теперь все мои вопросы и полученные на них ответы в редакции смогут слышать в режиме онлайн. Оперативно и… нечестно. Вся слава, как обычно, достанется Экспресс-отделу, который очень редко покидает свою жужжащую процессорами и пропахшую кофе обитель – ньюс-рум.

Куда идти, я понял сразу. Сколько здесь было полиции! А еще сразу три медицинских фургона, возле которых теснились люди и эльфы. У одних на лице – ссадины, у других приличные кровоподтёки. Все пострадавшие были грязными, точно извалялись в пыли. А прямо по центру невзрачной трехэтажки красовалась дыра – всё, что осталось от места, где был магазинчик с подержанной техникой.

Рвануло хорошо. Место происшествия оцепили ограждением с электросеткой, а чтобы ни один из зевак, теснившихся рядом, точно не проник к месту обвала, выставили стену из охраны. Увидеть, что происходит за их спинами, было просто невозможно.

– Что происходит? – я подошёл к двум зевакам, которые меньше всего походили на случайных прохожих. Даже если вы не знаете, что они – из следователей, вы всё равно поймёте, что тип в пальто уж больно серьёзный и хмурый, а девушка в куртке чересчур весела для такой ситуации.

– Привет, Ник, – Джина подмигнула мне.

– Вы совсем не выделяетесь, – попытался пошутить я.

– А мы не стараемся, – отозвалась она. – Лучший способ скрыться – быть у всех на виду.

– Что произошло? – я кивнул на здание.

– Рухнуло, – пожала плечами Джина.

Я бросил на неё укоризненный взгляд. Джина оказалась недостаточно ловкой, чтобы его поймать. Или просто хорошо притворялась, поэтому не ответила. С Дастином таких проблем не было. Интересно, где он?

Внутри что-то ёкнуло от воспоминаний о моём друге.

– Оно само рухнуло? – спросил я с нажимом, отвлекаясь от неприятных ощущений в области желудка, которое точно не было связано с несварением.

– Все вопросы через информационный отдел, – прохрипел хмурый тип. Его я видел впервые.

– Да бросьте, ребята, вы же знаете…

И тут я почувствовал, как Джина почти незаметно сжала губы. И с лицом, на котором застыла испуганно-удивлённая и глуповатая улыбка, едва заметно покачала головой и стрельнула глазками в своего напарника.

Мне не нужно было объяснять дважды. Похоже, тип был из тех, кого лучше не раздражать. В отличие от Дастина, который не пытался слиться с толпой и вёл расследование открыто, Джина и её хмурый друг были из специального отдела по борьбе с особо опасными преступлениями. Они именовались агентами комплексной безопасности, но все называли их просто ищейками. Они могли находиться рядом с вами, когда вы пьёте кофе в забегаловке, пялитесь на витрины или просто идёте домой. Ищейки умели смешаться с толпой, быть незаметными, оставаясь на виду, прятаться так, что не найдёшь даже с рентгеновским зрением. Они умели становиться невидимыми. Иногда – буквально. Это была единственная структура в полиции, где охотно принимали на службу людей с магическими способностями – эффектами. А иногда – даже с уголовным прошлым. Никто не знает преступника так же хорошо, как побывавший в его шкуре. Стоит ли говорить, что для поступления на такую службу надо было пройти семь кругов ада? У Джины, кстати, тоже был эффект. Какой – не помню, мы редко с ней пересекались (хотя раньше я был бы не против пересекаться с ней чуть чаще и, может, не только на работе). Я не сомневался, что и у её дружка имелось в запасе кое-что любопытное, но проверять на себе мне это не хотелось.

Я решил зайти с другого конца и, напустив на себя максимально встревоженный вид глупого прохожего, направился к медицинским фургонам.

– Какого тут произошло? – спросил я у эльфа с перебинтованной головой. Он сидел на кушетке под тентом, где оказывали первую помощь.

Тот поднял на меня большие глаза, уже покрасневшие не то от слёз, не то от боли. Парню на вид около тридцати – мой ровесник, но в случае с эльфами это вообще ничего не значило. Ему могло быть тридцать, а могло – и сто тридцать. Я завидовал такой генетике.

– Точно не знаю, – прохрипел он. – Мы вышли из дома, я и Шела, а потом нас просто отшвырнуло ударной волной. Я в тротуар впечатался, а Шела сломала руку…

Бедняга ещё не отошёл от болевого шока или просто пережитого ужаса. Было бы нечестно с моей стороны допрашивать его и дальше. Репортер обязан быть наглым, но я дополняю этот принцип своим: наглость не должна выходить за порог человечности.

Я посочувствовал Шеле и эльфу и подошёл к кучке людей, которые выглядели менее потрепанно.

–…Он всегда был немного чокнутым…

– Не знаю, не знаю, от него не было проблем…

– Ходили кто ни попадя. Особенно в последнее время.

– Вы про владельца лавки? – вмешался я в разговор.

– Ну так да, – отозвался низкорослый крепкий мужчина. У него была поцарапана щека, в остальном он выглядел вполне прилично и адекватно. Его компания – девушка и мужчина средних лет с серьгой в ухе – тоже были в здравом уме, поэтому я решил сделать наш разговор официальным.

– Ник Мерри, репортёр. Вы можете рассказать, что тут случилось?

– Взрыв случился, – ответил крепыш. – Полдома разнесло, что, не видно?

– Да, но к а к это случилось?

– А это пусть полиция выясняет.

Я сменил тактику:

– Вы говорите, знали хозяина?

– А то, – вмешалась девушка. – Ну, то есть, – она тут же смутилась, – не совсем знали. Зовут его Леон. Живёт… То есть жил прямо под нами, а на первом этаже у него магазинчик. То есть был. Он там всякую старую технику продаёт. Продавал, то есть. По запчастям.

Ух, обожаю таких болтливых!

– Думаете, это он устроил… Всё это?

– А кто ж ещё? Не бомбу же ему подложили… Хотя, кто его знает, – ответил мужчина с серьгой.

– К нему кто-нибудь приходил?

– Да много кто! Он же торговал дешёвым оборудованием. Тут знаете, сколько народу ошивалось! – встрял крепыш. – Один, второй. И днём, и ночью.

– Технику? Ночью?

– Вот и я о том же, – поддакнул Крепыш. – Неизвестно, что он там собирал, потому как взрыв-то магический.

Вот это да!

– С чего вы взяли?

– В полиции так сказали, – ответил Серьга. – Может, и правда взорвал кто. Хотя странно, он мужик мировой был, у него врагов не было. Хотя откуда мне знать?

– Вы у него что-то покупали? – спросил я, рассеянно разглядывая дом позади парня. Там происходило какое-то движение. Интересно, кто из следователей сюда приехал?

– Не, не покупал. Зачем оно мне? Кто знает, откуда у него эти запчасти? С Пустошей, поди, приволокли какой-нибудь артефакт, Лео разобрал – и бабах!

– И в лавочку не заходили? – рассеянно спросил я, обведя взглядом всех троих. Серьга и девушка покачали головой, а Крепыш ответил:

– Было пару раз. Так, за жизнь с ним перекинулись, я отдал ему сломанный коммуникатор, Лео деньгами не обидел. Я за такую развалюху и не чаял ничего получить. Хороший он был мужик.

– А за ночные покупатели?

Крепыш пожал плечами.

– Приходили и уходили, я ж ночью не вглядываюсь. Шума не создавали, так что мне всё равно было.

– А…

Нас прервал звук громкоговорителей:

– Гражданским покинуть территорию! Гражданским покинуть территорию! Внимание, гражданским…

Моя троица информаторов замерла и зачарованно уставилась на действо. Живая стена из полиции стала теснить людей, образовывая коридор. Я, стараясь не бежать и не привлекать внимание, особенно коллег-журналистов из других изданий, двинулся к кучке остальных зевак.

Я успел в последнюю минуту. Успел заметить, как к бронированному автомобилю тащили скрученного по рукам и ногам человека. Он извивался, во всё горло кричал какие-то непонятные слова, мотал головой и трясся. Я быстро навёл на него камеру коммуникатора и приблизил кадр, чтобы сфокусироваться на лице бедняги. И стало совершенно очевидно, что разум покинул его навсегда.

3

Машины разъехались моментально. Врачи повезли пострадавших в клинику, полиция тоже уехала, оставив оцепление и нескольких сотрудников для охраны. Трое из них были лёрками.

Эта раса была редкостью для Уэйстбриджа – с их габаритами в большой концентрации они в городе просто не помещались. И если и работали, то какими-нибудь грузчиками или силовиками – с их-то мощью. В полиции им были рады, но квоты на расы всегда ограничены.

Кстати, владелец нашего издания Гардо тоже был лёрком. Он был в два раза больше любого здоровяка из бойцовского клуба, на два-три тона темнее, причём с отливом в серо-зелёный, а за поход к обычному стоматологу отдал бы две-три своих зарплаты из-за одного только размера выпирающих клыков. Однако Гардо жаждал найти применение не только своим мускулам, но и интеллекту. Потому и основал редакцию в те годы, когда нормальная журналистика, казалось, умерла вместе с обществом. Но даже (я бы сказал: особенно) в апокалипсис для людей нет валюты более ценной, чем информация. Кто это понимает и умеет этим пониманием пользоваться, далеко идёт. Но лёрки, несмотря на свою силу, существа ленивые, поэтому Гардо в дальние дали соваться не стал. Места руководителя небольшой и, главное, независимой реакции ему было достаточно. Он никуда не лез, не ввязывался ни в какие истории, не писал репортажей и даже не пытался навести порядок в творческом процессе, за что мы ему были очень благодарны. Зато мог в нужный момент подсказать, напомнить и… защитить. Это, пожалуй, было важнее всего для репортёра действительно независимого издания. Я говорил, что писать правду бывает небезопасно?

И всё же, Гардо был, скорее, исключением, чем правилом. Я глубоко сомневался, что остальные лёрки обладают такой же врождённой интеллигентностью.

Так что спорить с этими ребятами у ограждения и уж тем более пробираться на место ЧП без разрешения я бы не стал ни при каком раскладе. Мне ещё понадобятся руки и ноги. Поэтому я просто бродил по округе, слушая шепотки зевак и прохожих. Мне удалось накопать не больше того, что я уже знал, поэтому я просто уселся на ступени дома на противоположной стороне улицы, наблюдал, как спасатели разбирают завалы и не переставал гонять мысль о том, что погибших в этом кошмаре нет. Пожалуй, это и станет счастливым концом этой истории, если Хитер или Гардо попросят написать об этом что-то пошире того, что наваяли новостники из Экспресс-отдела, опираясь на мои записи из коммуникатора.

Если вам показалось, что я недолюбливаю коллег, спешу заверить: это не так. Я недолюбливаю их способы работы: выдать информацию побыстрее. Скорость её потребления в обществе разогналась до третьей космической, новости писались быстрее, чем успевали происходить. Естественно, страдало и качество написанного. Ребята не виноваты, что подстраиваются под условия, но они же их и создают. Вместе с читателями.

Хитер подъехала быстрее, чем я думал.

– Давай бегом, может, ещё успеем перекусить. Да уж…

Она оглядела руины.

– Интересно, конечно, что это было? Магия или прибор какой рванул? О, привет, Дастин!

Я внутренне вздрогнул и заставил себя обернуться.

Дастин Хоук холодно кивнул Хитер и сел в машину. Меня он точно не заметил.

Дастин, мой друг детства, был следователем. И только благодаря нашей дружбе я получал доступ туда, куда ни одного репортёра не пустили бы вовек. Стоит ли говорить, что такие репортажи получались выше всяческих похвал? Просмотров у них было куда больше, чем у простой сводки ЧП или расшифровок правительственных постановлений. Люди любят читать о смерти и политике, но ещё больше они любят хорошие истории. И, желательно, со счастливым концом. И я им их давал.

Но всё это было до моего последнего крупного расследования, из которого я чудом вышел живым. Это было четыре месяца назад. С тех пор мы не разговариваем. И с тех же пор у меня где-то в районе желудка поселилось чудовище, которое просыпалось от одного упоминания о полиции или Дастине, и точно принималось сжимать внутренности склизкими щупальцами.

Всю дорогу я молчал. Светофор моргнул, и мы остановились на перекрёстке прямо перед зданием редакции

– О чём задумался? – Хитер больно ткнула меня локтем.

– Да так, – отмахнулся я. – О жизни.

Повисла неловкая пауза.

– Вы так и не общались?

Опять она об этом. Скользкая тварь в желудке опять заворочалась.

– Нет.

– Он так и не простил твоей выходки с мулдаси?

Я вздохнул. Нет, Дастин Хоук не простил мне рискованного и, признаюсь, незаконного поступка, который я провернул вместе с цыганским мальчишкой из племени мулдаси. Маги, живущие за городом, объявлены вне закона, но так уж вышло, что именно с ними я оказался накрепко связан в той истории. Я помог им из соображений совести и безопасности, а Дастин расценил мой поступок как предательство. У него к цыганам свои претензии – они убили его родителей. Это случилось давно, когда мы были детьми, а терпимость между Уэйстбриджем и цыганской общиной переваливала за абсолютный ноль. И признаться, я понимал Хоука – не было ни дня, чтобы я не сомневался, а правильно ли сделал.

– Давай не будем об этом, – отрезал я.

Видимо, слишком резко, потому как оставшуюся дорогу мы ехали молча. С одной стороны, меня терзало чувство вины, в конце концов, девочка беспокоится за меня. С другой, порой циничный редактор в ней перевешивал, и Хитер беспардонно лезла в душу. Не проходило и дня, чтобы Хитер не спросила, не помирились ли мы. Я подозревал, что её беспокоили не столько мои душевные раны, сколько потерянные связи с инсайдером в полицейском участке.

– Хорошо.

Хитер вздохнула и притормозила на парковке у огромного конгресс-холла. Там, на пятнадцатом этаже под мансардой располагалась моя святая святых.

Вы когда-нибудь были в редакции? Это место, от которого держатся подальше нормальные люди, психи, черти, а иногда и закон гравитации. Это кипящее жерло вулкана, колыбель суеты и источник всего вселенского хаоса. Здесь просто некогда думать ни о чём, кроме как с кем связаться, что написать и когда сдать. Временами именно за это я ей был благодарен. Работа – хороший способ отвлечься от грустных мыслей. А работа в редакции отвлекала от всех существующих мыслей вообще.

Хитер бросила на меня странный взгляд, но, не сказав ни слова, ушла за свой стол. Я с трудом выпросил у автомата (этот динозавр никак не хотел синхронизироваться с моим коммуникатором для оплаты) стаканчик с коричневой жижей под названием «капучино» и потащился к Ларри.

– Ник.

– Привет, Ларри. Что у тебя сегодня?

Ларри был нашим ловцом сенсаций в киберпространстве. На его компьютер стекалось всё, что могло заинтересовать даже самого искушённого читателя или зрителя – от мелких сводок спецслужб до материалов, выпущенных в эфир на другом конце света.

Ларри откинулся на спинку стула и немного отъехал от стола. С блаженным видом выспавшегося и трезвого человека, он зевнул.

– Да ничего особенного. Кроме утренней суеты – пусто. Скучная ночка. Экспресс-отделу сойдёт, тебе… Вряд ли.