Ссора

Утром Иван сел на край постели. Нина плотнее надвинула на лицо одеяло, отгораживаясь от назойливого солнечного света.

– Я погулял с Фифой. – Голос Ивана звучал скорбно. – Не мог тебя добудиться.

– Молодец. – Буркнула Нина в подушку.

– Кушать в доме нечего. – Не меняя тона, продолжил Иван.

– У меня ж-жуб болел. – Намеренно жалостливо простонала Нина.

– Это я уже слышал. – Иван лёг и плотнее закутался в своё одеяло. – Слабо топят в доме. А тебе надо вылечить зуб и зажить нормальной жизнью.

– Я уш-ше вылеш-шила.

Пауза реакции Ивана на сообщение затянулась. Нина за эти секунды успела задремать и даже увидеть во сне летний лес и какую-то птичку на ветке…

– Не понял! – Иван надавил на плечо Нины, заставив повернуться.

– В неотлош-шку я съездила, в районную.

Отвечая, Нина на секунду приоткрыв глаза. Во рту ей что-то мешало. Она подумала, что забыла выплюнуть ватный тампон.

Небритый и усталый Иван смотрел на девушку с испугом.

– Нина… Ниночка, у каких костоломов ты была? – В его голосе слышался ужас.

Сев в кровати, Нина потрогала щёку. Правая щека жила самостоятельной жизнью сантиметра на три отставая от родного лица. Значит, это не тампон мешался, значит, начался абсцесс.

– Кштати, а где ты был ношью? – Прошепелявила Нина.

– На работе, Нина. Я же тебе говорил.

– Когда?

– В два часа ночи. Ты, правда, делала вид, что спала. Позвонила Эсфирь, срочно вызвала к твоему дальнему дяде Кириллу Дмитриевичу, у него разнесло всю десну от флюса. Тоже, как и некоторые идиотки, ждал до последнего, а ещё крупный бизнесмен!

Сморщившись, Нина посмотрела на Гену.

– Ты выдрал ему капиталиштишеский клык?

– Полтора часа на него убил, зато он теперь как огурчик и зуб в сохранности. Ну-ка, покажи…

Нина легла обратно в кровать и отвернулась к стене. Иван не отставал.

– Покажи.

– Нет.

– Почему?

– Штесняюсь.

– Меня? – Иван часто заморгал, не понимая сути дела. – Ты забыла? Мы с тобою в ванной вместе моемся, не говоря уже об остальном.

Нине не хотелось отвечать, ей хотелось спать.

– Нина, признайся в самом страшном… Ты удалила зуб?

Объясняться не хотелось, и Ниночка накрылась одеялом с головой. Через секунду Иван содрал с неё одеяло.

– Ты… безголовая… открой рот.

– Ваня, не надо. Мне больно… удалила. Ражожлилась на тебя, думала – ты жагулял…

– Нет, ну… слов не хватает. Идиотка! – Закричал Иван. – А я ещё думал сделать тебе предложение выйти замуж.

Вбежавшая в спальню Фифа вскочила на кровать и, прижавшись к Нине, принялась громко тявкать, защищая Хозяйку.

– Перестань кричать, у меня ш-шелюсть болит, и горло, и ухо… – Нина гладила собаку. – Пош-шалуйста.

Но Иван не перестал. Он полчаса бубнил про этику семейную и врачебную, обзывал Нину разными словами, намекая на её неполноценность вообще, и как гражданской жены в частности.

Когда Нина встала, прихватила Фифу и побрела в ванную, он ещё не понял, что происходит. Когда она оделась и побросала в спортивную сумку нижнее бельё, телефон, планшет и несколько тёплых вещей, он уже подустал от собственных нотаций и начал догадываться, что, может быть, переборщил. Когда же одетая в джинсы и свитер Нина с перекошенной щекой начала одевать в прихожей сапоги, он вышел за ней растерянным.

Добило то, как легко Фифа вскочила на руки Нины и спряталась на её груди, под дублёнку.

Застёгиваясь у входной двери, Нина набрала телефон.

– Сил моих больш-ше нет жить ш-ш тобой, жанудой… Алло, Эльза, это Нина. У меня флюш, температура и Ваня. Мне нуш-жен больничный на пять дней. Я жавтра пережвоню.

– И куда же ты? – Стал заново злиться Иван. – Куда собралась?

– К ш-шёрту на рога, от тебя подалш-ше. Не нуж-жна я тебе, не замечаеш-шь.

– А-а… – Иван смотрел, как Нина повязывает сверху оранжевой дублёнки длинный шарф, купленный ими в Измайлово на выставке прикладных изделий. – А Фифа? – Возмутился он. – Как я объясню Евсеевне, куда делась её собака?

Сглотнув тяжелый комок слёз и обиды, Аля почувствовал облегчение и вполне внятно пояснила:

– Ты, Ваня, шамый правильный из нас, найдёшь выход. А Фифа не её ш-шобака, а моя. Да, моя девочка?

Высунувшись из дублёнки, Фифа ласково лизнула Нину в подбородок.

– А маме с бабушкой как я объясню твой отъезд?

– Передавай привет. – Нина отпирала замки. – И я тебе не ж-жена.

И только Иван подумал, что с абсцессом на десне, не дай Бог, затрагивающим лицевые мышцы, на холод выходить нельзя, как за Ниной захлопнулась входная дверь.

Постояв в опустевшем коридоре, он неохотно переоделся из тапок в ботинки и, накинув тёплую куртку, вышел из квартиры.

На улице было пять градусов мороза. Нина, как ожидал Иван, не сидела у подъезда. В момент появления его на свежем воздухе, она садилась в пойманную машину, прикрывая щёку шарфом и целуя Фифу. Иван хотел крикнуть что-нибудь извиняющееся, но машина отъехала…

Итак, он не поговорил с Ниной, спровоцировал ссору, остался без собаки и к тому же скоро ему нужно быть обратно в клинике. Часы приёма никто не отменял.

Заозёрск. Людмила Дмитриевна

Вставать в шесть часов утра, если тебе на работу к двенадцати – себя не любить. Но именно из-за любви к себе Людмила Дмитриевна ежеутренне надевала спортивный костюм, даже если был небольшой морозец, кроссовки, вставляла в уши наушники и бежала под бодрую музыку по краю городского парка на бульвар Станкостроителей, к не работающему лет тридцать фонтану. Около него она делала три прихлопа два притопа, наклонялась в стороны и дышала свежим воздухом.

В восемь Людмила всегда забиралась в ванную. Туда она брала почитать что-нибудь лёгкое: триллер или мистический ужастик в виде книги, раньше лежала с планшетником, но два из них утопила. Волнительное – философские эссе или любовные романы, она читала только на работе.

Сегодня с девяти часов начал названивать домашний телефон. Искусственный голос определителя номера старательно называл цифры звонящего. Сразу же затрезвонил сотовый, не меньше двадцати раз. Людмила выругалась, пытаясь не морщиться в стягивающей омолаживающей маске.

Звонки повторялись каждые полчаса. Открыв холодильник, она достала бутылку красного вина, налила половину и выпила. На третьем, особенно длинном призыве, в белом банном халате, с тюрбаном полотенца на голове, Людмила включила телефон. В этот момент она как раз наливала себе первый бокал красного лёгкого вина в прозрачный бокал на длинной ножке.

– Алло.

– Тётя Людмила!

– Андрей, я просила тебя…

– Мне очень-очень нужен порошок…

– Иди ты лесом, Андрюша! Я знать ничего не знаю, и не подставляй ты меня, будь человеком.

– Помоги, тёть Люд.

– А как? – Людмила добавила для убедительности дрожания в голос. – Я же тебя предупреждала, заранее беспокоилась…

Пришлось отставить трубку подальше от уха, Андрей орал насколько он, мягко говоря, равнодушен к беспокойству тётушки о его судьбе и к чужим советам.

Людмила не стала класть трубку, выпила немного вина и переждала, пока Андрей выдохнется и резко добавила:

– Всё сказал? Тогда имей терпение послушать меня тридцать секунд. Это не богоугодное дело – продавать исцеляющий порошок, его можно только жертвовать, и я не собираюсь тебе помогать. Хватит!

Телефон отключился на середине фразы. Людмила отложила сотовый. От резкого звонка в дверь дрогнул рука, и красное вино пролилось на белый махровый халат.

На лестничной площадке стояла компания, надоевшая Людмиле за три дня до колик в желудке. Толстый пятидесятилетний дядька – бригадир ремонтников и два помощничка лет по двадцать пять, киргизы или таджики из села, даже не отмеченного на карте.

О себе самом Виталий Петрович говорил с уважением: «Я из-под Саранска, Мордва». Люди с четвёркой по географии думали о скромности человека, так смело говорившего о своей выдающейся морде. Щёки его были видны со спины, приближаясь к ширине плеч. И это при росте в метр семьдесят.

Но на фоне «подчинённых» он выглядел солидно, на полголовы выше каждого. Между собой ребята трещали постоянно на своём языке. С бригадиром они общались несколькими междометиями и пятью русскими матерными словами.

– Привет, Людмила. – Радостно поздоровался Виталий Петрович. – Рабочий день начался. Я уж не стал открывать ключами, что ты мне дала. Невдобно с утра-то. Вдруг ты голая или непричёсанная. Цени мою тактичность.

– Здравствуйте.

Людмила посторонилась, и троица ввалилась в квартиру, расстёгивая ватники и скидывая валенки. По квартире они ходили в шерстяных, убойно вонявших носках.

Все трое первым делом отправились на кухню и тут же вышли оттуда, с недоумением глядя на Людмилу.

– А где чай? – Обиженно уточнил бригадир.

– Когда же вы привыкнете? Не пью я чай! – Быстро пройдя на кухню, Людмила открыла практически пустой холодильник. – Вот! Только красное вино и минеральная вода. И вообще, я дома не готовлю, мне хватает нашего кафе.

Со скорбным видом и, не преставая ворчать, один из помощничков поднял свой ватник с пола, достал из кармана прозрачный пакет с листовым чаем и, затянув нудную песню из трёх нот, поплёлся на кухню.

В своей комнате Людмила быстро переоделась. Ехать на работу было ещё рано, но находиться в квартире со строителями она не могла. Программу их действий знала наизусть.

Первый час строители, с прихлёбом и вытиранием пота со лба, пили чай и пели священную песню с заходом в диапазон ультразвука, от которой из домов уходили мыши и тараканы.

Следующий час они стояли перед участком работы, сделанной вчера. Не важно – клали они плитку, клеили обои или красили плинтуса, осмотр начинался с ругани. Что-то подправляли и подклеивали и только после переделки начинался ремонт, который через три часа прерывался на чаепитие с прихлёбыванием, потением и пением, а затем руганью, при разборке сделанного с утра. И так весь день.

Но качество у самой странной в городе ремонтной бригады в Заозёрске считалось наилучшим.

Кафешка «Рюмка водки на столе» являлась любимым заведением трёх районов города. Работала она круглосуточно. Низкие цены, демократичная обстановка, негромкая музыка, горячие бутерброды и свежеиспечённые пирожки. Вечером подавали домашний борщ и натуральные мясные котлеты с картошкой, приготовленные тут же.

Зайдя в кафе, Людмила поздоровалась с Крошкой Мариной, ударно трудившейся за барной стойкой. «Тянула» Мариночка килограммов под сто пятьдесят, отчего на сорокалетнем симпатичном лице практически не было морщин.

С одного взгляда Людмила определила сегодняшнее ночное дежурство Крошки. Лицо говорило о недосыпе, а блеск глаз о хорошей выручке.

– Ты только на свой карман работала, или всё-таки подумала о других? – Строгим голосом пошутила Людмила.

– Да что ты, Люд, – Марина кокетливо улыбнулась. – Я же норму знаю. С вечера договорилась с Эсфирью. Сто двенадцать бутылок водки, три пакета вина и сто пятьдесят единиц закуски в общую кассу, а остальное – себе. По-божески.

– По-божески, – согласилась Людмила. – Крошка, почему полы не мытые?

– Не успела, – «наивно» заморгала плутоватыми глазами Марина. – А сейчас так ломит поясницу после ночи работы, так ломит!

В двенадцать Людмила сменила Марину и встала за стойку, на розлив алкоголя.

Из приоткрытого окна тянуло свежим весенним ветром конца марта и пахло талым снегом. Яркое солнце заливало светом небольшой зальчик кафе и на резных листьях пальм, стоящих при входе, оседала пыль.

К часу дня пришли яркая Эсфирь и томная Елена. Рабочий день потёк в привычном ритме.