Глава 1

Ночь полыхала заревом большого костра, который бился в окружении поросших мхом валунов. В отблесках языков пламени плясали тени, ломаясь о стволы деревьев и скользя по завёрнутой в балахон фигуре. Человек стоял неподвижно, голова и лицо были спрятаны под капюшоном, а в руках покоился длинный металлический посох.

На краю поляны, где начиналась мелкая поросль кустарника, и куда не доставал свет от огня, вдруг стало заметно движение. По земле, вжимаясь в грязь, ползла девушка. Руки и тело её были изодраны в кровь, лицо хранило память ударов, волосы свисали жидкими прядями.

Беглянка замирала при каждом звуке, который шёл от того места, где стоял человек. Но как только девушка достигла спасительной полосы густого леса, то поднялась во весь рост и, прячась за толстые стволы, побежала. Голые ступни не чувствовали колких камней, шишек, ветвей. Тело, онемевшее от боли, совершенно не реагировало на хлещущие колючки кустарника, всё это было несравнимо с чувством, охватившим её. Она была свободна. Она вырвалась!

Но вдруг всё померкло, сознание споткнулось о тьму и провалилось камнем в зияющую пустоту, увлекая девушку за собой. А в густой ночи повис лишь краткий крик.

Спустя несколько часов она очнулась на больничной койке. Сначала девушка заметалась, завертелась на кровати, испуганно оглядываясь, но вдруг успокоилась. Облегчение и радость промелькнули в усталом мозгу. Она в больнице. Значит, всё хорошо, всё-таки дошла.

Услышав голоса за дверью, девушка попыталась улыбнуться: здесь есть люди. Видимо, ей помогли.

– И зачем нужно было отдавать ему посох. С таким трудом нашли. – послышался тихий и вкрадчивый шёпот.

– Вот ты в следующий раз отказывать и будешь! А он промахов не любит. Увидел, что девка на лыжи встала, пока он там камлал и впал в гневный экстаз. – донёсся ответ сквозь тонкие стены. – Где теперь этот посох искать, я просто не представляю. Хорошо, хоть беглянку удалось перехватить, а то нам всем мало бы не показалось.

И чем больше она слышала слов, тем больше цепенело её тело, тем сильнее билось сердце, и страх сковывал осознанием безысходности.

***

Утро подполковника Малинина началось с пролитого на светлую рубашку кофе, обязательного скандала с женой по телефону и рухнувшей стопки дел со стола. Егор Николаевич ходил вприсядку по кабинету и, зажав плечом трубку, слушал доводы Ольги о своей несостоятельности. Он кривился, как от зубной боли и, заслышав звук открываемой двери, посмотрел на вошедшего Касаткина. Генерал-майор сразу всё понял, глянув на этого широкоплечего, статного мужчину, пожал ему руку и присел на стул со скучающим видом.

Следователя по особо важным делам подполковника Малинина Егора Николаевича все знали, любили и уважали. «Крепкий профессионал!» – говорили о нём в кулуарах и назначали на самые безнадёжные дела. А также все знали, что этот принципиальный следователь, не допускающий вольностей в работе, терпел фиаско на семейном фронте. Он был женат без малого двадцать пять лет, и последние годы, проведённые с супругой, стали особенно тяжёлыми. Поэтому Андрей Михайлович не стал нарушать телефонный монолог жены Малинина и спокойно дождался, пока тот сам остановит неиссякаемый поток слов.

– Ольга, всё. Дома поговорим. Мне работать надо. – Малинину стоило большого труда прервать монолог жены на полуслове, но разлетевшиеся документы он уже собрал и больше не мог оттягивать неизбежный разговор с начальником. Он нажал кнопку отбоя и выдохнул. – Здравствуйте, товарищ генерал-майор.

– Это чем я так перед тобой провинился, что ты меня прямо с утра по званию величаешь? – с усмешкой спросил Касаткин, приглаживая серебристую шевелюру.

– Андрей Михайлович, вы меня извините, но по части сарказма вам ещё поучиться нужно. Могу по блату устроить к жене. – со временем Малинин даже начал шутить по поводу личных проблем, поскольку они стали общественным достоянием, после того как Ольга несколько раз являлась выяснять отношения прямо на службу.

– Пойдём позавтракаем? – сказал Касаткин. – И там порешаем все наши дела скорбные.

– Мысль хорошая. – живо отозвался любящий поесть Малинин, убирая папки со стола в сейф. – А дела и правда скорбные. Я статистику по потеряшкам ещё раз проверил. – проговорил он, выходя в коридор вслед за Касаткиным и закрывая кабинет на ключ. – Ласточкин прав.

– Ласточкин это кто? – нахмурился генерал-майор. – Напомни мне.

– Следователь из Никольска. – Малинин шёл за Андреем Михайловичем и тщетно пытался оттереть пятно с рубашки. – Они все рекорды статистики по пропажам женщин бьют.

Спустившись по широкой лестнице, мужчины свернули в коридор, наполненный ароматными пряными запахами, и вошли в пока ещё пустующую столовую.

– Прямо-таки и все? – скривил лицо Касаткин, потому что знал усердие Егора и его железобетонное терпение при раскапывании улик, если дело казалось потенциально перспективным и интересным.

– Да! – безапелляционно ответил Малинин, проворно оглядывая стойку раздачи.

– Егор, как-то хотелось бы более объёмную информацию получить. – сказал генерал-майор, подцепив пластиковый контейнер с крабовым салатом. – Милая, – улыбнулся Касаткин, обращаясь к барышне с пылающими щеками, стоя́щей с половником в руках, – плесни нам борща. Ты борщ будешь? – оглянулся он на Малинина.

– Я всё буду. – быстро ответил тот. – Я имел в виду, что женщин молодых там слишком много пропадает, Андрей Михайлович. – после короткого молчания, пока они расплачивались на кассе, произнёс Малинин.

– Нет!

– Что нет? Я ещё не сказал ничего. – застыл Егор, держа в руках заливное.

– Вот именно. А я уже знаю, что ты хотел сказать. – Касаткин поставил на поднос компот и продолжил. – Тебе бы группу и так далее. Нет. Егор, сначала факты, а не домыслы. И вообще, сейчас конец лета, через два дня осень начнётся. Знаешь, сколько в это время грибников пропадает? Тю-ю! – присвистнул он и направился к столику возле окна.

Лето в этом году было коротким, и, несмотря на ещё теплящийся август, питерские улицы уже запятнали жёлтые листья, и дождь рисовал на стёклах тонкую паутину осени. Егор взглянул в окно и опечалился, что не успел заметить, как прокатились тёплые месяцы, а он так и не съездил на дачу.

– Хорошо. – Малинин задумчиво поболтал ложкой в супе. – Дайте мне ещё неделю. Если я ничего не найду, то переключусь на Мурманск. Поеду на проверку. – наигранно обречённо заметил Егор.

– Неделю, свободно. Раньше ты мне и не нужен. – Андрей Михайлович сыто выдохнул и отодвинул опустошённую тарелку. – Ну вот и позавтракали, и пообедали заодно. Кстати, завтра у тебя выходной и послезавтра тоже. В субботу и воскресенье ты в управлении не появляешься. Это приказ! Я побежал, у меня совещание.

– Спасибо за компанию. – язвительным тоном бросил в удаляющуюся спину генерал-майора Малинин.

Когда Егор Николаевич вернулся в кабинет, то задумчиво подошёл к карте, где жирной линией был выделен район Никольска и его окрестностей, поводил взглядом и, набрав номер телефона, стал ждать ответа:

– Алло, Иван Гаврилович, привет. Ну, неделю я нам выиграл, так что давай скидывай на почту всё, будем думать.

***

Утро, расцветающее за горизонтом, внезапно заплакало. Тучи, стремительно набегающие с востока, перечеркнули даже намёк на ясную погоду. Лиза утомлённо потёрла виски́, захлопнула ноутбук и, подойдя к кофеварке, вставила капсулу в приёмник. Девушка бросила взгляд на своё отражение, чуть искажённое зеркальной поверхностью холодильника. Для своих тридцати она выглядела довольно юной; у Лизы был спокойный взгляд карих глаз, доставшихся от папы, и копна волос шоколадного цвета, всю роскошь которых она унаследовала от мамы.

Лиза услышала тяжёлые шаги матери, и тонкая стрелка морщины пересекла лоб, девушка подхватила наполнившуюся густым эспрессо чашку и присела за стол. Она любила уходить до того, как дородная фигура Антонины появлялась на просторах кухни, и с присущим матери оптимизмом день начинался с плача о Лизиной безвозвратно утерянной юности. И о том, что привычка работать по ночам крадёт время отдыха. И ещё много о чём в том же духе. Однако для Лизы это было спасением от суеты и не давало возможности бесплотным воспоминаниям тереться о зазубрины прошлого, высекая искры памяти. Тем более, в выходной день можно было выспаться при свете дня, когда ничего не угрожало ночными кошмарами, приобретёнными в то время, о котором девушка почему-то совсем ничего не помнила.

Но сейчас Лиза очень хотела избежать очередного монолога. Иногда ей удавалось озадачивать мать дурацкими вопросами прямо с порога, и тогда боевой настрой родительницы оседал, и женщина забывала о воинственных намерениях.

– Мама, а что такое меланхолия? – спросила Лиза, как только Антонина, пылая золотыми розами на синем шёлковом халате, зашла на кухню.

– И тебе доброго утра, – последовал ответ, сопровождаемый тяжёлым вздохом. – Меланхолия – это когда тебе почти тридцать, а ты в шесть утра даже не думала ложиться спать. – Антонина помолчала, делая круглые глаза. – И не из-за того, что где-то веселилась или ребёнка укачивала. А потому что, кроме своей работы, ничего вокруг не видишь.

– Ох, Антонина Алексеевна, что-то вы проснулись не в духе, – улыбка скользнула по лицу девушки. – Мама, ты должна быть счастлива! Твоя дочь не беспокоит тебя проблемами, не кути́т до утра, а ведёт тихую жизнь ботаника.

– Это-то меня и пугает. – женщина запахнула полы длинного халата. – Утешает одно, что ты хотя бы знаешь о таком понятии, как личная жизнь. – мать покосилась на кофемашину. – Опять всю ночь кофе пила?

– Нет. Только чашечку с утра. – Лиза поднялась из-за стола и, сполоснув чашку в раковине, повернулась к Антонине. – Мама, ты не поверишь, я даже иногда хожу на свидания. – она чмокнула женщину в щеку. – Ну всё, я спать.

– А куда это ты собралась? – изумилась Антонина.

– На боковую. – Лиза повернулась к матери уже на пороге кухни.

– Да ладно? – с улыбкой протянула женщина. – А как же твоё вчерашнее обещание?

– Мам, ты это о чём? – Лиза нахмурилась. Она смутно вспоминала, что Антонина ей вчера часа полтора о чём-то рассказывала.

– Ну как же. – хитро улыбаясь, женщина присела за стол. – Красуцкие купили дом. Какую-то старинную усадьбу. И сегодня что-то вроде приёма. И там ещё торжество намечается, но я забыла спросить какое.

– Мама, я спать хочу. – категорично заявила Лиза. – В чём суть?

Настроение, которое и так всегда балансировало на отметке «плохое», уже стремительно скатывалось в красную опасную зону. Лиза раздражённо стучала носком тапка по полу.

– Я сказала, что мы приедем.

– Мама, возьми такси или вызови водителя. – выдохнула девушка.

– Лиза, ты мне обещала. – в голосе матери начали вибрировать обиженные нотки.

– У меня на днях важная конференция! – Лиза нахмурилась. – И я не могла дать тебе такое обещание. Наверное, я читала или была занята ещё чем-то.

– Да ты всё время то читаешь, то пишешь, то на работе. Что же мне теперь с тобой, не общаться? – Антонина отвернулась к окну и замерла, чуть вздрагивая плечами и всхлипывая.

– Мама, хватит. – Лиза поняла, что придётся соглашаться, иначе целая неделя горестного молчания со стороны родительницы будет обеспечена.

Девушка обняла мать, пересилив себя: нежность не была её сильной стороной. Она неловко клюнула женщину в щёку и проговорила:

– Посплю два-три часа и поедем.

Когда Лиза скрылась в спальне, женщина выпрямила плечи, протёрла абсолютно сухие глаза и, мурлыкая песенку, пошла к холодильнику. Заваривая кофе, Антонина вынула из кармана телефон, набрала последний номер и проговорила:

– Юленька, привет! Это Тоня. Да, Лизавету удалось вытащить из дома. Приедем обязательно.

***

Природа вокруг усадьбы дышала спокойствием. Начавший рано редеть лес шумел, поспешно скидывая листву, и она кружила между стволов, падала, заканчивая полёт в серых водах водоёма, видного из окон старого дома. Красуцкие выкупили это место почти за бесценок, когда оно продавалось наследниками в спешном порядке. Здание было в аварийном состоянии, но Анатолий Красуцкий загорелся идеей жизни в отшельничестве, хотя знакомые смеялись над ним, понимая, что это своеобразное арт-отшельничество с чередой гостей, обслуживающим персоналом и бесконечными праздниками. Но пока половина дома пребывала в состоянии разрухи, то на другой, пригодной для жизни, не умевший долго оставаться в одиночестве Анатолий Викторович собирал близких друзей, чтобы как-то разнообразить будни.

Владение алкогольной компанией, за многие годы разросшейся до размеров монополиста, сделали возможным создать себе и близким неспешную загородную жизнь. Красуцкий теперь с удовольствием и энтузиазмом занимался облагораживанием нового места, строил винный погреб, без конца лазил по лабиринтам подвалов и придирчиво изучал предложения архитекторов и дизайнеров.

Молодая жена Красуцкого, Юля, была в восторге от их загородной жизни. Она в отличие от жён друзей мужа любила уединение. Поговорив с Антониной, девушка поправила перед зеркалом светлые локоны, смахнула видимую только одной ей морщинку с высокого лба и, улыбнувшись сама себе, поспешила со второго этажа вниз. Её лёгкие шаги почти неслышно пересекали пустые комнаты, где даже не везде ещё стояла мебель. Красуцкий много раз менял решение об интерьере и никак не мог определиться со стилем всего дома в целом. Она ещё издали услышала возбуждённый голос мужа:

– А я в третий раз повторяю, что плачу деньги не за то, чтобы вы мне снесли здесь всё и построили заново. Новодел меня не интересует! Мне вас рекомендовали как надёжных исполнителей. – рявкнул обычно спокойный и добродушный Анатолий Викторович и стал напряжённо слушать ответ.

Юля вошла в кабинет и невольно залюбовалась мужчиной. В свои пятьдесят Красуцкий был подтянут, природная худощавость дополнялась постоянными тренировками и пробежками. И Анатолий Викторович был несколько склонен к лёгкому нарциссизму, поэтому всегда надевал тонкие джемпера, которые подчёркивали линии тела.

– Я вашей работой разочарован! – гаркнул он в трубку и скоро попрощался.

Посмотрев на вошедшую жену, мужчина спросил:

– Что милая?

– Уже гости начали собираться. – Юля обвила его шею руками. – Ты чего такой недовольный?

– Не бери в голову. – отстранённо ответил он девушке. – Сейчас разберусь с делами и весь в распоряжении гостей.

– Хорошо. – Юля подошла к дверям, но остановилась на пороге. – Ах да. Мне удалось всё-таки вытащить на свет божий Тоню и Лизу. Они приедут во второй половине дня.

Анатолий Викторович вскинул на неё глаза и улыбнулся:

– Чудесно. А то мне Коля звонил, говорил, что Лиза вряд ли поедет. Я надеялся и он с ними, но профессор укатил на очередной симпозиум. – Красуцкий задумался и проговорил. – Я сейчас несколько звонков сделаю и приду.

– Тебя подождать? – Юля бросила взгляд в окно, где снова на лес стала опускаться влага дождя.

– Нет. Скорее всего, я буду употреблять ругательства, которые твоя нежная душа музыканта не выдержит. Иди, милая.

Он подождал, пока жена выйдет, набрал номер телефона и помолчав сказал:

– Привет. Давай своих строителей, – выдохнул он, – я согласен на ваши цены и условия. Только я лично буду всё контролировать. – он помолчал. – Да, я сделал то, что ты просил. Иначе бы не позвонил. – он повесил трубку, раздражённо выдохнул и, подойдя к столику, уставленному бутылками и графинами, звякнул хрустальной пробкой одного из них и налил в бокал коньяк.

***

Елизавета с матерью выдвинулись из города. Дорога буквально тонула в потоках дождя. Конец лета в этом году был щедр на осеннюю непогоду. Но несмотря на ненастье и будний день, автострада жила полной жизнью. Некоторые рисковые водители сновали между ровными рядами, пытаясь выгадать несколько минут и заставляя надпочечники активно синтезировать кортизол. Остальные ехали согласно общей схеме движения. Встречные автомашины мигали фарами, предупреждая о проверках на дороге, а Елизавета в ответ слегка покачивала головой.

– Что ты им киваешь? – Антонина хмурила брови, увлечённо роясь в своей сумке.

– Заигрываю. – отшутилась Лиза.

– Ну разве они могут тебя здесь увидеть? В такой-то дождь! Ты зря тратишь свои силы. – покачала головой женщина.

– Мама, я сейчас закричу. – воскликнула Лиза.

– И нервная вон какая стала. Ладно, не злись. Я шучу. – Антонина шумно выдохнула. – Мы можем притормозить? Хочу купить воды. Что-то эти таблетки для похудения не действуют совсем.

Антонина в свои пятьдесят пять была дородной женщиной. Родив Лизу, она с тех пор вела неравную борьбу с лишним весом, но, имея мягкий покладистый характер, всё время проигрывала. Несмотря на наличие очень обеспеченного мужа, женщина всегда готовила на кухне сама и не доверяла питание своей семьи чужим людям. А с тех пор как пять лет назад Лиза снова вернулась в отчий дом после недолгой самостоятельной жизни, женщине приходилось заботиться и о дочери. А та, будучи несклонной к полноте, любила и пироги, и торты, и калорийные десерты. Поэтому Антонина постоянно только набирала килограммы. К тому же из всех возможных способов похудения она выбирала несложные. Тренировки её быстро утомляли однообразностью, диеты в принципе не рассматривались, а вот фармакология и БАДы не были утомительным обременением и воспринимались в понимании Антонины как забота о здоровье.

– Возьми в бардачке, но она тёплая и совсем несвежая.

– Вот как ты относишься к маме. – в голосе матери послышались укоризненные нотки.

– Ну, если моя мама не видит, что магазинов рядом нет… – Елизавета приоткрыла окно, и салон наполнился мягким теплом влажного воздуха. – Могу у реки остановиться.

– Продолжишь дерзить, получишь по голове зонтиком. – мать строго на неё посмотрела.

– Прости. Сейчас наверняка заправка какая-нибудь будет. – Лиза вздохнула. – Мама, а что их занесло в такую даль?

Девушка вдруг почувствовала себя уставшей, когда за окном промелькнул указатель, показывающий, что родной город остался уже в доброй сотне километров позади.