© Марина Григорьевна Довгаль, 2019

ISBN 978-5-4485-8657-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Юность

Хочу нестерпимо высказаться о любимом писателе в противовес всем надуманным и предвзятым суждениям, как давешним, так и современным. О писателе непонятым современниками и нами порядком измордованным. Странное дело, к таинственности, мистицизму и передергиванию жизненных фактов гения первыми приложили руки его же биографы, а додумали уже последующие «исследователи», не жалея красок. Не буду долго жевать, и рассусоливать на эту тему, а возьмусь и выложу свой взгляд об этой личности, сформировавшийся под чтением его книг, знакомства с биографией, другой о нем литературы и размышлениями о том.

Взявшись за сей труд, я представить себе не могла чего мне будет это стоить. К тому что я знала о Гоголе, а оказалось, знала немногое, надо было добыть, подтверждающие документы того или иного события произошедшего в его жизни: голословной не хотелось быть, хотелось написать то, во что бы поверил читатель. В деле же я столкнулась с огромнейшей и, главное, разнящейся информацией наводнившей интернет. Доходило до того, что его письма перевранные и переделанные на современный лад подчас сбивали столку и шокировали статьи, где разбирались его работы на предмет психического состояния на момент написания, а частое употребление характеристик: скрытный, замкнутый, угрюмый, загадочный, противоречивый выводили из себя. Но терпение мое и усердие оправдались: были найдены подлинники писем, воспоминания очевидцев (чему я очень рада) и надежда рассказать о Гоголе более правдоподобно и создать цельный образ, представлявшийся мне с тех пор как я открыла его для себя, возросла на значительные величины. Я не ставлю перед собой задачи обличать его. Как и все мы, он тоже неидеален: в каждом да найдется ложка дегтя. А у Гоголя за значительным рядом положительных черт отрицательных столь мало, что я решила их не касаться. Я не идеализирую писателя, лишь веду рассказ, опираясь на документы. Получилось ли у меня создать образ Гоголя судить, определенно, читателю.

И так Гоголь. Не буду заострять внимание на детстве, которое прошло в небольшом помещичьем имении в деревеньке или как говорят на Украине: хуторе, а перейду сразу к приезду его в Санкт-Петербург. Хотя, как не сказать о предшествовавших тому не малозначимых событиях в его жизни: рождение (1809) в казацкой династии Гоголь-Яновских в живописном местечке Сорочинцы Полтавской губернии и проживание в среде крестьянского и панского быта с классическим мещанским укладом. Рождение братьев и сестер (6 мальчиков и 6 девочек) и смерть некоторых в младенчестве, а он болезненный и слабый, единственный ребенок мужского пола продолжит свое житие с четырьмя сестрами Марией, Анной, Елизаветой и Ольгой. Возможно, болезненная наследственность досталась ему от отца умершего в 47 лет (1825), а может быть и раннее замужество матери сказалось на здоровье детей (Известно что она вышла замуж в 14 лет). В возрасте 10 лет он был определен в училище, а в 12 – гимназию, об его пребывании в Нежинской Гимназии Высших Наук, где он проучился шесть лет, стоит рассказать подробнее, да и характер его показать оттуда.

Оторванный от дома и попавший в новую среду Гоголь показал себя неплохо. Учился достаточно, хотя слыл «учеником способным, но ленивым, дерзким и неряшливым на вид»; развивал кипучую деятельность во всех начинаниях: как в организации поэтического кружка, так и театра, умело и уверенно представляя себя в различных ролях; пристрастился к рисованию; занимался танцами и музыкой, шкодил и получал розгой за то, как и все прочие гимназисты. Внеклассная деятельность юноши, а она была бурной, никак не вяжется с угрюмостью, нелюдимостью которую приписывают Гоголю довольно часто. Употребление этих эпитетов началось Кулишом: первым биографом, не знавшим писателя лично.

Михаил Петрович Погодин, близко знавший Гоголя, по поводу книги Кулиша отметил:

«Главный недостаток, по нашему мнению, состоит в том, что автор не знал лично своего героя, и потому подле верной черты в его портрете, встречается иногда совершенно ложная».

Из чего же взялись ложные суждения? Я думаю, из тех же гоголевских писем, которые прочитав и увидев там, выше приведенные эпитеты применимые писателем к себе, не уяснив смысла с которым он применяет их, биографы обманулись и обманули читателей, поэтому приведу письма для вас без значимых сокращений, что бы вы сами все поняли и сделали правильные выводы.

Первые письма к родителям. Гоголю 13 лет:

Декабрь. 1822 год.

«Ежели угодно вамъ будетъ, чтобъ я учился танцовать и играть на скрипке и фортепiано, такъ извольте заплатить 10 рублей въ месяцъ. Я уже подписался хотевшимъ учиться на сихъ инструментахъ, также и танцованiю, но не знаю, какъ вамъ будетъ угодно.»

Октябрь. 1823 год.

«Я еще не начиналъ учиться танцовать; однако время не уйдетъ. Ежели вы только пришлете деньги черезъ Федьку, то я до Рождества еще буду уже совершенно уметь танцовать.»

22 января 1823 год.

«Скрипку и другiя присланныя вами мне вещи исправно получилъ. Извините, что я вамъ не посылаю картинъ. Вы, видно, не поняли, что я вамъ говорилъ; потому что эти картины, которыя я вамъ хочу послать, были рисованы пастельными карандашами и не могутъ никакъ дня пробыть, чтобъ не потереться, ежели сейчасъ не вставить въ рамки. И для того прошу васъ и повторяю прислать мне такой величины, какъ я вамъ писалъ. (…) Посылаю вамъ при семъ „Вестникъ Европы“ въ целости и прошу васъ покорнейше прислать мне комедiи, какъ-то: „Бедность и Благородство Души“, „Ненависть къ Людямъ и Раскаянiе“, „Богатоновъ или Провинцiалъ въ Столице“, и еще ежели какихъ можно прислать другихъ, за что я вамъ очень буду благодаренъ и возвращу въ целости. Также, ежели можете, то пришлите мне полотна и другихъ пособiй для театра. Первая пiеса у насъ будетъ представлена „Эдипъ въ Афинахъ“, трагедiя Озерова. Я думаю, дражайшiй папенька, вы не откажете мне въ удовольствiи семъ и прислать нужныя пособiя, такъ, ежели можно, прислать и сделать несколько костюмовъ, сколько можно, даже хоть и одинъ; получше, ежели бы побольше; также хоть немного денегъ. Сделайте только милость, не откажите мне въ этой просьбе. Каждый изъ насъ уже пожертвовалъ что; могъ, а я еще только. Какъ же я сыграю свою роль, о томъ я васъ извещу. Я переменился какъ въ нравственности, такъ и въ успехахъ. Ежели бы вы увидели, какъ я теперь рисую! [я говорю о себе безъ всякаго самолюбiя].»

17-го января 1824 года.

«Я теперь сделался большимъ хозяиномъ: умею различать хлеба и на каникулахъ покажу вамъ, где сено, овесъ, жито и прочее.»

Главная черта его характера открылась в Нежине и состояла в том, чтобы находиться в центре внимания, выделиться. Это было необходимостью, этого требовала его натура и это у него получалось. Обычный деревенский светловолосый паренек худощавый и болезненный был заводила в делах касаемых изящного и искусств. Это проявлялось как в театре так, в литературном кружке, где Гоголь, увлеченный современной поэзией, читал свои стихи и первую прозу «Нечто о Нежине или дуракам закон не писан» (изобразив в ней лица населявших Нежин сословий), слушал прочее, спорил и боготворил Пушкина. О своих театральных успехах он пишет матери:

1827-го года, февраля 26. Нежинъ.

«Посмотрите же, какъ я повеселился. Вы знаете, какой я охотникъ до всего радостнаго. Вы одне только видели, что подъ видомъ иногда для другихъ холоднымъ, угрюмымъ, таилось кипучее желанiе веселости, и часто, въ часы задумчивости, когда другимъ казался я печальнымъ, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывалъ науку счастливой, веселой жизни, удивляяся, какъ люди, жадные до счастья, немедленно убегаютъ его, встретившись съ нимъ. (…) Ежели объ чемъ я теперь думаю, такъ это все о будущей жизни моей. Во сне и на яву мне грезится Петербургъ, съ нимъ вместе и служба государству. (…) Масленицу, всю неделю, мы провели такъ, что желаю всякому ее провесть, какъ мы: всю неделю веселились безъ устали. Четыре дня съ ряду былъ у насъ театръ, и, къ чести нашей, признали единогласно, что изъ провинцiальныхъ театровъ ни одинъ не годится противъ нашего. Правда, играли все прекрасно. Две французскiя пiесы, соч. Мольера и Флорiана, одну немецкую, соч. Коцебу; русскiя: «Недоросль», соч. Фонъ-Визина; «Неудачный Примиритель», Княжнина; «Лукавинъ», Писарева, и «Береговое Право», соч. Коцебу. Декорацiи были отличныя, освещенiе великолепное, посетителей много, и всё прiезжiе, и все съ отличнымъ вкусомъ. Музыка тоже состояла изъ нашихъ: восемнадцать увертюръ Россини, Вебера и другихъ были разыграны превосходно. Короче сказать, я не помню для себя никогда такого праздника, какой провелъ теперь. Дай Богъ, чтобъ вы провели его еще веселее. (…) Позвольте васъ, почтеннейшая маминька, потрудить одною просьбою: сделайте милость, пришлите мне холста самаго толстаго штуки две и, ежели можно, более. Намъ необходимо нуженъ. Вы этимъ много, много одолжите меня. А до того остаюсь съ сыновнимъ почтенiемъ и самою жаркою преданностью и любовью, остаюсь навсегда послушнейшимъ сыномъ «Николаемъ Гоголемъ.»

Не только друзья: вся гимназия от учащихся и до преподавателей признавали его таланты, особенно театральные: комедийного характера и он весело их представлял на сцене и в классах, подшучивая над учителями, за что и получал. К примеру, из воспоминаний друга Данилевского:

«На вопрос учителя:

– Что последовало после смерти Александра Македонского?

Гоголь ответил:

– Похороны.

Чем вызвал бурный хохот учащихся и гнев учителя».

Рассказывая о Гоголе нельзя обойти вниманием школьных друзей, которых было несколько и связь с ними, он поддерживал вплоть до самой смерти. Перечень друзей мной предъявлен не полностью, лишь близкие.

Сосед и друг детства Александр Данилевский (1809—1888), который сопровождал Гоголя в Петербург. В Петербурге он поступает в школу гвардейских прапорщиков и в большей степени живет на доход родительского имения. После смерти матери возвращается домой и занимает должность директора гимназий в Полтавской губернии.

Так же Высоцкий Герасим (1804—1870), закончивший гимназию двумя годами раньше Гоголя. Информации об этом человеке мала. Известно, что он уехал в Петербург после учебы, устроился на службу, но ничего там не добился и вернулся в свое поместье в Полтавской губернии. Информации о продолжении дружественных отношений с появлением Гоголь в Петербурге не найдено, видимо Высоцкого к тому времени в городе не было.

Николай Прокопович (1810—1857), страсть к театру, которого сблизила с Гоголем. Они сочиняли вместе сценки, репетировали и давали спектакли. Прокопович не уступал в актерстве Гоголю. Он превосходно играл трагические роли, а Гоголю лучше давались роли комические. Прокопович закончив гимназию, спешит к Гоголю в Питер, где вливается в семью «одноборщевников» и в складчину они едят не только борщи, но и снимают жилье. Прокопович проявил талант в поэзии, но своего стиля не открыл: остался под воздействием поэзии Пушкина и Жуковского.

Константин Базили (1809—1884) – востоковед, путешественник, русский дипломат греческого происхождения являлся российским консулом в Сирии и Палестине. В бейрутском доме Базили останавливался во время путешествия в Иерусалим Гоголь. Он написал ряд работ на исторические и политические темы, где «Сирия и Палестина под турецким правительством» занимает особое место.

Нестор Кукольник (1809—1868) 1825 году выпущенный из гимназии за вольнодумство. В 1831 году приезжает в Петербург, где занимается писательством прозы, стихов и пьес; оставался с Гоголем в переписке до его смерти. На его стихи написано 27 романсов и в том числе Глинкой: «Жаворонок» и «Попутная песня». Имел свой стиль, развивал в русской литературе историко-биографический и любовно-авантюрный жанры.

Помимо страсти к театру у Гоголя в стенах гимназии возникло новое увлечение – журналистика.

Тайно от товарищей: по ночам он готовил к изданию журнал под названием «Звезда». «Над своим детищем он хлопотал долго и старательно, писал стихи и статьи, раскрашивал обложку на подобие печатной. Тайна открывалась первого числа месяца: «журнал «Звезда» выходил в свет, а «издатель» брал иногда на себя труд читать вслух», из воспоминаний Данилевского.

Именно тогда к Гоголю пристала кличка «таинственный Карло», потому что несмотря на просьбу друзей раскрыть тайну занятий, мальчик, готовящий сюрприз, демонстративно прятал что-то, стоило застать его за этим занятием. Не только в игре с издательством проявлялась гоголевская, так называемая скрытность или таинственность: он любил делать сюрпризы, готовился к ним и радовался произведенному эффекту, эту черту он проявил и дальнейшей жизни, с удовольствием читая свои новые работы в литературных салонах.

О своих успехах в поэзии юноша пишет матери восторженно и гордо:

От 23-го ноября, 1826г.

«Думаю, удивитесь вы успехамъ моимъ, которыхъ доказательства вручу лично вамъ. Сочиненiй моихъ вы не узнаете: новый переворотъ настигнулъ ихъ; родъ ихъ теперь совершенно особенный. Радъ буду, весьма радъ, когда принесу вамъ удовольствiе».

Он был умен, легок и остер на язык, быстр в действии, добр и как никто глазаст к окружению. К концу своего обучения юноша становится серьезнее и, готовя себя к намеченной цели, то бишь к «служению государеву» принимается самостоятельно изучать языки, читает новую, только появившуюся литературы и классиков.

26 января 1827 год.

Благодарю васъ за присылку денегъ, такъ же и почтеннейшаго дедушку. Въ это время оне бываютъ мне очень нужны. Мой планъ жизни теперь удивительно строгъ и точенъ во всехъ отношенiяхъ; каждая копейка теперь имеетъ у меня место. Я отказываю себе даже въ самыхъ крайнихъ нуждахъ, съ темъ чтобы иметь хотя малейшую возможность поддержать себя въ такомъ состоянiи, въ какомъ нахожусь, чтобы иметь возможность удовлетворить моей жажде видеть и чувствовать прекрасное. Для негото я съ трудомъ величайшимъ собираю годовое свое жалованье, откладывая малую часть на нужнейшiя издержки. За Шиллера, котораго я выписалъ изъ Лемберга, далъ я 40 рублей: деньги весьма немаловажныя по моему состоянiю, но я награжденъ съ излишкомъ и теперь несколько часовъ въ день провожу съ величайшею прiятностью. Не забываю также и русскихъ и выписываю что; только выходитъ самаго отличнаго. Разумеется, что я ограничиваюсь однимъ только чемъ-либо; въ целые полъ-года я не прiобретаю более одной книжки, и это меня крушитъ чрезвычайно. Удивительно, какъ сильно можетъ быть влеченiе къ хорошему. Иногда читаю объявленiе о выходе въ светъ творенiя прекраснаго; сильно бьется сердце и съ тяжкимъ вздохомъ роняю изъ рукъ газетный листокъ объявленiя, вспомня невозможность иметь его. Мечтанiе достать его смущаетъ сонъ мой, и въ это время полученiю денегъ я радуюсь более самаго жаркаго корыстолюбца. Не знаю, что; бы было со мною, ежелибы я еще не могъ чувствовать отъ этого радости; я бы умеръ отъ тоски и скуки. (…) Давно ли я прiехалъ съ Рождества? а уже трехъ месяцевъ какъ не бывало. Половина времени до каникулъ утекла; еще половина, и я опять съ вами, опять увижу васъ и снова развеселюсь во всю ивановскую. Не могу надивиться, какъ весела, какъ разнообразна жизнь наша. Одно имя каникулъ приводитъ меня въ восхищенiе. Какъ-бы то ни было, но целый годъ бывши какъ-будто въ заключенiи и въ одно мгновенiе ока увидеть всехъ родныхъ, все близкое сердцу… очаровательно! До следующей почты.

Любящiй васъ более всего въ мiре сынъ вашъ Николай Гоголь.

В конце 1827 года он писал к матери:

«Я теперь совершенный затворникъ въ своихъ занятiяхъ. Целый день съ утра до вечера ни одна праздная минута не прерываетъ моихъ глубокихъ занятiй. Объ потерянномъ времени жалеть нечего; нужно стараться вознаградить его; и въ короткiе эти полъ-года я хочу произвесть и произведу (я всегда достигалъ своихъ намеренiй) вдвое более, нежели во все время моего здесь пребыванiя, нежели въ целые шесть летъ. Мало я имею къ тому пособiй, особливо при большомъ недостатке въ нашемъ состоянiи. На первый только случай, къ новому году только, мне нужно по крайней мере выслать 60 рублей на учебныя для меня книги, при которыхъ я еще буду терпеть недостатокъ. Но при неусыпности, при моемъ железномъ терпенiи, я надеюсь положить съ ними начало по крайней мере, котораго уже невозможно бы было сдвинуть, начало великаго предначертаннаго мною зданiя. Все это время я занимаюсь языками. Успехъ венчаетъ, слава Богу, мои начинанiя. Но это еще ничто съ предполагаемымъ: въ остальные полъ-года я положилъ себе за непременное – окончить совершенно изученiе трехъ языковъ. Мне жалко, мне горестно только, что я принужденъ васъ разстроивать и безпокоить, зная наше слишкомъ небогатое состоянiе, моими просьбами о деньгахъ, и сердце мое разрывается, когда подумаю, что я буду иметь непрiятную необходимость надоедать вамъ подобными просьбами чаще прежняго. Но, почтеннейшая маминька, вы, которая каждый часъ заставляетъ насъ удивляться высокой своей добродетели, своему великодушному самоотверженiю единственно для нашего счастiя, не старайтесь сохранять для меня именiя. Къ чему оно? Только разве на первые два или три года въ Петербурге мне будетъ нужно вспоможенiе, а тамъ… разве я не умею трудиться? разве я не имею твердаго, неколебимаго намеренiя къ достиженiю цели, съ которымъ можно будетъ все побеждать? и эти деньги, которыя вы мне будете теперь посылать, не значитъ ли это отдача въ ростъ, съ темъ, чтобъ после получить утроенный капиталъ съ великими процентами? Продайте тотъ лесъ большой, который мне назначенъ. Деньгами, вырученными за него, можно не только сделать вспоможенiе мне, но и сестре моей Машиньке. (…) Объ меньшихъ сестрахъ после подумаемъ. А вы, маминька, осчастливите меня своимъ пребыванiемъ, и, спустя какихъ-нибудь года три после своего бытiя въ Петербурге, я прiеду за вами. Вы тогда не оставите меня никогда. Тогда вы будете въ Петербурге моимъ ангеломъ-хранителемъ, и советы ваши, свято мною исполняемые, загладятъ прошлое легкомыслiе моей юности, и тогда-то я буду совершенно счастливъ.»

Мечта о Петербурге и служению отчизне приходит к Гоголю не вдруг и не ему одному: атмосфера в гимназии кипит такими юношескими идеями, как отправиться в далекий таинственный город, где собралась плеяда знаменитых поэтов и прозаиков, за которыми ученики следили, собирали в складчину деньги и выписывали вышедшие книги любимых поэтов и подражали им. Мечта Гоголя не осталась пустыми грезами: на протяжении курсов Гоголь настраивал себя, готовил к неизвестным покуда, но желаемым великим свершения во благо народа. Он не знал, что это будет и как произойдет, но был уверен, что произойдет.

П. П. Косяровскому (двоюродный дядя со стороны матери) от 3 октября 1827 года

«К тому времени, когда я возвращусь домой, может быть, судьба закинет меня в Петербург, оттуда навряд ли залечу в Малороссию. Да может быть, целый век достанется жить в Петербурге; по крайней мере такую цель я начертал уже издавна».

Скажи, дорогой читатель, есть ли в этом плохая черта и кто в юности не грезит великими свершениями? Абсолютно все по молодости, не зная жизни, строят грандиозные планы, не все только добиваются. А у Гоголя к мечтам добавлялись твердость духа, сила нестерпимая, влекомая его в неизвестность и злая, в хорошем смысле этого слова, настырность. Наметив еще в гимназии место своего поприща и ни что нибудь, а Петербург, столицу России, которую построил великий Петр Первый и жил любимый им Пушкин, он всеми силами стремился к цели. Невелика ли эта мечта для провинциального мальчишки? Велика!

С приближением окончания учебных курсов Гоголь остался один: друзья поразъехались, единственной радостью становятся письма от них.

Письмо Высоцкому в Петербург, где Гоголь изливает ему душу: 1827 годъ, м. iюнь, число 26. Нежинъ.